Свистопляска - Иоанна Хмелевская Страница 3

— А зачем? — полюбопытствовала я, терзаемая этими противоречивыми чувствами. — Зачем мне ехать именно в Морскую Крыниду?

— Потому что я там буду, — угрюмо пояснил Болек. — И сдается мне, поджидает меня там что-то на редкость паскудное. Не спрашивайте, что именно, я и сам не знаю. Пока только нутром чую.

— И что тебе твое нутро подсказывает? Во что ты влип на сей раз?

— С виду во вполне легальное дело. Да я пани рассказывал о нем. Помните, пару недель назад?

Я поднапряглась и вспомнила. Действительно, недели три назад Болек хвастался, что устроился на очень выгодную работу в крупную фармацевтическую фирму — то ли посредником, то ли распространителем, причем на таких невероятно выгодных условиях, что у меня сразу же закрались подозрения. Подозрения весьма туманные и неопределенные. Признаюсь, для них не было никаких рациональных оснований, разве что фатальная невезучесть Болека. Я уже давно заметила: чем выше он кого-то или что-то оценивал, чем великолепнее представлялось ему какое-либо начинание, чем больше он чем-то или кем-то восхищался, тем ничтожнее оказывался конечный итог. Вот и в данном случае я подумала.., да нет, подумала — слишком сильно сказано, просто промелькнуло в голове весьма туманное предположение о том, что эта фармацевтическая якобы солидная фирма окажется на самом деле чистым надувательством, продает никуда не годные лекарства или ещё что, а когда её выведут на чистую воду, вся вина падет на бедного распространителя.

— Это не лекарства, а специальная лечебная косметика, — с воодушевлением рассказывал мне Болек три недели назад. — Например, потрясный крем от прыщей, он же моментально заживляет ожоги и при этом ещё придает свежесть и эластичность коже. Или, к примеру, зубная паста — средство против кариеса и одновременно снимает с зубов самый застарелый зубной камень. Или шампунь от перхоти — у лысого волосы вырастают! Представляете! Я-то не очень в этом разбираюсь, пани наверняка лучше меня понимает.

Я действительно понимала лучше, потому и не испытывала энтузиазма. Тем не менее Болек приступил к работе, и вот теперь оказывается, что она совсем не такая, какой представлялась раньше.

— Ну? — подгоняла я Болека. — Помню, что ты рассказывал. Так что же произошло?

— Да я и сам не могу понять, что именно. Вот и хочу, чтобы пани помогла. Появился босс, и что-то он крутит... Понять пока ничего нельзя, надеюсь разобраться в Морской Крынице. И тут мне пани очень бы пригодилась.

— Да какая тебе от меня помощь?

— Пока не знаю, мало ли, может, просто как свидетель. А вдруг какой опасный поворот? Вы не трусиха...

— А в Морской Крынице будут шастать привидения? Ты и в самом деле ничего толком не можешь сказать?

— Не могу. И не потому, что не хочу, сам пока ничего не понимаю. Только вот нутром чую — мне грозит опасность. На всякий случай, там, у моря, мы незнакомы...

Непонятная опасность не могла не встревожить меня, я тоже нутром почуяла нежелание вмешиваться в это дело, но море манило. Я не знала, на что решиться, колебалась, Болек уговаривал, особенно напирая на грозящую ему опасность со стороны вредного босса. И наконец пошел с козырной: там, в Крынице, чует он, перед ним открываются две противоположные возможности — или большие деньги, или небольшой могильный холмик.

Эти контрастные возможности заставили меня наконец капитулировать, я решилась ехать к морю, из-за чего и заварилась вся последующая каша.

Поскольку я не имела представления, что ждет меня в Крынице, решила не афишировать своего пребывания там, не поднимать шума, жизнь вести уединенную, во всяком случае на первых порах, пока не разберусь, что к чему. Однако уже одного Зигмуся хватило, чтобы нарушить это благоразумное решение, что уж говорить о знакомом покойнике! Полиции я призналась, что с Гавелом была знакома, и, если выяснится, что умер он не сам по себе, наверняка меня в покое не оставят. Во мне вдруг заговорил внутренний голос, настоятельно повторяя — тут что-то не в порядке. Холера! Если уж заговорил, мог бы и конкретно сказать — что именно. Нет, мне просто необходимо обдумать все в тишине и спокойствии.

Судьба распорядилась иначе, мне не повезло. Запирая на ключ свою дверь, я почувствовала, как меня схватили в объятия, и голос Зигмуся произнес с радостным удовлетворением:

— Ну, ну, ну! Теперь не сбежишь! Ищу-ищу, нигде тебя нет. Куда-куда запропастилась? Давно хочу показать тебе свое эссе-эссе, знать твое мнение-мнение, знаешь ведь, как я его ценю. Отпирай дверь, возвращаемся к тебе-тебе!

Как же, разбежалась!

Никакие просьбы, никакие доводы на Зигмуся не действовали, это я хорошо знала, требовалось в считанные доли секунды выдумать нечто экстраординарное. У меня схватило живот и я мчусь в аптеку? Только что выловила в голове вшей и бегу за керосином? Только что обнаружила.., что же такое я обнаружила, чтобы подействовало даже на Зигмуся? Крысу? Скунса? О, таракана!

— Невозможно! — решительно заявила я, вырываясь из объятий кузена и очень надеясь, что хозяйка меня не услышит. — Представляешь, только что обнаружила в ванной таракана, пришлось нафукать арабским хлорофосом, теперь до вечера не могу войти в квартиру. Надеюсь, на таракана подействует, окно в комнате я оставила открытым, до вечера проветрится. Так что пойдем куда-нибудь в другое место.

— Ко мне, ко мне! — обрадовался Зигмусь.

— Знаешь, после этого арабского таракана.., то есть, того, арабской вонючки, мне бы хотелось побыть на свежем воздухе.

Вопросы здоровья всегда стояли для Зигмуся на первом месте. Забота о здоровье любимой женщины заставила его выпустить эту женщину из объятий, чем я поспешила воспользоваться, и теперь мне оставалось лишь соблюдать образовавшуюся между нами дистанцию.

— Кислород! — выкрикивал Зигмусь, поспешая за мной на улицу. — Ты права-права, укрепить ткани бронхов новой порцией кислорода, дыши глубже-глубже, и все будет в порядке-порядке.

Оказавшись на улице, я вдохнула полной грудью свежий морской воздух — сама по себе, а вовсе не под воздействием Зигмуся — и почувствовала, как зверски хочется есть. Ну точно, таков уж мой дурацкий организм, всегда вечером хочется есть, знаю же, что вредно наедаться на ночь, но поделать с собой ничего не могу. Возможно, на сей раз я и пересилила бы себя, если бы не Зигмусь.

— Знаешь, я бы поела, — заявила я, не успев подумать, что не следовало этого говорить. — На ужин не пошла из-за гостя...

Прикусила язык, да поздно. Зигмусь вцепился в меня, по своему обыкновению, как репей в собачий хвост. Ему непременно требовалось знать, что за гость у меня был. Врать не хотелось, да и опасно:

Зигмусь со своей настырностью непременно сам бы обо всем узнал и вывел меня на чистую воду.

— Так получилось, — неохотно сказала я, — что скоропостижно скончался один из моих знакомых. Его сын приехал, пришлось поговорить с ним.