Соль с Жеваховой горы - Ирина Лобусова Страница 3

– Трое к заднему входу, двое за конюшни, – отчетливо прозвучал властный мужской голос, – окружить дом!

– Гнедок, тихо… – весь дрожа, Гриша обнял жеребенка, поцеловал в шею, – я скоро вернусь. Тихо.

И, положив остатки пряника в ясли, бросился бежать обратно, через сени, в дом. Предупредить родителей! Почему эти люди с оружием окружают дом? Кто они такие? Гриша бежал так быстро, как только мог!

Но было поздно. Он был уже рядом с кухней, когда вдруг пронзительно и отчетливо до него донесся громкий крик мамы, встревоженный голос отца. Затем – грохот, как будто в гостиной переворачивали мебель. Стараясь не дышать, Гриша прокрался ближе к гостиной.

В комнате было полно людей в черных тулупах. Они выворачивали на середину мебель. Мама сидела в кресле, руки ее были связаны. Двое держали под руки отца. Лицо его было окровавлено. Из разбитой губы капала кровь, стекая на грудь. Он выглядел страшно.

– Как открыть сейф? Говори по-хорошему, сволочь! – Перед отцом стоял высокий лысый человек. Он обернулся к двери, и Гриша отчетливо разглядел его лицо. Под глазами этого страшного человека были черные точки наколок. Гриша никогда такого не видел. Это страшное лицо врезалось в его память ужасающим знаком беды.

– Притащить щенков… всех, – скомандовал он. Шестеро бандитов стали подниматься по лестнице вверх.

Сверху донесся страшный, отчаянный крик Анны. В этом звуке было столько муки, что Гриша едва не умер от ужаса. Взмыв кверху, этот крик раненой птицы, умирающей от горя и боли, заполонил все пространство, разорвал весь знакомый, уютный, счастливый Гришин мир. Он никогда не думал, что Анна может так кричать. Затем раздался выстрел.

Бандиты стали спускаться с лестницы, таща перед собой дрожащих, перепуганных малышей. Вскоре все они были в гостиной – старший брат Вольдемар, маленький Коля и две сестрички. Анны не было.

– Что за шум? – Тип с наколками, который явно был главарем, обернулся к ним.

– Девчонку эту, сучку, пришлось пристрелить, – сказал один из них, прижимая ладонь к окровавленной щеке, из которой сочилась кровь, – мы поразвлечься немного хотели… А она кинулась, как кошка.

Со страшным криком мама вскочила с кресла и, вытянув руки вперед, бросилась к главарю. Дальше все произошло стремительно. Подняв наган, он ударил тяжелой ручкой несколько раз прямо по ее лицу. Захлебываясь кровью, мама упала к его ногам. И осталась лежать так, неподвижно застыв. Из-под ее головы расплывалось темное пятно крови. Дети заплакали. Отец рванулся из рук бандитов:

– Я отдам! Все отдам! Все деньги, золото! Не трогайте мою семью!

– Конечно, отдашь, сука, – усмехнулся главарь.

И направился к выходу из комнаты. На пороге он обернулся к двоим своим людям и произнес вполголоса:

– Когда все отдаст, пристрелить всех. И сучат тоже. Суки зажравшиеся! Дом и конюшни сжечь!

Позвать на помощь! Позвать хоть кого-то! Вжавшись в стену, Гриша двинулся назад. Ужас, парализовавший его поначалу, отступил куда-то в безграничную пропасть. И Гриша двигался вперед. Позвать на помощь! Не дать им это сделать! К счастью, бандиты разошлись по дому, и в коридоре за гостиной, ведущему к кухне, не было никого.

Бандиты грабили дом. Шум, грохот переворачиваемой мебели, звон разбитых зеркал, посуды… Они забирали все, что могли унести с собой.

В отражении небольшого зеркала в коридоре Гриша увидел бородатую рожу в крестьянской шапке, лихо сдвинутой набекрень. Бандит спускался по лестнице, таща перед собой огромный тюк. В бархатную бордовую скатерть были завернуты какие-то вещи, какие-то предметы… Гриша разглядел край бронзового подсвечника, всегда стоявшего наверху. Он был засунут в ворох тряпья. Бывшая роскошная обстановка… Признак зажиточного, богатого дома… И ради этого теперь убивали его семью…

Добравшись до сеней, Гриша раскрыл окно. Подставил табуретку и вывалился наружу. Он упал в мягкий сугроб. Холод впился в его голые ноги, в тело. Но мальчик не чувствовал ничего. Он помчался изо всех сил вперед, к улице, уже видневшейся вдали.

Впереди показалась группа каких-то людей. Увидев их, Гриша стал кричать:

– Помогите! На помощь! Помогите!…

– Это что еще за щенок? – несколько человек из группы развернули коней, бросились наперерез ему.

Бандиты! Это были бандиты! Гриша бросился в другую сторону, петляя по снегу. Теперь он бежал к лесу, пытаясь укрыться там.

Над конюшнями показался столб черного дыма, из которого вдруг вырвался ослепительный сноп пламени. Раздалось страшное ржание лошадей.

– Гнедок! – Грише казалось, что у него остановилось сердце. Конюшни были заперты изнутри, и лошадям предстояло сгореть заживо в этой жуткой лавине огня. И Гнедок, его Гнедок был в этом жутком кошмаре, где крики лошадей были так похожи на предсмертные вопли людей!

Гриша остановился. В тот же самый момент к нему подлетел черный всадник на лошади и, размахнувшись, ткнул мальчика саблей в живот. Раскинув руки, обливаясь кровью, он упал в снег…

После ночного веселья. Девица-воровка. Предложение Мишки Няги. Разгром борделя. Убийство контрабандистов

Теплые лучи раннего рассветного солнца проникли сквозь плотную занавеску, край которой защемило оконной рамой, и осветили картину ужасающего разгрома. Комната выглядела так, словно по ней пронесся вихрь.

Стол посередине был перевернут, и под ним валялись осколки разбитой посуды, остатки еды, вывалившиеся прямо на роскошный бухарский ковер. Пустые бутылки из-под шампанского и водки были выстроены в настоящую батарею. Удивительным образом поставленная в два ряда, батарея эта выглядела бы устрашающей, если б не смотрелась так омерзительно.

Недалеко от ковра, прямо на полу, была разбросана целая куча каких-то вещей, причем кирзовые сапоги валялись поверх крахмальной белой сорочки. Дверцы шкафов были открыты, и из них тоже вывалились вещи. Кресла перевернуты. Словом, было ясно – здесь происходила либо свинская оргия, либо настоящее побоище.

В глубине комнаты, у стены, стояла огромная кровать, украшенная пышным бархатным балдахином зеленого цвета, немного потускневшим от пыли. Пышность и роскошь кровати вызывали в памяти царские времена и величественные дворцы. Такой роскошный предмет обстановки смотрелся странно. В этой нелепой комнате, где царил столь свинский беспорядок, кровать была застелена тоже не лучшим образом. Измятые простыни свешивались до самого пола. Они были очень грязны – на них виднелись обильные пятна от вина и жирной еды. Покрывало также было измято и отброшено в угол. Подушки валялись в хаотичном беспорядке возле стола между осколками разбитой посуды и разбросанной едой.