Дни прощаний - Джефф Зентнер Страница 3

На спинку скамьи передо мной опускается муха и принимается потирать задние лапки. Эта муха жива, а Блейка больше нет на свете. Мир вокруг переполняет пульсирующая, гудящая жизнь. И только в деревянном гробу посреди церкви ее нет. Там все совершенно неподвижно. А причиной этой неподвижности стало мое абсолютно банальное, рутинное действие, обычная смс-ка друзьям. Человеческий эквивалент мухи, потирающей задние лапки. Это то, что мы обычно делаем. И это никак не должно было убить трех моих лучших друзей.

Нана Бетси, хромая, ковыляет к кафедре проповедника, чтобы произнести надгробную речь. У нее больные колени. Она долго собирается с духом. В ее руках ничего нет, словно она намеревается произнести то, что у нее на душе. И судя по ее выражению лица, она не знает, с чего начать.

Я стараюсь затаить дыхание, чтобы не нарушить тишину, повисшую вокруг. Во рту пересохло, а голова начинает раскалываться от боли. Горло саднит, словно там что-то застряло. Шаткая стена, которую я выстроил – которую каждый из нас выстроил, чтобы защитить окружающих от проявлений своей скорби, – начинает рассыпаться в прах.

Наконец Нана Бетси откашливается и начинает говорить.

– Жизнь Блейка не всегда была легкой. Но он жил радостно. Любил свою семью. Любил друзей. И они любили его.

И вот стена рушится и наружу выплескивается бурлящее серое море. Я упираюсь локтями в колени и закрываю лицо ладонями. Прижимаю ладони к глазам, и горячие слезы сочатся сквозь пальцы. Я дрожу. Джесмин кладет руку мне на плечо. Наконец боль в горле стихает, словно вскрылся нарыв, полный слез.

– Блейк был веселым, – говорит Нана Бетси. – Если вы были знакомы с ним, то наверняка он не раз смешил вас.

Слезы стекают по запястьям и пропитывают манжеты рубашки. Они капают на голубой ковер с белыми пятнами. На какой-то миг я думаю обо всех местах, где оставил крупицу себя. Теперь крошечная часть этой церкви хранит мои слезы. Возможно, после моей смерти можно было бы вырезать кусок ковра и извлечь мою ДНК из впитавшихся в него слез, а затем воскресить меня. Возможно, именно в этом и будет заключаться воскресение из мертвых.

– Вспоминайте о нем каждый раз, когда кто-то заставит вас смеяться. Вспоминайте о нем каждый раз, когда сами рассмешите кого-то. Вспоминайте о нем каждый раз, когда услышите чей-то смех.

Я глубоко вздыхаю, и воздух со свистом и дрожью врывается в легкие. Возможно, звук чересчур громкий, но мне плевать. Я специально сел в самом конце, и по крайней мере никто не оборачивается, чтобы взглянуть на меня.

– Я с нетерпением жду дня, когда снова увижу его и обниму. А до тех пор верю, что он будет сидеть у ног нашего Спасителя. – Она умолкает, чтобы собраться с силами и закончить свою речь. – И, возможно, он смешит и Иисуса. Спасибо всем, что пришли. Для Блейка это многое бы значило.

Поминальная служба завершается. Я встаю, чтобы нести гроб. На похоронах Марса и Эли меня никто не просил нести гроб.

Джесмин дотрагивается до моей руки.

– Эй… Хочешь поехать на кладбище?

Я благодарно киваю ей и прихожу в себя. Словно очнулся от одного из тех кошмаров, когда ты плачешь и просыпаешься на подушке, мокрой от слез. Твое горе подобно зверю, бесформенному существу, наслаждающемуся безумием кошмаров. Проснувшись, ты не можешь вспомнить, из-за чего плакал. Или вспоминаешь, что плакал, потому что тебе предлагали шанс на искупление. И понимая, что это всего лишь сон, продолжаешь плакать, потому что надежда на искупление – это еще одна твоя потеря. А ты устал от потерь.

Я помог донести гроб Блейка до катафалка. Он весил тысячу фунтов. Я помню, учитель естествознания как-то спросил: «Что весит больше, фунт перьев или фунт свинца?». И все ответили, что фунт свинца. Но пара сотен фунтов лучшего друга и гроб не весят столько же, сколько пара сотен фунтов свинца или перьев. Этот вес гораздо больше.

* * *

От выхода из церкви до катафалка совсем близко, но в послеполуденной жаре я взмок, добравшись наконец до старого пикапа «Ниссан», принадлежащего Джесмин.

– Прости, кондиционер не работает, – говорит она, смахивая нотные тетради с пассажирского сиденья.

– И ты не умираешь от жары, когда куда-нибудь едешь?

– А ты не можешь спросить как-нибудь по-другому?

– Ты не испытываешь ужасного дискомфорта, но не смерть в буквальном смысле этого слова, когда куда-нибудь едешь? – Я забираюсь в машину и опускаю стекло.

Большую часть пути мы едем молча, влажный и горячий воздух обдувает наши лица. Кожа на моих щеках стянута от засохшей соли слез.

В паре кварталов от кладбища Джесмин спрашивает:

– Ты в порядке?

– Да, – лгу я. Проходит несколько секунд. – Нет.

Соусная Команда.

Каждой команде друзей необходимо название. Мы были Соусной Командой.

Второй курс. Окончание учебного года не за горами, и мы в постоянном состоянии эйфории. Вечер пятницы, и мы только что побывали на выставке подержанных машин, сдаваемых напрокат, в Художественной академии Нэшвилла. Но весной, в пятницу вечером, каждый в компании трех лучших друзей, даже если бы произошла самая ужасная катастрофа, – мы все равно пребывали бы в эйфории.

И вот мы сидим в МакДональдсе и обжираемся.

– Ладно, – вдруг ни с того ни с сего заявляет Марс с набитым гамбургером ртом. – Что, если бы вам пришлось классифицировать каждое животное как собаку или кошку?

Эли рыгнул газировкой. Мы уже смеялись над вопросом, а теперь заходимся от хохота над тем, как Эли пытается вытереть «Маунтин дью» со своей футболки с принтом Wolves in the Throne Room [3], которую он носил не снимая.

Блейк хватает воздух ртом.

– О чем ты вообще говоришь?

Марс обмакивает ломтик картошки фри в мой кетчуп.

– Нет-нет, все нормально. Просто проведите классификацию. Еноты – это собаки. Опоссумы – кошки. Белки…

– Стоп, стоп, – прерывает его Эли.

– Ты болван, Марс, – заявляет Блейк. – Еноты – это определенно кошки. А опоссумы – собаки.

– Нет, подожди! – восклицает Эли. – Любое животное, которое ты не сможешь выдрессировать, – это кошка. Нельзя дрессировать енотов. Значит, кошка. Нельзя дрессировать опоссума. Тоже кошка.

– Погоди, откуда ты знаешь, что нельзя выдрессировать опоссума? – спрашивает Марс.

– Но кошку можно дрессировать, – вступаю я в разговор. – Я смотрел видео на YouTube, как кошка пользуется обычным туалетом.

Теперь все трое завывают от смеха. Едва дыша, Блейк сгибается пополам.

– Так вот чем ты обычно занимаешься дома в одиночестве – смотришь видео с писающими кошками!