Жить и сгореть в Калифорнии - Дон Уинслоу Страница 31

— Могу сказать заранее результат заключения.

— Правильно, — говорит Летти. — Случайный пожар, смерть в результате несчастного случая. Я спрашиваю его, как же могло случиться, что в легких не обнаружено дыма, а он отвечает, что это из-за перегрева воздуха.

— Перегрева воздуха? — удивляется Джек. — Он что, считает, что она уронила сигарету на водородную бомбу?

— Наверно, — говорит Летти. — Так или иначе, Эн-Джи вроде как далеко посылает Бентли. Он звонит Вэйлу — предупредить, что подъедет, но ему отвечает адвокат, заявляющий, что представляет Вэйла.

Проще простого, думает Джек.

Летти звонит Бентли, тот звонит Вэйлу, Вэйл вызывает адвоката.

— Так или иначе, — продолжает Летти, — шансы допросить Вэйла теперь сводятся к нулю. Но я полна решимости добиться этого во что бы то ни стало. И тут меня вызывает к себе мой босс. Его уже успел накрутить босс Бентли, и мой босс говорит мне: «Прости, но я еще пока не сошел с ума. У нас кишка тонка тягаться с людьми шерифа». Я лопочу что-то типа: «Пожарный инспектор тут схалтурил», а он мне: «Знаю, что схалтурил, но Бентли уже подшил заключение, где это все квалифицируется как несчастный случай, а шериф не расположен призывать к ответу своего помощника и предлагает ему сунуть заключение себе в задницу».

— Ну а дальше?

— А дальше — ничего, Джек, — говорит Летти. — Это все. Точка. В отдел особо тяжких это не переправляют, а меня командируют в службу розыска — искать двух каких-то вьетнамских подонков, чуть не с сорока приводами каждый: «Ступай и разыщи Трана и До». Будет мне уроком.

Урок этот Джо знает и сам. Он гласит: не выставляй дураками начальство.

— И ты позвонила мне, — говорит Джек.

— Бентли сказал, что ты там уже околачиваешься.

— И ты знала, что я этого дела так не оставлю.

Летти пожимает плечами:

— Он убил ее, Джек. Я знаю, что убил.

Джек берет ее руку в свои, говорит:

— Твоя сестра умерла от передозировки лекарства вкупе с алкоголем. Я видел заключение медицинского эксперта.

Летти качает головой:

— Она не пила.

Что это ты говоришь такое? — думает Джек.

Что это ты такое говоришь?

— Я имею в виду, что пить она бросила, — говорит Летти. — И давно. Примерно год назад.

Они сидят за столиком на открытой веранде «Гарпунера Генри», что возле гавани Дана-Пойнта. С их столика открывается вид на канал и бороздящие его воды парусники и рыбацкие лодки.

Джек слыхал, что желтохвостки в эту пору прут как бешеные — сами из воды прыгают, а значит, они свежие, почему он и привел ее сюда.

Летти объясняет:

— Она, видишь ли, прошла курс лечения. В хорошем месте, где они всю подноготную из тебя умеют выудить. Как будто это невесть как трудно. Так или иначе, выйдя оттуда, она завязала вчистую. И на банкетах, и вообще.

— Но, может быть, в тот вечер она дала себе волю, — говорит Джек.

— Исключено, — говорит Летти. — Она держалась, и держалась абсолютно.

Они прекращают разговор, потому что к столику подходит официантка с их заказом — тунец-желтохвостка на гриле с жареным картофелем и красными и желтыми перцами. Через минуту возле их столика вырастает Боб, хозяин заведения. Он здоровается с Джеком.

— Как сёрфинг? — спрашивает он.

— Превосходно, — говорит Джек. — Вода — трусы.

— Вот почему, думаю, нас и завалили желтохвостками.

— Вода прямо кипит от них, — говорит Джек.

— Прямо кипит, — поддакивает Боб.

— Боб, познакомься, это Летти…

— Все еще дель Рио, — говорит Летти.

— А я Боб. Как вам еда?

— Потрясающе вкусно, — говорит она.

— Ну, если что понадобится, кликните меня. — Одарив их улыбкой, он ретируется.

— Боб твой приятель? — спрашивает Летти.

— Он хороший парень.

— А он всегда подходит поглазеть, кого это ты там выбрал, чтобы трахнуть?

— Ну… Летти…

— Прости, — говорит она. — А что такое «вода — трусы»?

— Это значит, что вода такая теплая, что и специального костюма для сёрфинга не надо. Можно плавать просто в трусах.

— Значит, ты все еще плаваешь на доске? — говорит она.

— Работаю, чтобы жить, а живу, чтобы плавать на доске, — отвечает Джек и добавляет: — Океан — он чистый. Первозданный. Он первооснова.

— Ух ты! — произносит она, посмеиваясь, но без издевки. — Мы уже и до первооснов добрались!

— Океан, — объясняет Джек, — таков, какой он есть, и делает то, что делает вот уже миллионы лет, и будет это делать с тобой и после тебя. И поэтому, когда ты погружаешься в океан, ты приобщаешься к этой первозданной мощи, приобщаешься к первоосновам. И этим смываешь с себя грязь.

— Тогда повезло тебе, что океан такой большой, — говорит она.

И, посмеявшись над этой шуткой, они замолкают и некоторое время едят молча, глядя на парусники в океане, а потом, собравшись с духом, он говорит:

— Ну скажи, Летти, разве не может быть, что у нее было так скверно на душе, что она опять вспомнила о бутылке и пилюлях?

— Нет.

— Но, Летти…

Она качает головой:

— Надо ее знать!

— Так расскажи мне о ней, — говорит Джек.

Расскажи о Пам.

Она мечтала стать принцессой.

Вот что говорит ему Летти.

— Моя сестренка Пам всегда мечтала стать принцессой. Она вырезала короны из фольги и мастерила роскошные одеяния из тряпок, найденных на чердаке, и уговаривала меня возить ее в тачке, как в карете, как будто она Золушка и нам надо вернуться, пока не пробило полночь, а карета не превратилась в тыкву. Одну из тех немногих, что росли на нашем скудном огороде.

Детство наше проходило на захудалой ферме близ Перриса, где мой отчим выращивал разве что чахлый салат, жухлую кукурузу и сморщенные томаты. Росло там все очень плохо, потому что денег, чтобы подвести воду, у отчима не было. Мы держали несколько коров, овец, а одно время «папа» пытался разводить коз и перерабатывать их молоко, но оборудование для такого молочного хозяйства стоило дорого, и из этой затеи, как и из многих других его затей, ничего не вышло.

Я расту сорванцом, Пам же растет принцессой. Я хочу быть первой в учении и спорте, она же мечтает о хрустальных туфельках. Я желаю плавать и нырять, она — танцевать на балу.