Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало - Андрей Мягков Страница 31

Сергей Бельман здесь ко двору не пришёлся с самого начала, на него смотрели, как на вора: он не крал. А как известно в среде чиновников, кто не ворует — тот не ест. Или так: кто не вор — тот не наш. Бельмана не любили, побаивались, за глаза называли «жидком» и охотно расстались, когда МУР затребовал его к себе.

И вот теперь по милости Мерина ему предстояло идти в этот, как он его называл, «малинник» и что-то узнавать, выяснять, выспрашивать… Младенцу ясно: никто там ему ничего не расскажет, появление же следователя из уголовки будет воспринято, как приход за кем-то из них, и все, прикинувшись тараканами, разбегутся в разные стороны.

Был у Сергея Бельмана в бытность его работы в Отделе один более или менее надёжный приятель, с которым иногда даже удавалось откровенно поговорить, не опасаясь за последствия. Но уж больно много с тех пор лет утекло, и за всё это время они ни разу не пересеклись. Стало быть — не такой уж и приятель. Звали его Зиновий Смолин. Помнится, это был необъятных размеров увалень, неизменно весёлый, приветливый, большой любитель пива, мороженого и хорошеньких женщин. К первым двум своим пристрастиям он в течение суток прикладывался регулярно, что же до женского пола, то тут ему, увы, нередко приходилось терпеть фиаско. Дамы с ним охотно общались, от души хохотали над прибаутками и анекдотами, рассказывать которые он был большой мастак, пили за его счёт пиво, закусывали мороженым… А вот с дальнейшим дело обстояло туго. Редкая красавица соглашалась посетить его холостяцкую обитель и выпить с хозяином «чашечку кофе». Зиновий недоумевал и как-то даже поделился этим своим недоумением с Бельманом: ты, мол, такой, мягко говоря, не красавец: нос, опять же, уши торчком, а барышни у тебя под дверью в очереди стоят. Тот не обиделся, но ответил дерзко: «Да, я беру не красотой, а другим местом. А ты, Зяма, их своим животом отпугиваешь. Боятся — раздавишь». Зиновий отнёсся к критике приятеля всерьёз, месяц сидел на жесточайшей диете, не ел практически ничего, пил исключительно кипячёную воду, в результате чего лицом он осунулся до неузнаваемости, живот же, напротив, заметно подрос, так что все штаны дружно перестали на нём сходиться. Тогда Смолин нехорошими словами помянул приятеля, плюнул на женский пол и двое суток не вылезал из пивного бара. За мороженым ему безотказно бегала на улицу миловидная официантка.

Впоследствии она неоднажды пила с ним чашечки кофе в его холостяцкой обители.

Вот к этому-то Зиновию, благо телефон его сохранился в записной книжке, и придумал обратиться Сергей Бельман для выполнения задания своего начальника.

— Привет, Зиновий, это Бельман, если помнишь такого. Зовут меня Сергей, отчество…

— Серёга, — обрадовались в трубке, — сколько зим, сколько лет, сколько осеней и вёсен?! Есть хороший анекдот: к старику приходит старушка. Говорит: «Здравствуй, Вася. Помнишь меня?» «Нет», — признаётся Вася. «И я тебя не помню. Но завтра нашей дочери пятьдесят. Приходи на юбилей».

По всей видимости, Зиновий был очень нужен Бельману, в противном случае он бы так громко не рассмеялся.

— Как ты? — отхохотав, поинтересовался Сергей.

— Как я? На такой вопрос мой тёзка Гердт отвечал так: «Так же, как все, только намного хуже».

Ответ Гердта понравился Сергею ещё больше.

— Слушай, Зяма, — он попытался перейти к делу, — ты по-прежнему в своём «малиннике»?

Зиновий звучно вздохнул:

— О-о-ой, а где мне быть? Одного цековского работника спросили: «Вы по-прежнему работаете в ЦК»? Он ответил: «А кто меня оттуда выпустит? Я же про них всё знаю».

— Понятно. Тогда у меня к тебе большая просьба…

Зиновий не дал ему договорить:

— Серёга, не в обиду тебе, но ты, вероятно, забыл: я не люблю телефонных разговоров. Ты на колёсах? Подскакивай. Зайдём в кафе, попьём пивка. Там и мороженое поднесут. С хорошим кадром познакомлю. Тебе сколько заказать?

— Приеду — разберёмся, — отмахнулся Бельман.

«Разобрались» они довольно быстро — Зиновий не успел опорожнить очередную кружку любимого напитка.

— Старик, я всё понял. Постараюсь узнать. Давай так: завтра здесь же часиков в восемь вечера. Идёт? Это, знаешь, Брежнев однажды попросил своего служку принести ему водки. Тот пошутил: «Не раньше, чем через двадцать секунд, Леонид Ильич. Идёт?» А Брежнев обиделся: «Почему это я идиот?»

На следующий день Бельман ещё раз убедился в том, что «любовь» его к Отделу по борьбе с хищением социалистической собственности отнюдь не случайна.

— Старик, гиблое дело, — возмущённо заглатывая пиво, сообщил Зиновий. — Я к кому ни обращусь — полмалины обошёл — все тут же кладут в штаны — никто ничего не знает: нет, нет и нет. Прямо как в анекдоте: в первом отделе мужику задают анкетные вопросы: «Член партии?» Тот отвечает: «Нет». — «Москвич?» — «Нет». — «Родственники за границей есть?» — «Нет». — «Сам за границей бывал?» — «Нет». — «Национальность?» И он говорит: «Вот что да — таки да». Зиновий счастливо засмеялся.

На этот раз его восторг Бельман с ним не разделил.

Анатолий Филин шёл по длинному полутёмному с обвалившейся штукатуркой коридору областной базы Проммехсоюза № 4. Вдоль стен громоздились стеллажи с подготовленными к оправке в торговые точки разноцветными, разновеликими, разношёрстными шубами. Пахло сыростью, гнилой кожей и ещё каким-то совсем уж незнакомым Филину смрадом.

Анатолия сопровождал, постоянно норовя забежать вперёд, маленький, толстенький, очень приветливый человечек, директор этого заведения.

— Родной вы мой, страшно рад, мне докладывали, что вы заходили, но я по делам службы, знаете ли, она у меня беспокойная, за столом не посидишь… Хочу представиться: Омар Иванович Цава, О-мар, — уточнил он по слогам и хихикнул, — многие путают с кальмаром. Я весь перед вами, как на ладони, всё, что могу и не могу, чем обязан?

— Моя фамилия Филин, тоже не путайте с коршуном, — Анатолий попытался найти контакт с директором базы, и это ему удалось: тот оценил шутку, надолго зашёлся в хохоте. — Я из уголовного розыска. Это ваше изделие? — Он достал из кармана фотографию мехового манто, найденного в квартире убитого Гривина.

Омар Иванович долго вертел фото в руках, поворачивал, зачем-то разглядывал оборотную сторону.

— Нет, изделие не наше. Нет. Мы их не делаем. Мы ведь база, мы их получаем, храним и отправляем в торговлю. А делаем не мы. Красивая фотография, снято замечательно. А шубка, похоже, наша. А может, и нет, не наша. Кто ж их разберёт? Они, лапушки, все на одно лицо, — Омар Иванович каждое своё слово сопровождал громким смешком. — Вы ж видите, что творится, — он обвёл руками вокруг себя, — бардак, полный бардак, если не сказать хуже. Хранить негде, площадей не хватает, а они везут и везут. Скоро на улицу начнём вешалки выставлять: берите, кому не лень, люди добрые. Это правильно? А что делать? Полный маразм, — он захохотал. — Ну кто тут выдержит, если норки людям ходить мешают? Да ещё такие! — Он поднял валявшуюся на полу шубу. — Пощупайте выделку, это же чистой воды алмаз. И кто устоит для своего шкапа? Рыба ищет, где глубже, а человек — где шубы, — Омар Иванович тихо трясся, весь покрывшись капельками пота.