Виновный - Лайза Баллантайн Страница 33

Дэниел расплакался. Он рыдал, как маленький ребенок, обмякнув на стуле и отцеживая горе всхлипами. Глаза он прикрыл ладонью, чтобы не видеть Минни.

Наревевшись, он убрал руку от лица и несколько раз глубоко вздохнул, переводя дыхание. Она по-прежнему сидела напротив с пустым стаканом, все так же не сводя с него голубых глаз.

— Успокойся. Отдышись и доедай.

Побежденный, Дэниел выпрямился и принялся за курятину. Он отрезал малюсенький кусочек и воткнул в него вилку. Потом дотронулся до мяса языком и положил в рот.

Дэниел посмотрел на часы — было уже почти три ночи. В комнату просачивался холодный голубой свет. Источник его был неясен — то ли луна, то ли уличные фонари. Проработав до десяти, Дэниел поел в офисе и по пути домой зашел в «Корону» выпить пинту пива. Иногда его одолевали резкие порывы желания, но испытанный за день стресс брал верх, и он ворочался, пустой и легкий, не зная, как с ним совладать.

Он лежал на спине, заложив руки за голову, почти в полной темноте и думал о годах, когда Минни вызвала у него ярость, которые перешли в годы безразличия. Он понимал, что это была его защита против нее: ярость и безразличие. Даже сейчас, после ее смерти, ярость никуда не делась, просто теперь потеряла привычное направление. Сквозь сон он наблюдал, как она бессмысленно крутится в пространстве.

Много лет назад он решил бросить Минни, и теперь ему было трудно по ней скорбеть. Для скорби нужны были воспоминания, а они доставляли боль. Он поморгал в полутьме, вспоминая выпускную церемонию и первые несколько лет в лондонской адвокатуре. Все это прошло без нее. Он гордился собственной самодостаточностью. Оборвав эту связь, он сам оплачивал свое обучение, а потом нашел работу в лондонской фирме, спустя всего три месяца после выпуска. Раньше он приписывал все эти заслуги себе, но теперь стал сомневаться, что вряд ли бы даже поступил в университет, если бы не Минни.

Он чувствовал, как тьма кружит над ним и приземляется ему на голую грудь, зловещая, в капюшоне, черная и блестящая, как ворон. Пытаясь ослабить хватку ее когтей, Дэниел приложил к груди ладонь.

Это ведь он ушел от нее, но ее уход ударил больнее. Ворочаясь в постели, он думал, какой смертельной утратой стал для нее когда-то. Но смерть Минни была весомее, мрачнее, словно хищная птица с крыльями во все ночное небо.

Десять минут четвертого.

Приоткрыв рот и глаза, Дэниел вспомнил, как убивал курицу, как его детские руки душили дорогую ей птицу. Он сел и спустил ноги на пол. Так и сидел в полутьме, сгорбившись над коленями. Был только один способ положить этому конец, и он натянул шорты, сунул ноги в кроссовки и побежал.

Когда Дэниел еще раз взглянул на часы, было уже четыре. В лицо ему летела теплая свежесть раннего осеннего утра. Пробегая мимо фонтана, он почувствовал запах воды, а потом — мокрых от росы листьев. Удары ног о дорожку и разогретые мышцы наполнили его энергией, и он побежал быстрее, чем обычно, удлиняя шаг и позволяя торсу влечь его вперед. Но несмотря на темп, образы не оставляли его в покое и мешали сосредоточиться: вот снова гроб; вот Минни в резиновых сапогах, руки уперты в бока, щеки раскраснелись от ветра; вот Блиц почтительно склоняет голову, когда она входит в комнату; вот рыночная палатка, полная свежих яиц; вот его детская спальня с обоями в розочках.

Он был совсем буйным. Кто, кроме Минни, взял бы себе такого ребенка? Социальный работник его предупреждала. Минни позаботилась о нем, когда все остальные от него отказались.

Несмотря на одышку, Дэниел ускорил темп. Мышцы живота и ног горели. Бок резануло болью, и Дэниел замедлил бег, чтобы дать ей утихнуть, но тщетно. Он стал дышать медленнее и глубже, как его учили, но боль не проходила. В темноте парка на холодных скамейках ворочались нищие, и ветер трепал газеты, которыми они накрыли себе лица. Его внимание разрывалось между острой болью в теле и тупой болью от мыслей о Минни. Виновной была она, но, схлопотав на похоронах осуждение, он признал свою роль в ее смерти. В конце концов, он действительно хотел причинить ей страдания. Он понимал, что наказывает ее. Она это заслужила.

Заслужила. Дэниел покачнулся и перешел на шаг. Он был в миле от дома. Ночь нехотя уступила стыдливому упорству занимавшегося на востоке зарева. Рассвет. То, что новый день рождается пусть и в условных, но в муках, казалось Дэниелу справедливым. Темно-синее небо наливалось кровью. Он шагал, положив руки на бедра и тяжело дыша, между лопатками текли струйки пота. Он не был готов к предстоящему дню. День еще не успел начаться, а Дэниел уже обессилел.

Весь мокрый от пота, он вернулся домой. Утоляя жажду, выпил пол-литра воды и принял душ, простояв в нем дольше обычного и подставив лицо под быстрые струи. В венах медленно пульсировало напряжение от тренировки, но не было привычного покоя. Он бегал всю свою жизнь. Убегал из материнского дома и от ее дружков. Убегал из приемных семей обратно к матери, убегал от Минни, потом в университет, в Лондон. И ему до сих пор хотелось бежать — потребность никуда не делась, то и дело отдаваясь злым голодом в мышцах, — но бежать было уже некуда. И неоткуда было убегать. Его мать умерла, а теперь и Минни тоже: та, которую он любил, и та, которая любила его, — обе ушли, унеся с собой и его любовь, и доказательство того, что его можно любить.

Одеваясь, он открыл переданную ему коробку и достал семейную фотографию Минни. Зачем она оставила ему это? Со снимками, где они были вдвоем с Минни — на пляже, за прилавком на рынке или на ферме, — было все понятно. А к этой фотографии его тянуло всегда, но только потому, что на ней была молодая Минни — образцовая мать с образцовым семейством. В детстве такие семьи были для него наваждением. Он пристально высматривал их в автобусах или в парках, жадно изучая, как родители общаются с детьми и между собой. Ему нравилось наблюдать то, чего он сам был лишен.

Нахмурившись, Дэниел поставил фотографию на каминную полку рядом с высокой пивной кружкой с эмблемой «Ньюкасл юнайтед». [20]

Он позавтракал и в пять тридцать был готов выйти из дома, чтобы к шести быть уже на работе. Пока он чистил зубы и кидал в портфель папки, ему в голову пришла еще одна мысль, и он вернулся к коробке и достал бабочку. Ее он тоже положил в портфель, сам не зная зачем.

Выйдя из метро на Ливерпуль-стрит, Дэниел купил газету. Он редко ходил на работу в такую рань. Даже газета была совсем свежая, теплая, словно хлеб. Рядом со станцией была кофейня, которая уже открылась. Он купил кофе и, вместо того чтобы отнести его в офис, задержался внутри и позволил себе роскошь почитать газету, прихлебывая горячий напиток.

На четвертой странице «Дейли мейл» Дэниел увидел заголовок: «АНГЕЛ СМЕРТИ» — и вздохнул.

«Одиннадцатилетний мальчик задержан за жуткое убийство восьмилетнего Бена Стокса, найденного в Барнард-парке в районе Ислингтон неделю назад.