Деревня восьми могил - Сэйси Екомидзо Страница 37

— Я про тень! Вы ведь тоже видели ее — похоже на мужчину в охотничьей шляпе.

— Ну и что?

— Но там не мужчина живет, а монахиня! Как это?

В недоумении я еще раз оглянулся.

В домике монахини царила полная темнота и тишина.

— Нотт-тян, а эта «монахиня с крепким чаем» — она что, здесь живет?

— Ну да! Ее зовут Мёрэн. Очень странно, что к ней в дом сейчас зашел мужчина. И почему свет погасили?

— А что, нельзя гасить свет?

— Так Мёрэн-сан всегда спит при свете. Она сама жаловалась, что без света заснуть не может.

Мне тоже стало как-то не по себе.

— «Монахиню с крепким чаем» сегодня вызывали в полицию?

— Вызывали. Но ни слова от нее не услышали. Она вернулась домой очень гордая собою. Ой, она такая! Ее ни в коем случае нельзя злить. Разозлишь — ни за что ничего не добьешься. Но все-таки что же там произошло? Свет погашен… А потом, что это за мужчина?

В голову лезла всякая пошлятина, я почувствовал, что краснею. Чего только не случается в этом мире: вдруг нашелся мужик, который тайно посещает эту уродину с заячьей губой? С Норико я, конечно, своими предположениями делиться не стал.

— Ну чего ты испугалась? Все в порядке. Ну пришел к монахине гость. И что?

— Но ведь странно это: в доме появился гость, и сразу погас свет.

— Ну ладно-ладно! Возвращайся домой, а то уже скоро час.

— И правда! Спокойной ночи, Тацуя.

— Спокойной ночи.

Норико спускалась по склону, время от времени оглядываясь назад, но уже не останавливаясь. Дождавшись, пока она скроется из виду, я сквозь заросли бамбука выбрался на дорогу под утесом и услышал наверху осторожные шаги. От неожиданности я вздрогнул и остановился.

Кому взбрело в голову бродить ночью по холмам, окружавшим восемь могил?..

Я взглянул наверх, но дорога петляла, и увидеть путника никак не удавалось, хотя ясно было, что он спускается сюда, в мою сторону. Странно только, что он шел крадучись, стараясь остаться незамеченным. Я спрятался в густых зарослях, где меня невозможно было увидеть, сам же я имел при этом прекрасную возможность разглядеть прохожего.

Шаги приближались и, когда послышались уже совсем рядом, стали еще медленнее, что свидетельствовало о предельной осторожности незнакомца. Сердце у меня колотилось, во рту пересохло, в горле запершило.

Затем шаги и вовсе прекратились: путник остановился где-то поблизости от меня. На дороге появилась длинная тень, за ней и отбрасывавший ее человек. При виде него сердце у меня ушло в пятки.

Напугавшим меня человеком оказался Синтаро. Охотничья шляпа на голове, на поясе рабочей спецовки платок, которым обычно повязывают лоб, чтобы пот не мешал работе, на ногах гетры и таби, [34]а под мышкой мотыга. И вообще-то вид дикий, а уж его глаза! Лихорадочно блестящие, они, казалось, готовы были выскочить из орбит, дрожащие губы сводило судорогой, лицо блестело от пота.

На людях человек, как правило, старается скрыть, что творится в его душе. Но когда человеку кажется, что он один и никто его не видит, все, что таится внутри него, включая самое гадкое, находит выход и отражается на его лице, в его глазах. Представший передо мной Синтаро не остерегался чужих глаз. Он показался мне диким зверем, диким и опасным, — такая темная, злая, жестокая сила исходила от него!

Затрясшись от ужаса, я еле сдержал крик. А не удержи я его, острый конец мотыги, несомненно, вонзился бы мне в голову…

С великим трудом я все-таки справился со своими эмоциями, и Синтаро так и не заметил меня. Крадучись, он прошел мимо, и вскоре его фигура исчезла в зарослях бамбука.

Я же еще довольно долго просидел в своем убежище, и когда наконец выбрался из него, колени у меня дрожали, голова кружилась, я обливался холодным потом.

Только полностью успокоившись, я решился вернуться к водопаду и спуститься в пещеру рядом с ним. Возвращение домой прошло благополучно, но уснуть удалось только на рассвете.

После бессонной ночи спал я долго, и разбудили меня яркие солнечные лучи, проникавшие в комнату сквозь щель между ставнями. Обнаружив, что уже девять часов, я быстро вскочил, свернул постель и начал раскрывать ставни. Услышав их стук, ко мне заглянула Харуё.

— Доброе утро. Прости, снова заспался…

Не отвечая на мое приветствие, Харуё, прищурясь, долго смотрела на меня. В чем дело? — недоумевал я. Харуё еще несколько мгновений изучала меня и наконец сиплым голосом проговорила:

— Доброе утро, — и сразу добавила: — Тацуя-сан, нам надо поговорить.

В ее голосе звучали необычные нотки. Я сразу обмяк, почувствовал тревогу, может быть, оттого, что сама Харуё была явно чем-то озабочена.

— Давай поговорим. О чем? — спросил я робко. Сестра не сводила с меня глаз.

— Вчера ночью опять убили человека. — Харуё произнесла это почти шепотом. — Убили Мёрэн, «монахиню с крепким чаем».

Хотя Харуе, не желая, чтобы ее слышали посторонние, говорила совсем тихо, меня ее слова оглушили, как взрыв бомбы. По телу пробежала дрожь, я воспаленными глазами смотрел на Харуё, а она, испуганно попятившись, продолжала изучающе меня разглядывать.

— Сегодня рано утром приехали полицейские, и я сказала им, что Тацуя-сан вчера вечером рано вернулся домой, сразу же ушел к себе и больше из дома не выходил… Тацуя, ведь ты и в самом деле никуда не уходил?

— Конечно, я никуда не выходил. Просто устал и рано лег спать…

В широко раскрытых глазах Харуё я прочел испуг, смешанный с недоверием. Губы у нее подрагивали.

В чем дело? Чем она так напугана? Почему смотрит на меня так странно? И тут меня осенила догадка: а вдруг вчера ночью, когда я странствовал по подземелью, Харуё заходила в мою комнату? Не обнаружив меня в ней и услышав утром об убийстве «монахини с крепким чаем», связала эти два факта, и у нее зародились подозрения относительно меня? И то, что я лгал ей, только усиливало эти подозрения.

Ну надо же! Стоило мне один раз тайком убежать из дому — и на тебе! — убита старая безобразная монахиня… А ведь я и в самом деле вчера вечером был совсем недалеко от нее…

Харуё всегда на моей стороне. Расскажи я ей о своих вчерашних похождениях, она, безусловно, поверила бы мне и успокоилась. Но какими последствиями это чревато? Сестра — такова ее натура — совершенно не умеет лгать. Если даже попытается, глаза выдадут ее. И как же мне быть в этой ситуации? Тревожить и огорчать ее мне не хотелось. Лучше уж промолчать пока. Тем более что сведения о потайном ходе я предпочел бы не обнародовать.