Бойтесь своих желаний - Мила Серебрякова Страница 38

– Аркадий Дмитриевич, а Таня знала о завещании?

– Нет, девушка была не в курсе.

– Странно.

– Ничего странного. Поверьте, у Яна имелись веские причины, по которым он не желал оповещать Татьяну о своих планах раньше времени.

– Не понимаю.

Самохин допил кофе, достал сигарету и чиркнул зажигалкой.

– После смерти Яна Таня Жучковская могла начать распоряжаться деньгами дяди только при одном условии.

Катка напряглась.

– Продолжайте.

– Таня должна была стать официальным опекуном сына Коробова – Марата.

– Что вы сказали?

– Я сказал, что у Татьяны был двоюродный брат – Марат Коробов.

– Подождите, какой сын? Откуда? У Яна Владимировича не было детей, да и вы сами говорили, что ваш друг – человек одинокий.

– Правильно, говорил, по сути, так оно и было, но в действительности… Марат – человек, потерянный для общества. Он болен и находится в клинике для душевнобольных. Помимо острой стадии шизофрении и маниакально-депрессивного психоза, у него ряд психических заболеваний, от которых, увы, он уже никогда не избавится. Марат был болью Яна, его крестом, который Коробов мужественно нес по жизни. Из приближенных к Яну никто, кроме меня, даже не предполагал, что у него есть сын. Для всех и каждого Ян Владимирович Коробов был одиноким мужчиной, не успевшим в свое время обзавестись отпрысками.

– А вы уверены, что Татьяна пребывала в неведении? Вдруг Ян Владимирович рассказал ей о существовании двоюродного брата?

– Исключено! Об этом Таня должна была узнать лично от меня, после смерти Коробова. Но, как вам известно, Жучковская сама погибла в автокатастрофе практически сразу после убийства Яна.

– И что же теперь будет? Кто станет опекуном Марата и кому достанутся деньги Коробова?

Аркадий Дмитриевич задумчиво почесал гладкий подбородок.

– Я сейчас серьезно подумываю оформить опекунство над Маратом. Это мой долг. Ведь, кроме меня, у парня не осталось людей, которые могут о нем позаботиться. Я выполню волю Яна, на том свете он может спать спокойно, Марат не останется покинутым. Надеюсь, теперь вы понимаете, что ваша версия не выдерживает никакой критики?

– Какая версия?

Самохин улыбнулся.

– Вас же интересовали капиталы Коробова. Наверняка вы предполагали, что Яна могли убить из-за денег. Так вот, вынужден вас разочаровать повторно, эта дорожка никуда не приведет. Здесь, как говорится, все давным-давно предопределено. Убийство Яна никоим образом не связано с деньгами.

– Тогда почему?

– Нам остается лишь надеяться, что следствие рано или поздно во всем разберется. – Аркадий Дмитриевич вопросительно посмотрел на Катку. – У вас есть еще ко мне вопросы?

Копейкина замотала головой.

– Извините, что отняла у вас время. До свидания.

– Всего вам доброго. И… желаю удачи в вашем пусть и дилетантском, но все же расследовании.

Покинув кабинет Самохина, Катка в нерешительности остановилась у стола секретарши.

Оторвав взгляд от монитора, Валентина покосилась на дверь, ведущую в кабинет шефа. Удостоверившись, что Аркадий Дмитриевич остался в кабинете, девушка поспешно засунула в верхний ящик стола две папки и, встав с кресла, подошла к Копейкиной.

– Простите меня, – дрожащим голоском проговорила Валя, – но мне кажется, я должна рассказать вам нечто важное.

Ката вопросительно смотрела на смущенную секретаршу.

– Я вас слушаю.

– Нет, не здесь, в любой момент может выйти Аркадий Дмитриевич, а я не хочу, чтобы кто-нибудь посторонний слышал нашу беседу. Вы ведь из прокуратуры? – Валя с надеждой взирала на Катку, моргая длинными ресницами.

– Ну… не совсем.

– Но имеете отношение к органам? – спросила Валя уже несколько разочарованно.

– Имею, – ответила Копейкина, боясь, что в случае отрицательного ответа Валентина окончательно в ней разочаруется, и тогда беседа может не состояться.

– Через сорок минут я иду обедать, вы можете подождать меня внизу?

– Конечно, подожду.

Валя провела рукой по пышным волосам и едва слышно произнесла:

– Надеюсь, я правильно поступаю и впоследствии не стану жалеть о сказанном.

Заинтригованная Катка спустилась вниз. Томиться в ожидании в душном салоне «Фиата» показалось ей делом совсем не благовидным, посему, заметив недалеко открытое кафе, из которого отлично просматривался вход в офис, она не замедлила устроиться в тени ярко-красного тента за пластмассовым столиком.

Потягивая сок, Ката время от времени смотрела на циферблат часиков, гадая, что именно ее не устраивает в апельсиновом напитке? То ли его вкус казался странным из-за того, что сок был слишком теплым, то ли он действительно отдавал плесенью. Не найдя ответ на поставленный вопрос, Катарина решила не рисковать и оставила стакан в покое.

Валентина появилась на улице в пять минут третьего. Девушка вышла из здания и, остановившись у входа, начала оглядываться по сторонам.

Катка крикнула и помахала рукой. Валентина поспешила к кафе.

Водрузив на стол кожаную сумочку, секретарша Самохина повторила сказанную ранее фразу:

– Надеюсь, мне не придется пожалеть.

– Валя, мне показалось или вы действительно, услышав, что я занимаюсь делом Коробова, испугались?

– Вам не показалось, – девушка вжала голову в плечи. – Я и сейчас трясусь, как заяц, попавший в логово волка.

– А в чем заключается причина вашего волнения?

– Простите, я не запомнила вашего имени.

– Катарина.

– А отчество?

– Можно без него.

Валя кивнула.

– Катарина, дело в том, что я… С девяностопроцентной гарантией я могу утверждать, что мне известно имя убийцы Яна Владимировича.

Катка подпрыгнула.

– Валя, вы серьезно?

– Более чем. С мая месяца я места себе не нахожу, мучаюсь, терзаюсь, а посоветоваться мне не с кем. В милицию два раза идти собиралась, но в самый последний момент меня что-то останавливало. А однажды уже практически дошла до следователя, но у меня так живот скрутило – хоть кричи. Пришлось возвращаться домой, я тогда подумала, что это был знак: мол, сиди и не рыпайся. – Валя на мгновение умолкла. – А сегодня, узнав, зачем вы пожаловали к Самохину, я поняла: хватит играть в молчанку, пора раскрыть карты, и будь что будет.

Копейкина внимала каждому слову Валентины.

– Говорите, не останавливайтесь. Кого вы подозреваете в убийстве?