Пиковый интерес - Валентина Демьянова Страница 39

Тем утром все изменилось в один миг. Несмотря на ранний час, возле справочной уже собралась внушительная толпа. Я пристроилась в хвост длинной раздраженной очереди и принялась покорно ждать. Наконец, подошел мой черед, и я задала свой традиционный вопрос:

― Скажите, пожалуйста, в каком состоянии Новосельцев Владимир Максимилианович?

Девушка деловито пощелкала клавишами компьютера, посмотрела на экран и сказала:

― Пришел в сознание, состояние удовлетворительное.

Каждый день я ходила туда в надежде услышать эти слова, а теперь, когда они были произнесены, я стояла и молча смотрела на дежурную. Все это время я боялась получить другое, страшное сообщение. Я не позволяла, что бы этот страх оформился в конкретные мысли, но он, помимо моей воли, жил в глубине меня. И теперь, когда прозвучал положительный ответ, я растерялась. Девушка за стеклом вдруг ободряюще улыбнулась мне и сказала:

― Посещения разрешены. Первый корпус, четвертый этаж.

Меня привел в себя раздраженный женский голос за спиной:

― Ну, что вы там замерли? Если все уже спросили ― отойдите! Не задерживайте очередь! Так мы тут до вечера стоять будем!

Я без спора уступила энергичной даме место у заветного окошка и медленно побрела прочь. По мере продвижения к выходу, до меня вдруг стал доходить смысл сказанного: дед выкарабкался! Он пошел на поправку! Я круто развернулась на каблуках и кинулась к охраннику. Путаясь в словах и злясь на свою бестолковость, я затараторила:

― Пожалуйста... Первый корпус... Как туда пройти?

Вырванный из мирной дремы охранник ошалело уставился на неизвестно откуда возникшую взъерошенную девицу, тщетно пытаясь понять, что ж она хочет. Наконец, до него дошло, и он лениво махнул на окна:

― Первый? Вон, напротив.

Слова благодарности я бормотала уже на бегу, со всех ног торопясь к выходу.

Я влетела в холл первого корпуса и кинулась к лифтам. Один из них не работал, два других путешествовали где-то на верхних этажах. Пританцовывая на месте от нетерпения, я следила за меняющимися цифрами на табло: «8... 7... 6… 5...» Снова «7... 8...» Ждать не было сил, и я бросилась к лестнице.

Запыхавшаяся, взъерошенная, с прилипшей к мокрому лбу челкой, я рванула дверь отделения. В отделении стояла тишина, остро пахло лекарствами и казённой едой. Я быстро шагала вдоль коридора, выискивая глазами хоть кого-нибудь, кто мог бы подсказать, где искать деда.

― Девушка, куда это вы так торопитесь? ― услышала я за спиной суровый окрик.

Около двери с табличкой «Старшая сестра» стояла массивная дама в белом халате и накрахмаленном колпаке на взбитых волосах. С высоты своего гренадерского роста она разглядывала меня без всякого одобрения, хмурила густые черные брови и ждала ответа. Ее сокрушительная внешность произвела на меня такое сильное впечатление, что я замерла на месте. Не дождавшись ответа, она нетерпеливо повторила вопрос:

― Куда вы направляетесь?

Наконец, я справилась с собой и промямлила:

― Я к Новосельцеву... Владимиру Максимилиановичу... Он здесь лежит...

― Посещение больных с 17 до 20, ― отрезала она.

― Он только сегодня пришел в сознание... Я не видела его больше недели... ― забормотала я.

― Девушка, я вам русским языком сказала, посещение больных строго с 17 до 20 часов. Сейчас обход! Посторонних быть не должно! Покиньте отделение!

Видя, что я стою и не собираюсь двигаться с места, она сердито повысила голос:

― Вы ведете себя недопустимо! Немедленно покиньте отделение или я вызову охрану!

Я молча повернулась и зашагала к выходу.

― Не расстраивайся, ― утешала я себя. ― Ты так долго ждала, что вполне можешь подождать еще немного. Сегодня у тебя радостный день и не нужно портить его из-за пустяков.

День прошел как в тумане. Все валилось из рук, и даже самые простые вопросы ставили в тупик, я никак не могла сосредоточиться и думать о чем-либо, кроме предстоящей встречи с дедом. Ровно в шесть вечера, не задерживаясь ни на минуту, я покинула рабочее место и выскочила на улицу. А еще через полчаса я уже стояла на пороге палаты № 12.

Палата была маленькая, всего на двоих. Койка справа пустовала, а на койке слева лежал человек, в котором я с трудом узнала деда. Повязка на голове и седая щетина на впалых щеках изменили его до неузнаваемости. Никогда раньше он не выглядел таким старым и беззащитным. Укрытый до подбородка серым байковым одеялом, дед лежал с закрытыми глазами и, похоже, спал. Стараясь не шуметь, я на цыпочках прошла к тумбочке и стала выгружать в нее все, что притащила с собой. Я не знала точно, что можно давать таким больным, как он, поэтому накупила соков, всевозможных фруктов, йогуртов, кефира. Покончив с затариванием тумбочки, я повернулась к деду и увидела, что глаза его открыты.

― Привет! Мне разрешили тебя увидеть! ― тихо сказала я.

― Это хорошо! ― слабо улыбнулся он и снова закрыл глаза.

Я придвинула стул поближе к кровати и замерла на нем, не спуская глаз с деда. В восемь часов поднялась, осторожно поцеловала его в колючую щеку и отправилась домой. Дед так и не проснулся.

Теперь каждый день был наполнен нетерпеливым ожиданием вечерней встречи с дедом. Я приходила сразу после работы, садилась рядом с кроватью и терпеливо ждала, когда он проснется. В короткие минуты бодрствования, я его кормила, читала ему газету или просто молча держала за руку. Эти периоды изо дня в день становились все длинней, и это вселяло надежду. Но окончательно я поверила в его выздоровление в тот день, когда он потребовал принести из дома бритву.

Этот день был знаменателен еще и тем, что мы впервые заговорили о событиях того трагического вечера. Дед лежал с закрытыми глазами и, казалось, дремал, как вдруг спросил:

― Их, конечно, не нашли?

Я сразу поняла, кого он имеет в виду и ответила:

― Их ищут, но пока не нашли.

― Так сказал и следователь, что приходил сюда днем.

Я подождала немного в надежде, что что-то скажет, но дед лежал с закрытыми глазами и молчал. Тогда я набралась решимости и спросила:

― Дедушка, если тебе не трудно... Скажи мне, что произошло?

Он некоторое время помолчал, потом заговорил:

― Накануне, днем, мне позвонила девушка. Такой приятный, юный голос, хорошая речь образованного человека. Она представилась сотрудником молодежной газеты, сказала, что намерена написать статью о ветеранах войны. Сказала, что она начинающий журналист, это ее первая большая статья, и она очень просит не отказываться и дать ей интервью. Я поинтересовался, откуда ей известно обо мне. Она ответила, что ей посоветовали обратиться ко мне в городском совете ветеранов. Ты знаешь, такое уже бывало раньше, поэтому я не удивился, и мы договорились о встрече на следующий день в семь вечера. Раньше никак не могла, должна была ехать в область делать репортаж.