Атрибут власти - Чингиз Абдуллаев Страница 4

— Зачем вы мне все это говорите? — зло огрызнулсяДзевоньский. — Можно подумать, что «Штази» сумела спасти свою страну. МояПольша все еще на своем месте, а где ваша бывшая страна, герр Шайнер? Или вашиспецслужбы работали лучше?

— Гораздо лучше. А насчет страны вы правы. Только нассдал Горбачев и Москва, а мы в этой капитуляции были виноваты меньше всего. Этонекорректное сравнение. Никто не мог даже предположить, что нас подведут нашиосновные союзники, которые в конечном счете сдали самих себя. Теперь насчетИголкина. Судя по тем отрывочным сообщениям, которые мы имеем на данный момент,это абсолютно неуравновешенный тип, страдающий психическим заболеванием. Онбросился на президента, украв нож в буфете театра. С таким оружием покушений несовершают. Этого типа признают психопатом и отправят в больницу уже сегодня.

— Вы его не посылали? — понял наконец Дзевоньский.

— Я похож на идиота? — улыбнулся Гейтлер. —Этот Иголкин появился случайно. Но такая случайность только работает на нас.Его будут проверять, проверять все его связи, всех его знакомых, всехродственников. Они ничего не найдут и быстро выяснят, что он типичныйпсихопат-одиночка. Который очень точно ложится в мою схему. Теперь вы меняпоняли?

Дзевоньский молчал. Очевидно, он оценивал варианты. Егообидели слова Гейтлера о «дисквалификации», но он еще не разучилсяанализировать. Поэтому сидел и обдумывал ситуацию.

— Вы действительно не имеете никакого отношения кИголкину? — недоверчиво переспросил он снова.

Гейтлер развел руками:

— Мне даже обидно, что вы спрашиваете. Случайнооказавшийся в театре неуравновешенный «патриот» Иголкин решает напасть напрезидента страны, похитив обычный столовый нож из буфета. И с этим оружиемпытается совершить нападение. И вы серьезно считаете, что я мог спланироватьподобную акцию. Ах, пан Юндзилл, иногда я начинаю жалеть, что связался с вами.

— Что дальше? — осведомился Дзевоньский. —Или этот случай вписывается в вашу схему?

— Не совсем. Этот Иголкин появился не вовремя и совсемне к месту. Но он абсолютно подтвердил мою версию о манипулированииобщественным сознанием. Вы знаете, я еще в прошлый приезд обратил внимание наодну особенность местного населения. Если книгу хвалят по телевидению и вгазетах, ее никто не станет читать. А если люди передают друг другувосторженные отклики, то книгу обязательно начнут покупать и она станетбестселлером. Сказываются десятилетия общего неверия в официальную пропаганду.И общего недоверия к любым официозным критикам. Поэтому сегодня мы приступим ковторому этапу нашей операции.

— А когда будет последний?

— Он и есть последний. А насчет «запасного варианта»вам не стоит волноваться. О нем не знает никто, кроме меня. Считайте, что ятакой же неуравновешенный псих-одиночка, как Освальд. Или Иголкин. Только когдая уверен, что об операции известно лишь мне, я могу рассчитывать на успех.Надеюсь, вы наслышаны о достижениях современной медицины? Вам могут вколотькакую-нибудь гадость, и она заставит вас рассказывать обо всем, что вы знаете,с таким радостным энтузиазмом, что ваши следователи не будут поспевать за вамизаписывать.

— С вами можно сойти с ума, — проворчалДзевоньский. — Я уже просто не знаю, что и говорить.

— Будет гораздо лучше, если вы будете давать деньги ине задавать лишних вопросов. А еще выполнять все мои указания. Вы можетевызвать из Польши вашего знакомого Курыловича?

— Он только и ждет, чтобы я его позвал.

— В таком случае позвоните ему и сообщите, что онпонадобится нам в конце января. И учтите, на этот раз ему придется приезжать вМоскву два или три раза.

— Он будет только счастлив. Я оплачиваю все егорасходы.

— Прекрасно. В таком случае позвоните ему прямосегодня, пусть заранее закажет билеты и будет готов прилететь в Москву двадцатьвосьмого или двадцать девятого. — Гейтлер поднялся. — Я уезжаю вгород. Приеду только вечером.

Дзевоньский шумно вздохнул и отвернулся к окну.

— Если мы провалим эту операцию, нас обоих ликвидируют.Они достанут нас из-под земли. С их деньгами и возможностями, каких нет ни уодной спецслужбы мира.

И нам не поможет ни моя «дисквалификация», ни ваша«квалификация». Ничего не поможет.

— Вы все-таки обиделись, — констатировал Гейтлер.

— Нет, я обрадовался. Слава богу, что этот Иголкин неимеет к нам никакого отношения. Признаюсь, я очень переживал из-за этогонападения.

В метро оказалось свободнее обычного. По выходным народуздесь было гораздо меньше, чем в будни. Гейтлер сидел в углу вагона, слюбопытством наблюдая за пассажирами. Ему было интересно слушать, о чем ониговорят, спорят, узнавать, что их волнует. Публика за последние годы сильноизменилась, это было заметно. С одной стороны, появилось много молодежи, а сдругой, — еще больше — плохо одетых людей, попрошаек, бродяг. Молодые велисебя абсолютно раскованно, громко смеялись, свободно общались. Попадалисьневероятно красивые молодые женщины, которыми Гейтлер откровенно любовался.

Он доехал до нужной станции и вышел на улицу. Место встречибыло назначено в небольшом ресторанчике «Ёлки-палки» в двух кварталах от метро.Проверив, нет ли за ним наблюдения, Гейтлер вошел в ресторан, где его уже ждалаРита. Она сидела в углу с отсутствующим видом. Гейтлер быстро прошел через зал,уселся рядом с ней.

— Здравствуй, — он легко дотронулся до ееруки, — как у тебя дела?

— Спасибо, — улыбнулась Рита, — все впорядке. Живу на две квартиры. А встречаюсь с тобой в каких-то непонятныхотелях, маленьких ресторанах, на станциях метро. Ты считаешь, это нормально?

— Я тебе все объяснил, — устало заметилГейтлер, — не будем больше об этом говорить.

— Хотя бы сегодня побудешь со мной?

— Нет.

— Ты не боишься, что я начну тебе изменять?

— Не начнешь, — улыбнулся Гейтлер.

— Когда мы с тобой увидимся?

— Через две недели. Я приеду к тебе домой и останусь наночь.

— В какую квартиру?

— На северо-западе. Про другую я даже не хочувспоминать. Там меня никогда не будет. И никого из посторонних не будет. Тыделаешь все, как я сказал?

— Конечно. Я помню твои инструкции.

— Теперь расскажи мне, что было в театре?

— Может, ты сначала поешь? Возьми что-нибудь, на насобращают внимание.

Гейтлер согласно кивнул. В зале ресторана сидело всегонесколько человек. В эти дневные часы посетителей было меньше обычного. Гейтлерпочувствовал, что проголодался. Через несколько минут он уже с аппетитомпоглощал рассольник, запивая его холодным пивом.