Банкир - Дик Фрэнсис Страница 4

Жизнь всех трехсот пятидесяти человек; работающих в «Эктрине», была целиком посвящена деланию денег. Деньги делались на всем: на бизнесе, торговле, промышленности, на пенсиях и рабочих местах. Когда люди убеждены, что занимаются нужным делом, это придает им уверенность, и потому здесь, внутри, сохранялось стойкое согласие, которому не мешали никакие поверхностные волнения и каждодневные межотдельские территориальные драчки.

К тому времени, как мы с председателем вернулись в улей, он уже гудел. Тут же в вестибюле председатель был атакован нетерпеливо ожидавшей личностью из отдела ценных бумаг, а я поднялся выше этажом, в отдел банковских операций, и обнаружил, что там сидит Алек и хихикает, уткнувшись в конторскую книгу.

Алек, мой ровесник, страдал, говоря профессиональным языком, неконтролируемой склонностью к легкомыслию. Это в немалой степени украшало жизнь офиса, но поскольку дворцовые шуты редко прокладывают путь к трону, карьера Алека со всей очевидностью шла вкривь и вкось. Видимо, окружающие были безнадежно узколобы. К счастью для Алека, думал я иногда.

У него было правильное лицо, сливочно-белая кожа, густо изукрашенная веснушками, высокий лоб, увенчанный плотной шапкой кудрей цвета пакли. В синих глазах за стеклами очков в золотой оправе всегда теплилась искорка, на губах играла легкая усмешка. Алек во всем умел находить смешную сторону.

С первого взгляда он нравился почти всем, и только со временем люди начинали задаваться вопросом: а может, экзаменатор, присудивший ему первое место в списке закончивших курс правоведения в Оксфорде, был безнадежно слеп?

— Что такое? — спросил я, невольно улыбнувшись в ответ.

— Мы дали течь. — Он поднял голову и хлопнул по газете, лежавшей у него на столе. — Дорогой мой, — продолжал он с ехидным удовольствием, эта штука пришла час тому назад. Похоже, мы подтекаем из всех дырок, как проколотый околоплодный пузырь. Течем, как Уэльс.

Лук в гербе Уэльса... Плачущие валлийцы... вот шут гороховый.

Алек развернул газету, и все, или почти все, стало ясно. С некоторых пор стал выходить (два раза в месяц) тоненький листок под названием «Что Происходит Там, Где Не Должно Происходить». Он тут же обрел популярность.

Им зачитывалась чуть не вся страна, а главное, его внимательно читали в полиции. Приливная волна Уотергейта вызвала к жизни такое явление, как журналистские расследования. В этот могучий поток вливалась струйка и «Что Происходит...». Газетку решительно атаковали информаторы, которые ТОЧНО сообщали, что где происходит. Все расследование сводилось к тому, чтобы выяснить, какова доля истины в их информации, но именно эта задача, как было известно, выполнялась менее чем тщательно.

— Что там пишут? — спросил я; а кто бы не спросил?

— Если оставить в стороне резвые намеки, — сказал Алек, — сообщают, что кто-то в «Эктрине» продает конфиденциальную информацию.

— Продает...

— Точно так.

— О контрольных пакетах?

— Как ты догадался?

Я подумал о человеке из отдела ценных бумаг, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу в ожидании возвращения председателя. Я знал, что только крайняя необходимость могла заставить его сойти вниз по лестнице.

— Дай посмотреть. — Я отобрал у Алека газету. Заметка, без затей озаглавленная «Ну и ну», состояла всего из четырех абзацев, и в первых трех с пленительной авторитетностью объяснялось, что в торговых банках менеджеры по инвестициям имеют возможность узнавать на раннем этапе про скупку контрольных пакетов акций, организуемую их фирмой. Однако менеджер по инвестициям не имеет ни малейшего права пользоваться такой информацией, полученной частным образом, хотя это может позволить ему сделать состояние своим клиентам.

Цены на акции компании, которую вот-вот должна купить другая компания, обычно возрастают. Если кто-то скупит их по низкой цене перед тем, как пойдут слухи о слиянии фирм, он сможет отхватить приличный куш.

Но именно эта прибыль и дала бы понять, что кто-то в торговом банке ведет себя непрофессионально. Ни один менеджер по инвестициям не стал бы навлекать на себя неприятности таким путем.

«Однако, — спрашивалось в статье, — что происходит в торговом банке „Поль Эктрин Лтд“? Три раза за последний год контрольные пакеты, курируемые этой престижной фирмой, заблаговременно перехватывались энергичными покупателями, а лишь затем акции попадали в руки заинтересованных сторон. Покупка сама по себе не может быть прослежена до менеджеров по инвестициям „Эктрин Лтд“, но нам сообщили, что информация исходила изнутри „Эктрин“ и кто-то в нем торгует золотыми новостями — за наличные либо за долю в прибылях».

— Это все измышления, — решительно сказал я, возвращая Алеку газету. — У них нет ни единого факта.

— Вечно ты как холодной водой окатишь! — пожаловался он.

— А ты бы хотел, чтобы это было правдой? — с интересом спросил я.

— А что, хоть оживилось бы местечко.

Тут, полагаю, и кроется различие между Алеком и мной. Для меня это место всегда было живым, хотя впервые я появился здесь (восемь лет назад) отнюдь не по своей воле; идея впихнуть меня в банк исходила от моего дяди.

Моя мать к этому времени разорилась, ее квартиру судебные исполнители ободрали догола, унеся все, кроме телефона (который был собственностью службы связи) и кровати. В том, что мать разорилась, никто повинен не был, кроме нее же самой, и дядя прекрасно это знал, как и я. Что не помешало ему пустить в ход самый беспардонный шантаж.

— Я рассчитаюсь с ее долгами и улажу дела с пособием, если ты придешь к нам и будешь работать в банке.

— Но я не хочу.

— Я знаю. И знаю, что ты, дурак эдакий, сам попытаешься ее поддержать. Но если ты это сделаешь, она разорит тебя точно так же, как разорила твоего отца. Дай банку шанс! Если через три месяца ты все еще будешь его ненавидеть, я тебя отпущу.

Так что, как я ни отбрыкивался, мне все же пришлось пойти по стопам прадеда, деда и дяди, и через три месяца меня отсюда не утянули бы на аркане. Наверное, это было у меня в крови. Все задиристое подростковое презрение, которое я испытывал к «денежным мешкам», все надменное неодобрение моих студенческих лет, отрицательное отношение, завещанное моим неудачником-отцом, растаяло, как дым. Сначала появилось понимание, потом интерес и наконец восторг. Искусство управления деньгами теперь держало меня, как опиум наркомана, и эта работа стала для меня высшим из наслаждений, доступных смертному.

— Как ты думаешь, кто это делает? — спросил Алек.

— Если кто-нибудь делает.

— Дыма без огня не бывает, — категорически заявил он. — Три раза за год... многовато для случайного стечения обстоятельств.

— Держу пари, что все это стечение обстоятельств на совести газетчиков. Они попросту закидывают удочки — вдруг что клюнет. Даже не говорят, о каких сделках идет речь, ходят вокруг да около.