Весь этот свет - Сара Пэйнтер Страница 4

– У вас опять проблемы? – спросил Пол.

– Да, видимо, – я неестественно рассмеялась.

– Он следит за тобой, – заметила Парвин.

Мы с Полом удивленно посмотрели на нее. Парвин редко отпускала шутки. Она была хорошей английско-бангладешской девочкой. Ну, как я понимала. Она так мало говорила, что, вынуждена признать, я понятия не имела, какая она на самом деле. В свободное время она вполне могла быть буйной наркозависимой нимфоманкой. Но она приходила в больницу, усердно трудилась, отклоняла все приглашения на корпоративные мероприятия и каждый день уходила домой ровно в шесть. У меня было неясное чувство, что она живет с родителями, но если бы на меня надавили, призналась бы, что оно было вызвано чудовищным стереотипом.

Парвин кивнула, уголки рта чуть приподнялись в неясной улыбке.

– Да, ты уж поосторожней. А то будешь плохо себя вести, заявится и задаст тебе порку, – она подняла брови, как бы намекая, и я чуть не свалилась со стула. Пол расхохотался.

– Фу, как грязно! – с одобрением заметил он, отсмеявшись, и вернулся к работе.

Вот что нужно понимать: нельзя основываться на своих представлениях о людях. Они меняются. Они отказываются следовать правилам. Я вновь повернулась к изображениям на МРТ, стала рассматривать неестественно белую область. Она была мертвой, да, но тем понятнее для меня. Я всегда любила конкретику. Правое или левое. Да или нет. Те школьные предметы, что требовали обсуждений и интерпретаций, были для меня настоящим проклятием, и никто из учителей не удивился, когда я выбрала науку. После того как я защитила диссертацию, меня убедили остаться здесь, чтобы всю оставшуюся жизнь заниматься научными исследованиями, но у меня было и другое желание. Помогать. Чувствовать себя полезной.

Нет, это неправда. Я нажала на иконку, чтобы открыть новую медкарту. Я хотела быть хорошей. Налаживать баланс. Если вас спрашивают, чем вы занимаетесь, а вы отвечаете, что вы врач, помогающий диагностировать и лечить рак, вам нужно быть хорошим. Нужно.

После работы я отказалась от вялого предложения выпить и сразу поехала домой. Я действовала на автопилоте, и сторонний наблюдатель не увидел бы ни одной причины полагать, будто бы я не готовлюсь к предстоящему свиданию. Вплоть до последнего момента, когда я уже должна была выходить. Но я не вышла. Я села на диван и сбросила туфли.

Отчасти мне хотелось включить телевизор, выпить вина и сделать вид, что ничего не происходит, порвать с Марком путем бездействия, а не действия, но остатки силы духа были во мне еще живы. Я представила, как он сидит один в ресторане, вспомнила, как однажды бросила мужчину, просто уехав из города посреди ночи. Я знала, что не люблю Марка, но он был добр ко мне и не заслужил такого. Посмотрев на часы, я поняла, что уже поздно и что он наверняка уже в пути. Нажав кнопку вызова, я скрестила пальцы и стала ждать ответа.

– Ты опаздываешь? Ничего страшного, я пока схожу в бар и чего-нибудь выпью.

Его голос был таким счастливым, таким уверенным, а я собиралась все разрушить. Вернее, я знала, что все разрушено, но он-то не знал. Я ненавидела себя. Я ненавидела все это.

– Я не приеду, – лживые слова о том, что я плохо себя чувствую или слишком устала, чуть было не вырвались, но я сжала губы, не давая им выйти на свободу. – Прости меня. В последнее время все не так, и…

– О чем ты?

– Мне кажется, нам нужно сделать перерыв.

– Не говори глупостей, – сказал Марк сухо. – Жду тебя в ресторане через час, – и он сбросил звонок.

Так типично для Марка. Когда все только начиналось, меня притягивала его уверенность в своих силах, в себе и в нас. Впервые я почувствовала, что он мне нравится, в пятницу на вечеринке после работы. Коллеги решили повеселиться, втянули и меня. Я помню, как, болтая с Полом, ощущала на себе взгляд Марка, сидевшего за соседним столиком. Когда я собралась уходить, он пошел за мной следом. Моросил мелкий дождь, и Марк раскрыл зонт-трость. Я помню, как подумала – до чего смешно, до чего по-взрослому нудно и так непохоже на мужчин, которые мне нравились, что его можно было бы отнести к другому виду. Мне всегда нравились длинноволосые плохие парни с проблемами по части гигиены и любовью к марихуане, а не мужчины на двенадцать лет старше меня, которые любят классическую музыку и играют в крикет.

– Думаю, нам стоит узнать друг друга получше, – сказал он, укрывая меня зонтиком. – Позволишь угостить тебя ужином?

– Когда? – я тянула время, ища вежливый способ отказать начальнику.

– Сейчас. У меня такое чувство, что потом ты сама себя отговоришь.

– Ты прав, – сказала я. – Ты же мой начальник. Это противозаконно, – и этими словами я практически дала самой себе понять, что ночь проведу с ним. Я надеялась, что бунтарский дух во мне ослаб к тому времени, как мне исполнилось двадцать пять, но, видимо, до моего либидо это не дошло. Той ночью, глядя на него, чуть захмелевшая от джина с тоником, я думала – вот черт, я переспала с начальником. Ужасно, но весело. Что такого страшного может случиться?

Да, я была идиоткой.

К девяти часам на моем телефоне было семь пропущенных от Марка. Я сидела на диване в состоянии возбужденного паралича. Я знала, что нужно поступить по-взрослому, по-человечески – пойти и поговорить с человеком, с которым сплю вот уже полтора года, но мозг отказался меня слушаться. У меня всегда хорошо получалось раскладывать все по местам и держать под контролем, и поэтому разум отказывался участвовать в этой маленькой драме, интересуясь вместо этого тем, что показывали по телевизору.

Ненавидя себя, я сделала то, что делаю всегда, когда мне плохо, – включила запись автоответчика и вновь услышала голос Джерейнта.

– Мина…

Первое слово каждый раз было для меня словно удар в живот. Я сглотнула, вслушиваясь в его голос. Я прослушала это сообщение столько раз, что могла пересказать наизусть, и все же оно по-прежнему не утратило своей власти надо мной. Ужас пополам с облегчением. Чувство вины пополам с любовью.

– Мина, перезвони мне. Сейчас. Или ладно, через пять минут.

Откинувшись на диван, я накрыла глаза руками, надавила на веки.

Мне не хотелось думать о том, как я в последний раз видела Джерейнта, поэтому я обрадовалась, когда в памяти всплыло другое воспоминание. Это было еще до того, как я переехала в Брайтон. Я училась в Клинике университетского колледжа и снимала квартиру с Алекс. Она была идеальной соседкой. Разделяла мое пристрастие к алкоголю и придерживалась тех же сомнительных стандартов ведения домашнего хозяйства. Единственным ее недостатком была любовь к валлийцам. Алекс считала их самыми сексуальными, самыми восхитительными. Сочетающими в себе задумчивость Ричарда Бертона [1] и бьющую ключом поэтичность Дилана Томаса [2]. Алекс мечтала о таком. Я же, как только перебралась в Лондон, сбросила, как старый свитер, все валлийское, что во мне было. Я избегала прежних знакомств и избавлялась от акцента. Я меняла свой лексикон, вычеркивала все диалектизмы города Суонси и сглаживала гласные, как все современные лондонцы. Но, вопреки здравому смыслу, в день Святого Давида согласилась пойти с ней в валлийский паб.