Честь Афродиты - Владислав Вишневский Страница 41

В своё время она представлена ему в Москве была, познакомились однажды. Немец как немец. Чистенький, корректный, вежливый, предупредительный… Но — миллиардер. А по виду, и не скажешь. Эсэсовская форма бы ему больше пошла к лицу, почему-то отметилось. Поди ж ты! На России наверное и заработал свои миллиарды, фашист недобитый, подумала она по старой своей коммунистической привычке. Но тогда приветливо улыбалась… Слушая его вкрадчивый голос, Ольга Леонардовна различала некоторые немецкие слова, даже целые предложения — в пору президентства ВВП, вся мэрия принялась было изучать немецкий язык, но на пост вдруг заступил другой президент, вся учёба встала. Не разобрались пока в его пристрастиях. Скрытный какой-то. Неторопливо говорит, не мигая смотрит широко поставленными глазами, вскидывая голову, отмеряет важность сказанного. ДАМ. И как быть остальным, не думает, если до сих пор хотя бы «перед своими» не раскрылся. Только этого все и ждут. И она тоже.

В тот раз, мягко пожав её руку, Когель расшаркался в предложениях «желательно его посетить», «непременно принять предложение» и прочем. Случай представился. Точнее не представился, а организован был. Но перед этим необходимо было насладиться тёплыми объятиями своего олигарха.

Желанная встреча, как она поняла, страстная для обоих. На свой счёт она не сомневалась, только самой себе могла признаться — да, влюбилась, и как в самца, и в его социальный статус. В статус, конечно, больше, но и в самца тоже. В последнем случае — просто «тормоза» взяла и отпустила. Влюбилась и влюбилась. Это и не удивительно в её годы. А вот он… на шесть лет моложе её… Он-то что? Не скажешь же, что безумно влюбился. Смешно. На фоне современных моделистых тёлок, оторви, да брось, она — точно кастинг провалила бы, а вот он… Как пылкий мальчишка, на виду у всех папарацци, как специально, с объятиями её встретил в аэропорту, вручил огромный букет алых роз, сам распахнул дверь лимузина, в салоне шампанским угощал. Глаз не сводил… Даже не дал переговорить с представителем оргкомитета, со своими, торопливо увёз, быстрее, быстрее… В отель, который, оказывается, был его личной собственностью в Берне, уже третий год. Поселил в президентском номере на шестнадцатом этаже, номер из пяти комнат, и каких!! Все комнаты в свежих цветах! И ванна уже наполнена, и стол сервирован… А подарки какие, мама дорогая! Только брильянты. И диадема, и колье, и серьги, и перстень… И всё это на голое тело… перед ним и перед огромным зеркалом… Изумительная красота, жуткая дороговизна, а чувства какие, объятия! От него завораживающе пахло юношеским потом, как в её девичестве когда-то, она смутно помнила, как он без устали любил её… тело, как целовал… От чувств она едва сознание не теряла. Что-то подобное она испытывала со своим референтом, молодым юношей… Тоже сильным, красивым Апполоном, но в том случае скотским сексом всё ограничивалось, безудержным, дикими, ненасытным… Он утомлял её, как тот олень олениху. Словно автомат юноша работал, как машина… А здесь, сейчас… когда на тебе брильянты и…

— Завтра мы летим в Малибу. Летим. Это обязательно. Должен же я показать хозяйке её скромное бунгало. Ты хочешь, хочешь? — ещё тяжело дыша, глядя в зеркальное отражение на потолке, предложил он.

В подаренном поместье она ещё, к сожалению, не была, но очень хотела, потому что гордилась, не представляла даже, хотя видела его в Интернете, почти грезила. Она и — хозяйка такого великолепия… Невероятный подарок. Шикарный! Как все её брильянты теперь. Из России ещё на тот момент она не выезжала. Случая не было… А теперь… Теперь есть! Лёжа уставшей разделанной тушей, мокрой от пота и в блеске брильянтов, она ответила.

— Ой, я же не могу, дорогой, у меня завтра рабочая встреча…

— Тогда полетим сегодня. Двенадцать часов нам хватит. Только позвоню… Летим?

— А вдруг билетов нет.

— Какие билеты, дорогая, я же «Гольфстрим» фрахтую. Он ждёт, только скажи.

— А у меня купального костюма приличного с собой нет.

— А зачем он тебе? Там же никого не будет. Весь пляж наш…

Вот это как раз ей было непонятно. Это не согласовывалось. Как можно женщине быть одной? Пусть и без купальника, но… Для чего же тогда она сама, её образ, тело… Если никто-никто этого не видит.

— Будем только ты и я. Согласна?

— А украшения?

— Или в банк на хранение положим или с собой возьмём. Тебе они нравятся?

— Очень! Я просто без ума! Прелесть! Я тебя люблю! Никаких банков, с собой возьмём! Ни у кого, я уверена, таких украшений нет! Наши бы увидели… от зависти подохли бы. Все и сразу. Это же целое состояние!

— Ерунда! У меня в Южной Африке маленькая золоторудная компания круглые сутки работает… Мне объёмы нужны. Земли, горы, карьеры…

— Ну, этого добра у нас полно. Россия — необъятная страна. Был бы инвестор…

— А я для чего, а? Хорош я инвестор для тебя, хорош? — вскричал он, запрыгивая и входя в неё.

— О! Ооо! Ты… ты… Ох… Ты просто прелесть… Ты… Ещё! Ещё!.. А двенадцать спален — это нам зачем? — неожиданно даже для себя самой, спросила она…

Он не сразу ответил, продолжал ещё утолять страсть, но всё же сбавил «обороты»…

— А чтоб каждую ночь в новой спальне, а? — Наконец нашёлся он, вновь убыстряя темп. — Как тебе идея, как?

— Так! Так… А…А… О…О…

Всё остальное время, пока он не отвалился, она старательно имитировала соответствующую страсть, думая о том, как будет жить в таком четырёхэтажном поместье одна… пусть и с ним… Придётся с собой референта взять. Мало ли какие вопросы могут возникнуть по-бизнесу… на Родине, например… Ха, Родина! Родина — уродина! С таким олигархом, у неё везде Родина.

О том, что в редакции что-то ужасное стряслось, Николай Николаевич Свешников, главный редактор, находясь в своём кабинете, понял сразу, как только услышал непонятный шум и громкий визг сотрудниц. В первое мгновение в испуге замер, прислушиваясь… Потянулся было рукой к трубке телефона — что там охранник? — но шум, усиливаясь, с грохотом ввалился в его кабинет. Пинком открыв дверь, на пороге возникли несколько человек. В камуфляже, но без опознавательных знаков, без оружия, значит, не ОМОН, понял Николай Николаевич, в масках, в армейских ботинках, с цепями и бейсбольными битами в руках, в чёрных перчатках, у одного в руке зажат кастет.

— А, вот ты где, с-сука… — глухо взревел из-под шапочки голос первого, и он, и ещё один, такой же, замахиваясь, без раздумья бросились к столу главного редактора. Остальные налётчики, размахивая цепями, принялись крушить мебель и кресла в кабинете. Из коридора доносились истошные женские крики, возня, грохот разбиваемого стекла, что-то гремело и трещало…

Налётчики! Мгновенно промелькнуло в мозгу редактора, и уходя от летевшей в его голову дубины, отскочил в сторону, вскочил на стол. Защищаясь, автоматически, без замаха сильно ударил ногой в ближайшую чёрную шапочку. Голова у налетчик резко дёрнулась в сторону — не сломать бы позвонки! — мелькнуло в сознании защищающегося. Он ещё не понял серьёзность намерений ворвавшихся, не готов к такому был. Прорези на шапочке нападающего сдвинулись, бита из рук вывалилась и он сам, вместе со своим орудием, ломаясь в поясе, исчез из поля зрения, свалился под стол. Его товарищ, с цепью в одной руке, намотанной на кулак на манер огромной железной перчатки, удивлённо отшатнулся, но среагировал, резко двинул кастетом, метя Свешникову в коленную чашечку.