Как стать маньяком. История жертвы обвинения - Александр Ковальчук Страница 43

– Извиниться ты должен не столько передо мной, сколько перед окружающими, в общество которых ты выбросил брак своего производства. Посмотрел, что у тебя не получается так, как самому хочется, и выбросил плод своего неудачного «творения» под ноги толпе. А сам вроде бы и ни причём, как будто и не было с твоей стороны попытки создать своё точное подобие.

Отец молчал, только желваки играли на скулах, а сын продолжил:

– Только не говори, что потратил бешеные деньги на адвокатов! – вспомни, что предлагал тебе мой дед. Связей у него хватало, но недостаточно было материальных средств, и он предложил вам с матерью продать машину и дачу. Но ты сказал что-то вроде: «преступник должен сидеть в тюрьме!» и отказался вытягивать сына из болота.

– А по-твоему я должен был идти на поводу у твоих чудачеств? Терпеть все эти юношеские бзики? – терпение главы семейства определённо подходило к концу.

Но сын стоял на своём:

– Даже если это действительно были «чудачества» и «бзики», как ты это назвал, то они, если рассуждать логически – плод твоих рук! Меня ведь не улица воспитывала, а семья и школа. И ты теперь пожинаешь посеянное. А если во мне после всего перенесённого и осталось что-то человеческое, то заслуга в этом не твоя, а дедушки с бабушкой, которые заложили настолько крепкий фундамент, что даже после всех твоих усилий на нём появились только трещины. И то только потому, что он не успел хорошенько схватиться. От сырой кладки ты с твоей маниакальной напористостью сумел отколоть несколько кусочков.

– Они из тебя лепили размазню, а я хотел сделать настоящего мужика!

– Тем не менее, черты, которые мне привили дед с бабой, сохранились до сих пор, несмотря ни на что. А вот твой «рисунок», который ты пытался наложить поверх нарисованной ими картины, смыло годами.

– Почему я должен слушать эту чушь?! – психанул отец, основательно уже разгорячённый таким разговором и снова попытался отвлечь сына:

– Спроси лучше Юрьевича [29] – как он тебя кинул на дом!

– Не хочу я никого ни о чём спрашивать. Придёт время, и всё станет на свои места. А что касается моих слов… Действительно – зачем меня слушать? Прошлого это не изменит, а тебя – тем более. Получается, что я только попусту сотрясаю воздух? Может ты и прав – всё это надо рассказывать детям, чтобы они не повторяли ошибок своих предков.

– Вот и расскажи своим детям – какой ты хороший!

– Зачем же врать? Я им, и не только им, расскажу правду – каким я получился и кто в этом

виноват. Какой толк, что я никого не убивал и не насиловал?! – я всё равно пол-жизни провёл в

тюрьме только потому, что мной, при наличии родителей, некому было заниматься. Пусть твои внуки знают о том, что «брак своего производства» ты готов был запереть в психушку – ведь ты, единственный и неповторимый, не мог ошибиться. Значит – дело в моей неполноценности? Так ведь по-твоему?

Злость у Степаныча прошла, но ей взамен пришла какая-то холодная отчуждённость, остудившая мысли и чувства:

– А уж как они это воспримут – это их личное дело. Ни ты, ни я ничего им не дали, так что и не

нам с тобой что-то от них требовать.

– Да, мастер ты языком чесать! Твои бы способности да в мирных целях.

– Мои способности прошли вместе со мной очень хорошую школу. Может быть именно благодаря им я до сих пор живой, разве что покалеченный слегка. Хочешь честно? —

хотел бы я посмотреть на тебя в тех условиях. Это ведь здесь можно спрятаться за чью-то спину и тихонько дёргать за нитки. А там прятаться некуда – все друг у друга на виду, склонности и способности человека определяют в считанные часы. Куда там штатным психологам!

– Спасибо за пожелание, но я старался не выделяться – идти в ногу со всей страной. – чуть ли не с гордостью ответил отец.

.– Да вся страна пусть хоть раком стоит! Но детям-то своим можно было правду рассказать? Объяснить им! Чтобы они не выглядели белыми воронами в толпе. А я ведь верил этим твоим сказкам! И где я теперь?! – у меня три судимости, из которых только одна получена мной за дело. Зато мой родной отец утверждает, что я матёрый лжец, что все свои судимости я заработал по заслугам… и мало по ним получил.

– Ты хочешь сказать… – отец сделал очередную попытку схватить нить разговора, но сын вырвал её:

– Да ничего я тебе не хочу сказать! Всё равно ты веришь только себе одному. Так тебя учили – твёрдо верить в свои убеждения и уметь их навязать толпе. В Ленина ты уже не веришь, но вот с навыками коммунистического идеолога расстаться не смог.

– Тебе не надоело?

– Надоело, пап. Но конструктивной беседы у нас с тобой никогда не получалось. Да и не об этом речь, в конце концов.

– А о чём?

– Как это «о чём?» – мы с тобой уже не один год говорим о местах, занимаемых в процессе воспитания отцом и сыном. Но тебе совершенно не интересно то, что я могу рассказать. Ты ведь у нас непререкаемый авторитет и на всё имеешь собственное мнение. Но если даже так, то спроси у самого себя: «А всё ли я сделал для того, чтобы мой сын вырос нормальным, полноценным человеком?» И честно самому себе – окружающие и так всё видят – ответь.

Несмотря на свою инвалидность и прессинг со стороны отца, Степаныч не оставлял надежды на нормальную жизнь. И Бог услышал его молитвы – он познакомился с женщиной, ставшей впоследствии его надеждой и опорой. Первое знакомство состоялось в телефонном режиме, но уже через несколько дней Степаныч поехал к ней в Крым, где она тогда работала, не найдя себе работы на материке.

Бог услышал молитвы Степаныча и, после всего с ним случившегося, подарил ему возможность верить, надеяться и любить. Ведь именно с появлением Тани в жизнь вчерашнего заключённого вернулась вера в человечество, надежда на торжество правды и любовь к ближнему.

Встретившись, Степаныч был приятно удивлён увиденным – симпатичная, невысокого роста, с ладно скроенной фигуркой и тёмными глазами, поражающими своей глубиной. Природная сообразительность и здоровое чувство юмора как бы подчёркивали общее впечатление.

Будучи по образованию фельдшером, и хорошим, «скорой помощи», она вынуждена была работать медсестрой в одном из местных государственных санаториев.

Свидание продлилось всего несколько дней, тем не менее они полюбили друг друга и через месяц, когда инвалидность Степаныча была наконец-то оформлена, он уехал жить к ней. Пусть и на съёмной квартире, зато подальше от вражды, которая преследовала его в родительском доме.

Спустя время им пришлось уехать из Крыма из-за изменений в статусе полуострова и поселиться в Харькове, вновь-таки на съёмной квартире, т. к. родственники отгородились от них стеной неприятия. И семья выживала самостоятельно – жена тянула на себе две работы, а муж пытался хоть что-то делать по хозяйству и подрабатывать на интернет-бирже. Платили копейки, но выбирать не приходилось. А впоследствии они и вовсе перебрались в пригород, где цены на жильё были скромнее.