Музыка сфер - Элизабет Редферн Страница 45

В Париже, как знал Джонатан, тайное Роялистское Агентство, возглавляемое графом д’Артуа, дядей заключенного короля-мальчика, с помощью шпионажа и убеждений трудилось на реставрацию абсолютной монархии, ради этой цели тратя через секретную сеть агентов последние остатки богатства Бурбонов на подкуп армий и осведомителей.

Вмешательство английского правительства во французские дела Роялистское Агентство терпело едва-едва — и потому лишь, что Англия, казалось, оставалась единственной страной, твердо решившей и дальше вести войну против Французской республики. Но к восстановлению ancien régime Питт и его министры относились прохладно, поскольку в глазах многих англичан умеренного толка именно его эксцессы толкнули доведенный до отчаяния народ к революции.

Еще одну клику возглавлял граф де Пюизе, которому предстояло командовать предполагаемой высадкой во Франции. По убеждению Пюизе был конституционным монархистом, сторонником восстановления короля на троне, только если королевская власть будет сдерживаться некоторыми демократическими ограничениями. За эти убеждения Пюизе, мужественного солдата, поднимавшего и возглавлявшего крестьянские восстания в западных областях Франции, надменный д’Артуа и Роялистское Агентство презирали и не терпели. Волей-неволей им пришлось более или менее признать его главой планируемых экспедиционных сил, но потому лишь, что именно Пюизе смело явился в Лондон и убедил сначала Уиндхема, а затем и Питта с остальным кабинетом оказать полную поддержку этой экспедиции, сведения о которой все еще считались «совершенно секретными», хотя о том, что армия и корабли уже готовятся к ней на южном берегу, было известно чуть ли не всем и каждому.

И Джонатан прикинул, а не снабжает ли Ротье Роялистское Агентство последними сведениями о Пюизе? Быть может, французский доктор получает плату не только от англичан, но и от д’Артуа? Вот какую игру он ведет?

Если так, тайные делишки Ротье вреда не причинят, поскольку и те, и другие его хозяева в союзе. Во всяком случае, пока. Однако, если он посылал сведения роялистам в Париже, оставался риск, что его письма могут перехватываться врагами…

Джонатан стоял у входа в Монтегю-Хаус и растирал ноющие виски. Прекрати, сказал он себе, прекрати! Дуврское письмо все-таки может быть просто списком звезд, посланным в Париж какому-то ученому коллеге, живущему под постоянной угрозой от властей в непрекращающемся кипении Парижа; кому-то, кто, вероятно, предпочитает, чтобы никто не узнал о его переписке с изгнанным врагом Республики Пьером Ротье?

«Но почему некоторые цифры неверны?»

Джонатан вошел и увидел, что навстречу ему, нахмурясь, идет начальник канцелярии.

— Вы долго отсутствовали, Эбси.

— Да, сэр. — Джонатан наклонил голову, признавая заслуженность выговора. Однако Поллок все утро провел в Казначействе на совещании, следовательно, кто-то донес на него.

Он повернулся, все еще в смятении ума, чтобы вернуться в свой кабинет, однако Поллок с ним не кончил.

— Джонатан!

— Сэр?

Поллок сделал ему знак подойти поближе.

— Думаю, вам следует узнать, что высадка на западном побережье Франции одобрена. Роялистские полки отплывут в ближайшие дни. Подробности все еще остаются совершенно секретными, но, без сомнения, до вас уже доходили слухи.

— Да, сэр.

— Ну, так время требует величайшего усердия, — воззвал к нему Поллок. — Вы нужны нам за вашим письменным столом.

Кивнув, Поллок проследовал дальше, а Джонатан вернулся в свой кабинет. Едва сев к столу, он вытащил дуврское письмо и снова уставился на него.

Когда они только поженились, его жена в качестве украшения повесила на стене медную тарелку с чеканкой. Джонатан часто поддразнивал ее из-за тарелки, которую ей нравилось самой полировать, пока медь не начинала сиять, будто золото. Элли тоже любила эту тарелку. Когда ее брат Томас был совсем малышом, ей нравилось показывать тарелку ему. Она очень осторожно подносила свечку к тарелке на стене и требовала, чтобы он следил за ярким танцующим отражением огонька.

Однажды Джонатан, глядя на свою прелестную дочку и ее свечу со всей любовью своего сердца, вдруг заметил, как царапины и давние следы полировки на медном блюде всякий раз образовывали ряды безупречных кружков со сверкающим отражением пламени в центре, независимо от того, где находилась свеча.

И вот теперь, показалось ему, что он, куда бы ни направлялся, оставался в кольце своих дурных предчувствий, вызванных французскими наблюдателями звезд, и письмами в Париж, и рыжеволосыми девушками, умершими на темных лондонских улицах. Убийство дочери внезапно представилось ему не просто личной мукой, которую он по мере сил должен переносить в одиночестве, но частью чего-то большего, зловещего, далеко хватающего.

Одно было несомненно: Джонатану грозила потеря должности, если он и дальше будет замечен в расспросах об убийце дочери. Если он и прежде ступал по опасной почве, зная, что в Товариществе Тициуса есть английский агент, то насколько больше он рискует теперь, тайно пряча письмо, вообще его не касающееся!

Джонатан принуждал себя работать до шести часов, расчищая завалы на столе. Затем прошел на Чаринг-Кросс, взял извозчика и отправился в полицейское управление на Бау-стрит, где высокий потолок зала отзывался эхом на громкие голоса людей, толпящихся в очередях, чтобы сообщить о мелких преступлениях или ссорах. Джонатан быстро огляделся, убеждаясь, что тут нет никого его знающего, а затем выбрал молодого розовощекого констебля, чтобы спросить, нет ли у него записей о смерти Джорджианы Хоус.

— Ужасное дело, — заметил констебль, — такая молодая девушка и такая красивая!

Он достал досье для Джонатана, который представился ему поверенным родственников покойной девушки.

— Такая жалость, что не нашлось свидетелей, — продолжал констебль. — Да и улик почти никаких. Не за что зацепиться, а, сэр?

Джонатан сказал небрежно:

— Я слышал, что возле ее тела нашли золото. Не знаете, что с ним сталось?

— Ах да! Французское золото, верно? Помню-помню. Только это по части Министерства внутренних дел, сэр. Они его куда-то забрали и расписались за него. Чтобы его получить, вам нужно распоряжение министра.

Джонатан сделал еще попытку:

— Вы дежурили в ночь ее смерти? Сами вы эти монеты видели?

— Нет-нет. Я уже сказал, вам надо обратиться в Министерство внутренних дел.

Джонатан с ощущением бессилия, теперь такого знакомого, сказал:

— Да. Благодарю вас.

Затем Джонатан приказал дожидавшемуся извозчику отвезти его к лавчонке букиниста на Пиккадилли, где, судя по вывеске, продавались научные книги. Опять велев извозчику подождать, он вошел и спросил владельца, нет ли у него книг о звездах.

Владельцем был сгорбленный старик. Его лавка была темной, с верхних полок свисали фестоны паутины. Судя по виду хозяина, продажа книг его почти не кормила. Джонатан оказался единственным посетителем. Однако при вопросе Джонатана лицо владельца просияло.