Трактир "Ямайка" - Дафна дю Морье Страница 45

Джосс Мерлин отвернулся от нее, что-то крича своим спутникам, и лошадь, напуганная его криком, понеслась вперед во весь опор, таща за собой экипаж; и огни трактира «Ямайка» исчезли в темноте.

Кошмарное путешествие к берегу продолжалось больше двух часов, и Мэри, вся в синяках, потрясенная грубым обращением, в изнеможении забилась в угол экипажа, мало заботясь о том, что с нею будет. Гарри-разносчик и еще двое тоже забрались в экипаж, и воздух сразу же провонял табаком, перегаром и запахом их тел.

Трактирщик привел себя и своих товарищей в состояние бешеного возбуждения, и присутствие женщины, ее слабость и отчаяние придавали удовольствию особую остроту.

Сперва бандиты говорили о ней и в расчете на нее, смеялись и пели, чтобы обратить на себя внимание девушки; Гарри-разносчик горланил свои похабные песни, которые в таком тесном пространстве звучали оглушительно громко и вызывали вой одобрения у слушателей, приводя их в еще большее возбуждение.

Бандиты наблюдали за лицом своей спутницы, надеясь, что она как-нибудь проявит стыд или неловкость, но Мэри слишком устала, и никакое грубое слово или похабная песня не могли ее задеть. Она слышала их голоса сквозь пелену изнеможения; она чувствовала, как дядя толкает ее локтем в бок — новая тупая боль вдобавок к предыдущим мучениям; в висках у нее стучало, в глаза как будто насыпали горячий песок, и сквозь дым девушка едва видела море ухмыляющихся лиц. Ей было все равно, что они говорят или делают, и непреодолимое желание уснуть и забыться стало пыткой.

Когда мужчины увидели, насколько Мэри безжизненна и тупа, ее присутствие перестало вызывать интерес. Даже песни потеряли остроту, и Джосс Мерлин, порывшись в кармане, достал колоду карт. Бандиты мгновенно отвлеклись, и в минутном затишье, которое ей выпало, Мэри поглубже забилась в свой угол, подальше от жаркого, животного запаха дяди, и, закрыв глаза, отдала себя во власть раскачивающегося, подпрыгивающего на ухабах экипажа. Она так устала, что уже не отдавала себе отчета в происходящем; она то и дело впадала в забытье. Девушка ощущала боль и толчки колес, слышала где-то вдалеке глухой шум голосов; но все это существовало отдельно от нее, происходило не с ней. Тьма снизошла на нее, как дар небес, и Мэри чувствовала, как соскальзывала туда и наконец полностью провалилась. Время перестало для нее существовать. Движение прекратилось, и это насильно вернуло ее в реальный мир: внезапная тишина и холодный влажный воздух, овевающий лицо сквозь открытое окно экипажа.

Она была одна в своем углу. Мужчины ушли, прихватив с собой фонарь. Сперва Мэри сидела неподвижно, боясь, что они вернутся, и не вполне понимая, что с ней произошло. Затем она потянулась к окну, и боль и ломота во всем теле стали невыносимыми. Резкая боль опоясала ей плечи, окоченевшие от холода; ее корсаж все еще был влажным от дождя, насквозь промочившего ее вечером. Девушка подождала минуту, потом снова наклонилась к окну. Ветер по-прежнему дул сильный, но ливень прекратился, и только мелкая холодная морось барабанила в окно. Экипаж бросили в узком глубоком овраге, лошадь выпрягли. Похоже было, что овраг резко идет вниз, узкая дорога усеяна камнями и разрушена. Мэри не видела ничего дальше нескольких ярдов. Ночная тьма сгустилась, и в овраге было черно, как в погребе. На небе уже не осталось звезд, и резкий ветер пустошей стал неистовым, шумным и порывистым, и вдобавок приволок с собой мокрый туман. Мэри высунула руку из окна и дотронулась до склона оврага. Ее пальцы наткнулись на рыхлый песок и травинки, насквозь пропитанные влагой. Девушка подергала ручку дверцы, но та была заперта. Она прислушалась. Ее взгляд старался прорваться сквозь темноту, вдоль крутого склона оврага, и ветер донес до нее звук, одновременно зловещий и родной, звук, которому впервые в жизни она не обрадовалась, но узнала с замиранием сердца, вздрогнув от дурного предчувствия.

Это был звук моря. Овраг выходил на берег.

Теперь Мэри знала, почему воздух стал мягче и почему брызги дождя легко ложились ей на ладонь и имели соленый привкус. Высокие склоны оврага давали мнимое ощущение безопасности, по контрасту с открытыми просторами пустошей, но за пределами этого обманчивого укрытия иллюзия сразу исчезала, и свирепая буря завывала еще громче. Не могло быть тишины там, где море разбивалось о скалистый берег. Теперь девушка слышала его беспрерывно: ропот и вздох, когда усталая волна накатывалась на берег и нехотя уходила; затем пауза, когда море готовилось к новой попытке — крохотный отрезок времени, — и затем снова грохот и обвал, рев волны на гальке и громкий стук камней, которые море увлекает за собой, Мэри вздрогнула: где-то там, внизу, в темноте, ее дядя и его товарищи ждали прилива. Если бы она могла хотя бы слышать их, ожидание в густом экипаже стало бы не таким невыносимым. Дикие вопли, хохот и пение, которыми ее спутники подбадривали себя во время пути, сами по себе отвратительные, стали бы сейчас облегчением; но эта мертвая тишина была зловещей. Дело отрезвило бандитов, и они нашли чем занять руки. Теперь, когда Мэри пришла в себя и первый приступ изнеможения миновал, бездействие показалось ей немыслимым. Она прикинула размеры окна. Девушка знала, что дверь заперта, но, поднатужившись и извернувшись, можно было попытаться протиснуться сквозь узкое окошко.

Рискнуть стоило. Что бы ни случилось нынче ночью, за ее жизнь никто не поручится; дядя и его товарищи могут найти и убить девушку, если пожелают. Они знают этот край, а она — нет. Они в минуту могут выследить ее, как свора гончих, если только захотят. Мэри изо всех сил старалась протиснуться в узкое окошко, лицом вверх; это было тем более трудно, что ей продуло плечо и спину. Крыша экипажа оказалась скользкой и мокрой, за нее было никак не ухватиться пальцами, но Мэри старалась изо всех сил, и вот наконец ее бедра, стиснутые и сдавленные болью, протиснулись наружу. Бедняжка содрала кожу об оконную раму и была в полуобморочном состоянии. Она потеряла опору и равновесие и навзничь рухнула из окна на землю.

Мэри упала с небольшой высоты, но ударилась сильно и чувствовала, как сбоку по ее телу стекает струйка крови — результат того, что она застряла в окне. Девушка дала себе опомниться, а затем с трудом поднялась на ноги и стала неуверенно продвигаться вверх по тропинке, прячась в тени откоса. В голове у нее не было пока никакого плана, но, повернувшись спиной к оврагу и к морю, она могла бы удалиться от своих недавних спутников. Скорее всего, те спустились на берег. Эта тропинка, сворачивавшая наверх и влево, по крайней мере выведет ее на скалы, а там, несмотря на темноту, она сможет хоть что-то разглядеть. Где-то же должна быть дорога — как же иначе ехал экипаж, — а если есть дорога, значит, скоро появятся и жилые дома; а там будут честные мужчины и женщины, которым она сможет все рассказать, и они поднимут всю округу, когда услышат ее историю.

Мэри ощупью пробиралась вдоль длинной канавы, то и дело спотыкаясь о камни. Волосы лезли ей в глаза и мешали, и, неожиданно завернув за острый выступ откоса, она подняла руки, чтобы откинуть назад свисающие на глаза пряди, и из-за этого не заметила согнувшуюся фигуру мужчины, стоявшего в канаве на коленях спиной к ней и наблюдавшего за извилистой тропой впереди. Девушка налетела на него с размаху, так что у нее перехватило дыхание, и мужчина, застигнутый врасплох, упал вместе с ней, крича от страха и ярости и ударив ее кулаком.