Трактир "Ямайка" - Дафна дю Морье Страница 46

Они дрались на земле, Мэри пыталась вырваться, царапая ему лицо, но уже через минуту стало ясно, что противник сильнее. Он перевернул девушку на бок и, запустив обе руки ей в волосы, стал тянуть за корни, пока боль не заставила ее затихнуть. Мужчина прислонился к ней, тяжело дыша, и пристально посмотрев на Мэри, изумленно раззявил рот с желтыми гнилыми зубами.

Это был Гарри-разносчик. Мэри лежала неподвижно, надеясь, что противник пошевелится первый. Она проклинала себя за глупость: как можно было вот так, на ощупь, идти по тропинке и не подумать о том, что даже дети во время игры выставляют часовых?

Гарри ждал, что девушка будет кричать или сопротивляться, но поскольку она не делала ни того, ни другого, он перенес тяжесть своего тела на локоть и хитро улыбнулся ей, кивнув в сторону берега.

— Не рассчитывали меня здесь увидеть, правда? — сказал он. — Думали, я на берегу с трактирщиком и остальными, расставляю приманку? Итак, вы пробудились от раннего сна и решили прогуляться по тропинке. И раз уж вы здесь, я приму вас как можно радушнее. — Бандит ухмыльнулся, ткнув черным ногтем ей в щеку. — В канаве холодно и сыро, — заметил он, — но сейчас это неважно. Они пробудут там внизу еще несколько часов. По тому, как вы говорили с Джоссом сегодня, я понял, что вы настроены против дядюшки. Он не имеет права держать вас в «Ямайке», как птичку в клетке, и не позволять вам надевать всяких хорошеньких вещиц. Он, наверное, даже брошки для корсажа вам не подарил, правда? Ну и ладно. Не огорчайтесь. Я подарю вам кружева на шейку и браслеты на запястья, и мягкие шелковые платья. Ну-ка, моя милая…

Гарри кивнул ей, подбадривая, все еще улыбаясь хитро и самодовольно, и Мэри почувствовала, как его рука украдкой вцепилась в нее. Она мгновенно дернулась и ударила бандита. Ее кулак угодил ему снизу в подбородок; его рот захлопнулся, как капкан, и язык застрял между зубами. Гарри заверещал, как кролик, и Мэри снова ударила его, но на этот раз он схватил ее и стал трясти; все притворные ласковые уговоры кончились, сила его была ужасна, краска схлынула с лица. Теперь бандит боролся за обладание ею, и Мэри знала это, и, понимая, что у него силы больше, чем у нее, и в конце концов он одержит верх, вдруг обмякла, чтобы обмануть противника, на миг поддалась ему. Гарри победно хрюкнул и слегка расслабился, что ей и было нужно, и, когда он, меняя положение, опустил голову, девушка изо всех сил пнула его коленом и одновременно ткнула пальцами в глаза. Разносчик тут же сложился пополам от боли и свалился набок. Мэри моментально выбралась из-под него и встала на ноги, еще раз ударив своего обидчика ногой, пока тот беспомощно раскачивался, прижав руки к брюху. Девушка пыталась нашарить в канаве камень, чтобы бросить в него, но ей не попадалось ничего, кроме земли и песка, и она пригоршнями набирала песок и землю и швыряла Гарри в лицо. Он мгновенно ослеп и не мог дать сдачи. Потом Мэри повернулась и пустилась бежать так, будто за ней гнались, вверх по извилистой тропинке, с открытым ртом, вытянутыми вперед руками, спотыкаясь и оступаясь в колеях. Когда она снова услышала позади себя крик Гарри и топот его ног, чувство паники поглотило ее разум, и она стала карабкаться вверх по крутой насыпи, которая возвышалась над дорогой, на каждом шагу поскальзываясь на мягкой земле, пока в безумном напряжении, порожденном страхом, не добралась до верха и не пролезла, всхлипывая, сквозь дыру в колючей изгороди, венчающей насыпь. Ее лицо и руки были в крови, но Мэри не думала об этом и бежала вдоль скалы прочь от дороги, по травяным кочкам и вздыбленной, неровной земле, утратив всякое чувство направления, с единственной мыслью — спастись от того ужаса, что являл собой Гарри-разносчик.

Стена тумана сомкнулась вокруг нее, заслонив отдаленную линию изгороди, к которой она направлялась, и девушка тут же остановилась, осознав опрометчивость своего порыва, понимая опасную обманчивость морского тумана, который может привести ее обратно к дороге. Она тут же опустилась на четвереньки и медленно поползла вперед, глядя в землю, придерживаясь узкой песчаной тропинки, которая вилась в нужном ей направлении. Мэри продвигалась медленно, но инстинкт говорил ей, что расстояние между нею и разносчиком увеличивается, а это было самое главное. Она потеряла ощущение времени; было три, а может, четыре часа утра, и никаких признаков того, что тьма когда-нибудь рассеется. Сквозь завесу тумана опять пробился дождь, и девушке казалось, будто со всех сторон она слышит море, и нет от него спасения; шум бурунов ничто не заглушало, он был слышен громче и яснее, чем прежде. Мэри поняла, что по ветру нельзя определить направление, потому что даже теперь, дуя с тыла, он мог сместиться на один-два румба. Ничего не зная о береговой линии, она не повернула на восток, как собиралась, но оказалась на краю осыпающейся крутой тропы, которая, судя по шуму моря, вела ее прямо на берег. Буруны, хоть девушка и не могла их видеть из-за тумана, плескались где-то вдали, в темноте, и к своему ужасу она поняла, что они находятся на одном уровне с ней, а не внизу. Это означало, что утесы здесь круто спускались к берегу и не было длинной и извилистой тропы к бухте, которую она представила себе, сидя в оставленном экипаже; овраг, должно быть, находился всего в нескольких ярдах от моря. Склоны оврага приглушали шум волн. Как только Мэри все это поняла, перед ней в тумане образовался разрыв и стал виден кусочек неба. Она неуверенно продолжала ползти вперед; тропинка становилась шире, туман рассеивался, и ветер снова задул ей в лицо. Девушка опустилась на колени среди плавника, водорослей и гальки, на узкой прибрежной полосе; по обе стороны от нее отлого поднималась земля, а меньше чем в пятидесяти ярдах прямо перед ней высокие гребни волн разбивались о берег.

Через некоторое время, когда ее глаза привыкли к полумраку, она разглядела их, сгрудившихся у зубчатой скалы, которая нарушала ровную поверхность берега: горстку людей, жмущихся друг к другу от ветра и холода, молча всматривающихся в темноту. Самая их неподвижность таила в себе тем большую угрозу, что до сих пор они вели себя иначе; и то, как эти люди притаились, само положение их тел, прижавшихся к скале, напряженная бдительность, с которой их головы все до единой были обращены в сторону наступающего моря, — все это было зрелищем одновременно и страшным, и чреватым опасностью.

Если бы бандиты кричали или пели, перекликались друг с другом, делая ночь ужасной производимым ими шумом, грохотом тяжелых сапог по хрустящей гальке, это соответствовало бы их характеру и тому, чего Мэри ожидала; но в этой тишине было нечто зловещее, заставлявшее предположить, что для них наступил пик этой ночи. Только небольшой выступ скалы отделял Мэри от плоского пустынного берега, и она не смела двинуться дальше, боясь выдать себя. Девушка подкралась к скале и легла за нею на гальку. Прямо перед Мэри, спиной к ней стоял дядя со своими спутниками.

Девушка ждала. Бандиты не двигались. Не раздавалось ни единого звука. Только волны с неизбежной монотонностью разбивались о берег, омывая его и снова возвращаясь в море, и в ночной темноте виднелась тонкая белая линия бурунов.

Туман начал подниматься очень медленно, приоткрывая очертания узкой бухты. Скалы стали более рельефными, и утесы обрели плотность. Пространство расширилось: помимо залива открылась ровная линия берега, тянувшаяся в бесконечную даль. Справа, вдалеке, там, где самые высокие утесы спускались в море, Мэри увидала бледную светящуюся точку. Сперва она подумала, что это звезда, свет которой пробивался сквозь последнюю пелену тающего тумана, но разум подсказал ей, что белых звезд не бывает и что они никогда не раскачиваются на ветру на поверхности утеса. Она пристально следила за нею, точка приближалась; она была похожа на маленький белый глазок в темноте. Она танцевала и кланялась, раскачиваемая штормом, как будто ветер сам зажег ее и нес вперед, — живое пламя, которое задуть невозможно.