Томка. Тополиная, 13 - Роман Грачёв Страница 45

– Пап, смотри, что у меня есть!

– Да, родная, я вижу, очень рад за тебя. Сколько я должен?

– Перестань, – отмахнулась Таня. – Ты для нас делаешь больше. Что-нибудь выяснил?

– Ничего особенного. Старик в гробу нас всех видал.

– Но он подтвердил?

– Да. Этого вполне достаточно.

Местные жители сгруппировались вокруг участкового, шушукались между собой, косо поглядывая на нас. Только Владимир Петрович предпочитал держаться поближе, потому что он знал кое-что, чего не знали остальные.

И еще к нам присоединился Дима Картамышев. Увидев его съежившуюся от холода фигуру, я пожалел, что не разрешил прихватить Семенова сразу. Возможно, сейчас это решило бы много проблем.

– Привет. Чувак с флягой ушел. С большой сумкой за плечами. Надо было брать.

– Знаю. Но это не наша война.

Дима посмотрел на меня озадаченно. «Не наша? – будто бы спрашивал он. – А какого рожна мы с Олегом торчали тут двое суток?».

Они правы, черт возьми. Но мне больше не хотелось связываться с этим делом.

– Томочка, поехали домой, уже поздно.

– Но, пап… давай погуляем еще с Татьяной Валерьевной! Еще рано спать, это просто стемнело… Я не успел ответить. Мы все как один обернулись к дому номер тринадцать.

Все произошедшее далее я смог скрупулезно восстановить лишь спустя время. Что-то почерпнул из рассказов очевидцев, что-то удалось понять и представить с помощью моей всевидящей «французской булочки» Тани Казьминой («я не волшебник, только учусь», – постоянно напоминала она, но я должен констатировать, что училась девочка быстро и на одни пятерки). Если вам покажется, что я где-то преувеличил, сгустил краски, то можете смело списать это на мое филологическое прошлое, которого мне временами жаль.

В общем…

… В общем, невидимый невооруженным глазом Смерч все закручивался и закручивался, готовясь к удару.

Константин Самохвалов прошел очень долгий путь. Он был уверен, что сегодня – тот самый день, ради которого он и родился на свет, ради которого терпел насмешки и издевательства женщин и мужчин… ради которого согласился даже выносить регулярные экзекуции этой сучки-психотерапевта. Ха-ха, она пыталась научить его Родину любить – эта бестолковая дрянь, не сумевшая отличить идейную одержимость от банальной паранойи! Ей мы мозги вправим в первую очередь. Обязательно вправим.

После холодного душа и тщательной процедуры приведения в порядок своего портрета Самохвалов был готов действовать. Мама по-прежнему находилась в спальне и не подавала признаков жизни. Скорее всего, уснула. В последнее время она серьезно увлеклась успокоительными препаратами, многие из которых не совсем безопасны и при больших дозах могли нанести непоправимый вред. Но с матерью все в порядке – Костя это чувствовал. Вернее, он точно знал, что она не оставит свое чадо в одиночестве, она до последнего вздоха будет вылизывать его бородатую мордочку и поглаживать холку. О, она никому не даст его в обиду, она заслонит его грудью, она сделает все, чтобы «мальчик» чувствовал себя комфортно…

Руки у Константина сжались в кулаки, когда он об этом подумал, а губы задрожали. «Чертова сука», – подумал он, взглянув на закрытую дверь спальни. В комнате телевизор по-прежнему бубнил о чем-то геополитическом.

Он еще раз оглядел себя в зеркале прихожей – свежий, причесанный, благоухающий, в белой рубашке и тщательно отутюженных черных брюках – потом прошел в свою комнату. Взял мобильный телефон и набрал номер.

Ответа ждал долго. Абонент не желал с ним разговаривать, это очевидно. Но сегодня Константин не намерен отступать.

Он сбросил звонок, набрал снова и опять стал ждать. Тот же результат.

На устах заиграла хищная улыбка.

«Я тебя добью… Добью… Убью…»

Третья попытка оказалась удачной.

– Я слушаю тебя, Константин, – выдохнула женщина.

– Добрый вечер, Наталья Николаевна! Извините, что поздно, но мне нужно с вами поговорить. Задумчивая пауза в ответ. Психолог явно борется с отвращением. Вот здесь нужно действовать осторожно: одно неверное движение, и она слетит со связи, и больше ты ее точно не увидишь и даже не услышишь. Нужно очень-очень осторожно.

– Наталья Николаевна, я помню, что наша последняя встреча закончилась… ну, не очень хорошо. Более того, я бы сказал, она закончилась отвратительно. Поверьте, я очень переживал по этому поводу и много раз порывался позвонить вам, чтобы извиниться, но всякий раз отменял вызов. Я боялся, что вы меня больше не примете.

Он умолк, отвел трубку в сторону, сделал глубокий вдох. Все нормально, все отлично, очень ровно и правдоподобно. Просто чертовски правдоподобно! Тебе, Костик, надо в «театре у микрофона» выступать!

Наталья Николаевна ничего не отвечала, но и не отключалась. Константин отчетливо слышал ее дыхание. Это хороший знак.

Он продолжил:

– Понимаете, сегодня утром мне захотелось расставить все точки над i, вернуться, так сказать, к источнику и навести порядок в своей жизни. Я решил начать с вас, потому что… потому что именно с вами я очень сильно искрил. Я искренне сожалею о сказанном тогда в вашей машине и прошу у вас прощения. Вы простите меня?

Для пущей убедительности он пару раз дунул в трубку, изображая крайнюю степень волнения. По его мнению, это должно было сработать. И оно таки сработало.

– Ладно, принято, – произнесла Наталья Николаевна. Она не расплакалась от умиления, но чуть-чуть смягчилась. Самохвалов угадал с интонацией, сумел заронить в ее душу зерно сомнения, а этого на данном этапе было вполне достаточно. – Ты, наверно, меня тоже извини, Костя, я была слишком резка с тобой и, видимо, действительно недостаточно внимательно тебя слушала. Для специалиста это, пожалуй, непростительно.

Она виновато хихикнула. Она почти готова!

– У тебя есть какие-то вопросы ко мне?

Константин вспотел – настал самый ответственный и опасный момент разговора. Здесь ошибаться нельзя, здесь ты как сапер под стратегически важным мостом в партизанском лесу.

– Кхм… Да, я хотел с вами кое-что обсудить. Только боюсь, что это не телефонный разговор. Она сделала паузу, потом начала было:

– Костя, послушай… Он не дал ей шанса:

– Я не могу по телефону, потому что мне нужно видеть глаза живого человека, который меня слушает и который понимает, что я говорю. Мне хочется, чтобы вы приехали. Я встречу вас во дворе. Вы сможете подъехать прямо сейчас?

Сказав это, он затаил дыхание.

«Ну, сука, рожай быстрее, или я сам к тебе приеду!»

Мучительно долгая пауза, при которой обычно сжимаешь большой палец, кусаешь губы, зажмуриваешься, считаешь до десяти или вспоминаешь, как в детстве запускал бумажного змея… Но Костя в эти минуты не испытывал ничего романтического, он лишь мысленно проговаривал ругательства, вызывая в голове образ этой женщины.