Гренадилловая шкатулка - Джанет Глисон Страница 48

Не дожидаясь, когда я помогу ей спуститься, Элис сама сошла прямо в грязь, одной рукой приподнимая юбки, в другой высоко держа фонарь, чтобы я видел рытвины. Я тоже спрыгнул с повозки, но не рассчитал, и вязкая жижа потекла в мои башмаки. Мне почудилось, что уголки ее губ насмешливо дернулись, но она тут же повернулась и первой двинулась в направлении, указанном Фезерби.

Мы зашагали через трущобы, мимо ночлежек, борделей, убогих домов, в которых сдавались беднякам чердачные и подвальные помещения. Многие здания больше походили на мусорные кучи, а не на жилища: в окнах вместо стекол фанера или бумага, дыры в стенах заткнуты тряпьем.

— Как его угораздило переселиться в столь гнусное место?

— По доброй воле здесь никто жить не станет, — отозвалась Элис. — Как и все здешние обитатели, он перебрался сюда потому, что у него не было выбора.

— Не обязательно. Возможно, он хотел спрятаться, затеряться в этом лабиринте. Разве не это требовал от него Чиппендейл?

— Чтобы затеряться, вовсе незачем обрекать себя на такую мерзость. Он мог бы покинуть Лондон, уехать куда-нибудь в сельскую глушь.

— Но он ничего не знал, кроме Лондона.

Наконец мы добрались до пивной «Синий кабан». Это была жалкая развалюха с прогнившими балками и сырыми почерневшими стенами. Мы повернули ржавую дверную ручку и вошли. Как, должно быть, Элис сожалеет о своем решении сопровождать меня, думал я. Слава богу, что я переступаю порог этой дыры в первый и последний раз. Даже представить страшно, каково ей все это.

Изнутри стены были такие же черные и прогнившие, как и снаружи; местами с них отвалились огромные куски штукатурки, и в проплешинах виднелись кирпичи и балки. Вдоль одной стены тянулась неотесанная стойка, увешанная потускневшими сосудами из олова, железа и кожи — пивными кружками, кубками, кувшинами, флягами и бутылями. За стойкой два изможденных паренька, прислуживавших в пивной, разливали содержимое бочонков в разные емкости, в то время как еще один мужчина, на вид сущий разбойник, — должно быть, хозяин заведения, — облокотившись на прилавок, курил трубку. В помещении стоял рев, ибо в углу — я только теперь это заметил — дрались две дьяволицы. Они кусались, царапались, пинались, в кровь раздирая друг другу лица, кромсая одежду, так что груди у обеих оголились — к огромному удовольствию толпы мужчин, наблюдавших за поединком.

Когда мы обратились к владельцу пивной, он неохотно оторвался от зрелища и крикнул одному из пареньков за стойкой, чтоб тот позвал из кухни его жену. Грейс Уэбб, маленькая грузная женщина с большими шаровидными грудями, свисающими на огромный живот, появилась через несколько минут. Несмотря на дородность, нрава она была не добродушного. Она вышла из кухни со злобным выражением на лице, толстыми, как колбаски, пальцами подпирая жирные бока.

— Какого черта звал, когда я по локти увязла в потрохах и жире?

— Прощу прощения, дорогая, — с наигранной учтивостью произнес он. — Тут двое благородных людей хотели бы поговорить с тобой.

Она пренебрежительно фыркнула:

— С какой стати я должна отвечать на их вопросы?

— Вот эта леди и джентльмен с ней. — Он подмигнул и вполголоса добавил: — Мне кажется, они весьма щедры с теми, кто помогает им. Их интересует молодой человек с сундуком. Тот, что уже две недели не платит за комнату.

Ярость в лице женщины сменилась коварным любопытством.

— Ну и что вам нужно? — спросила она.

— Сударыня. — Я сдержанно поклонился и вложил ей в ладонь шиллинг. — Вы недавно сдали комнату человеку по имени Джон Партридж. Сундук с его вещами доставили сюда две недели назад, верно?

Она глянула на сияющую монету и вновь посмотрела на меня.

— И что с того?

— Джон Партридж был мой знакомый. Я хотел бы взглянуть на его вещи и потом договориться, чтобы увезти их отсюда.

— Был?

— Он недавно погиб, при трагических обстоятельствах.

— Черт бы его побрал! Погиб, а за комнату не заплатил! Как же я сразу не догадалась, что нельзя пускать его на постой! Он задолжал мне четыре шиллинга, и, пока я не получу свои деньги, вы и пальцем ни к чему не прикоснетесь. Придется продать его вещи, чтобы возместить убыток.

— Сударыня, будьте уверены, я охотно заплачу его долг и еще сверху добавлю вам за причиненные неудобства, ибо хорошо понимаю ваше беспокойство, — сказал я. — А пока вот вам еще один шиллинг, если вы позволите мне сейчас осмотреть его комнату. — В изумленном взгляде Грейс Уэбб я прочел, что она считает меня болваном, который швыряется большими деньгами, когда хватило бы и двух пенсов. Но ничего этого она не сказала.

— Очень хорошо. Следуйте за мной, — рявкнула она, выхватив из моих пальцев монету.

Она повела нас через лабиринт каморок, полнящихся смердящим запахом немытых тел. Вслед нам неслись вопли дерущихся женщин и беснующейся публики. Мы поднялись на четыре этажа и оказались на чердаке. К тому времени, когда мы достигли верхней площадки, миссис Уэбб едва не задыхалась от напряжения. Она выбрала из связки нужный ключ и отперла дверь по левую сторону.

— Вот, — провозгласила она. — Здесь все так, как он оставил. Даю вам десять минут, не больше. Можете смотреть, но с собой ничего не брать. Принесете деньги, которые он задолжал, тогда вещи ваши.

Она стояла в проходе, ожидая от нас ответа. Мы молча смотрели на нее.

— Полагаю, вашего фонаря вам мало? — Она показала на светильник в руке Элис. — Вот вам еще пара свечей, — раздраженно буркнула она, швырнув нам две длинные вощины. — Это будет стоить шесть пенсов.

Деньги не имели значения. Я хотел одного: взглянуть на вещи Партриджа и уйти из этого злачного места. Ни словом не возразив против ее непомерных запросов, я достал еще одну монету. Миссис Уэбб сунула ее к остальным деньгам и, к нашему облегчению, зашлепала вниз по лестнице.

Убранство в комнате было скудное: лежанка с валиком; постельное белье — немногим лучше, чем грязное тряпье; два стула с плетенными из тростника сиденьями; на стене — треснутое зеркало в раме из еловой древесины; маленький столик, сколоченный из деревянных панелей; на столике — железный подсвечник без свечи. Из всех вещей в комнате я признал только один предмет, принадлежавший Партриджу, — его сундук с инструментами, стоявший под окном.

Элис поставила фонарь на стол и, держа в одной руке свечу, другой принялась рыться в выдвижном ящике. Я тем временем пытался открыть сундук, но лишь опалил ладонь оплывающей вощиной. Я опустил свечу на пол и потряс рукой, чтобы остудить ее.

— Заперт.

— Вы не это случайно ищете? — Элис протягивала мне витой медный ключ.

Я вставил его в замочную скважину. Ключ подошел. Я осторожно повернул его в замке и поднял крышку. В досужие часы Партридж часто корпел над отделкой сундука, украшая его, словно дорогой богатый комод. За невзрачными просмоленными наружными стенками скрывались ряды отделений из красного дерева, выдвижные ящички и углубления, в которых были разложены в строгом порядке стамески, зубила, ножовки, рубанки, линейки и пилы. В центре сундука была глубокая ниша, поделенная на три секции: в одной лежали калевки, в другой — лобзики, третья была закрыта заслонкой. Я вынул ее и осветил темное нутро. Там хранилась тонкая тетрадь в картонной обложке — то, что, безусловно, могло представлять интерес. Альбом эскизов Партриджа. Прежде чем я успел пролистать страницы, возле меня на колени опустилась Элис, и я услышал, как она громко охнула. Держа свечу у середины крышки, она что-то пристально рассматривала.