Близкий свет - Фридрих Незнанский Страница 48

Ирина пришла, молча взяла трубку и долго слушала, не произнося ни слова, потом вздохнула и ответила:

— Костя, ты же знаешь, ему хоть топор на голове теши! Все равно сделает по-своему. Уж лучше помоги, если можешь… Я тебя очень понимаю… Спасибо… — и отдала трубку мужу.

— Ну, до чего договорились? — со смехом спросил Турецкий, глядя вслед жене, и заговорил уже в трубку: — Учти, что я в полной мере разделяю ее опасения. Это если действовать в одиночку. Но ты же не оставишь друга?

— Чего ты от меня-то хочешь?

— Ничего. Просто, не исключаю, что тебе может позвонить твой старый товарищ Ивар Янович, которого я только что упоминал. Вот и все. А у тебя, если мне не изменяет память, которая мне никогда не изменяет, в Калиниграде правит в губернаторах, кажется, бывший депутат Госдумы, и ты его отлично знаешь. Это я тебе просто напоминаю, не больше. И никаких просьб с моей стороны.

— Негодяй ты, Саня, — печально ответил Меркулов. — Хорошо, если Ивар позвонит, может быть, что-нибудь придумаем. Но ты не раскатывай губы, у тебя семья, о которой ты очень мало думаешь. И мне очень не нравится и заботит, что Ирина говорит о тебе таким тоном. Вероятно, ты уже в печенке сидишь у нее. Думай об этом, она давно заслужила, чтоб ты хотя бы не забывал о ней. Да ну тебя! Пока.

— Ага, не мешай работать! Понял, Костя, учту все, без исключения, твои пожелания. — Он отключил трубку, положил ее на стол и сказал Инге: — Нормально… А куда они все денутся?.. Ну что ж, можно позвонить Лазарю и сказать, что Костя, в принципе, готов к переговорам… Ты пойми меня, нельзя бросать подобные расследования на полдороге, ведь эти негодяи сразу почувствуют свою безнаказанность и продолжат травить ни в чем не повинных, красивых женщин. А кто о них должен думать и заботиться, как не мужчины, верно говорю?

Инга только покачала головой и даже слегка закатила глаза с таким выражением, будто он восхитил ее своими словами.

«Перебарщиваешь все-таки, Турецкий», — сказал он себе и снова взял телефонную трубку.

— Лазарь, привет, давно не виделись. Твой Пурвиекс может, если у него появится острое желание, позвонить Косте. Свою долю «непонимания», — он засмеялся, — я уже слопал. Так что не теряйте времени, ребятки, пока барин в добром настроении.

— Так это — твоя инициатива? — спросила Ирина, входя в комнату.

— Нет, ну, что ты… — он сдержал смущение. — Мы уже говорили сегодня в прокуратуре на эту тему. И я почувствовал, что эти ребята будут просить меня о помощи. Так зачем же воспринимать их просьбу как нежелательную нагрузку, когда можно заранее кое-что предусмотреть? Не захотят, посчитают дело, ну и бог с ними, мне же легче. — Он подумал, что мог бы придумать в качестве объяснения любую причину, главное, чтобы она не внушала ни одной из этих женщин даже и тени подозрения, будто его, отчасти вынужденный, побег, в первую очередь, для их же пользы. — Но, видишь ли, Ирка, я только что говорил Инге о том, что такие вещи оставлять без последствий было бы нечестно… даже перед самим собой. У тебя разве другое мнение? Ни за что не поверю!

— Ну и не верь… — вздохнула Ирина.

Зазвонил телефон. Турецкий взял трубку, послушал и с неподдельной радостью воскликнул:

— Ай, молодцы! Конечно, подъеду! Какой разговор!.. Высылай машину, — он посмотрел на обеих женщин, показал два больших пальца и встал из-за стола. — Ну вот, и покатилась лавина… Думаю, к ужину поспею, спасибо за обед, девушки, отдыхайте пока и ничего не берите в голову…

Ионас Цирулис, как говорится, на всю оставшуюся жизнь запомнил этого ирода, бешеного пса, Игната Скулме, Хозяина на зоне, где отбывал он свой срок, «пятерик», полученный им еще по статье 145 УК РСФСР «Грабеж, совершенный по предварительному сговору группой лиц… с проникновением в помещение…» в соседней с Латвией, Псковской области. Короче, сберкассу взяли. Дело казалось совершенно ясным, никакого «мочилова» не было, да и не предусматривалось изначально, но «закатали» и его, и двоих подельников, угрожавших оружием, но так и не применившим его, основательно. А когда прибыл на зону в Мордовию, это случилось в самом начале печально знаменитой «перестройки», ближе в концу восьмидесятых годов, понял, что ему очень крупно не повезло.

Говорили, что сам латыш, Хозяин не переносил земляков и устраивал для них особо жесткий режим. За что он ненавидел латышей, никто не знал, но именно им, если те попадали к нему, он мстил почему-то всегда с особой жестокостью. Карцер считался более-менее терпимым наказанием. Мать у Игната, говорили, вроде была русской, и значит, это он папашу своего так ненавидел? Все могло быть. Но Ионас как «первоход» испытал тогда на собственной шкуре всю ненависть начальника режима к своей отцовской нации.

Однако, как бы там ни было, все однажды кончается, и Ионас вышел на волю «с чистой совестью», повторяя про себя, что когда-нибудь ему еще доведется встретиться с известным среди уголовной братии садистом. И вышел он тогда, когда Латвия обрела уже полную самостоятельность. Правда, дальнейшая судьба основательно помотала Ионаса, прежде чем он дошел до мысли, что «работать» у себя «дома» ему нет никакого смысла. В России активно поднимал голову криминальный бизнес, защищавшийся от своих вчерашних «подельников» всеми известными им средствами. И с тех пор Иона «работал» исключительно «за границей», дома только отдыхая от неустанных трудов «на чужбине».

Утром, поднявшись ото сна, он отправился к рынку, чтобы промочить горло свежим пивом. Ну привычка такая у человека. По части крепких спиртных напитков Ионас не был большим специалистом, все-таки профессия «домушника» требовала четкости и точности движений. Однажды попытался вот сменить «масть» — в Пскове это случилось, — и отправился на зону. С тех пор больше не рисковал и не экспериментировал, а пользовался только теми способностями, которые ему Господь отпустил.

Итак, отправившись в бар, Ионас обратил внимание на женщину в полицейской форме, прикреплявшую к доске для объявлений у жилого дома чью-то фотографию. Так ему показалось. Он помнил из прошлого, как выглядели эти «картинки» на милицейских стендах «Их разыскивает милиция». Он подошел, чтобы посмотреть, кого на этот раз ловит полиция, и замер. Ему даже пива расхотелось. Он увидел, не веря своим глазам, грубое, почти квадратное лицо человека, очень, просто невероятно, похожего на его злейшего врага на протяжении всей жизни. Да, это был, он мог подписаться под своими словами, проклятый Игнат Скулме!

Побаиваясь, что его пристальный интерес мог быть неверно истолкован девушкой в полицейской форме, он, однако, не мог оторвать глаз от портрета. Затем прочитал текст под ним. Он гласил, что разыскивается особо опасный преступник, имя и фамилия которого неизвестны, но имеются сведения, что он может проживать в Юрмале, где-то в районе Кемери или Слоки. Любого, узнавшего этого человека, просят немедленно обратиться в полицию. За любые предоставленные сведения, которые помогут обнаружить или задержать этого преступника, полагалась премия. Не слишком большая, но она была!

Ионас почувствовал, как в душе его тонко и нежно запели райские птицы. Он не мог ошибиться: на фото изображен Игнат Скулме, бывший теперь начальник исправительно-трудового учреждения номер… Да, будь трижды проклят этот номер! Едва сдерживая рвущийся из груди восторг, Ионас вежливо поинтересовался у девушки-полицейского, в чем обвиняют этого типа? Она дружелюбно ответила, что это — очень опасный уголовный преступник… Она еще говорила что-то. Но Ионас уловил одно: они у себя в полиции не знают, кто он, и потому поиски сильно затруднены, и вся надежда на тех, кто мог его встречать на улицах Юрмалы или в каком-то другом месте.