Санкта-Психо - Юхан Теорин Страница 49

Если он и в самом деле забыл закрыть дверь, это серьезная ошибка. Таких ошибок в дальнейшем допускать нельзя – тогда наверняка поставят камеру наблюдения.

– Вот так… Довольна, гражданка Мира?

Девочка с энтузиазмом кивает, наклоняется над постелью и по очереди гладит кукол по голове, после чего засовывает палец в нос и смотрит на Яна.

– А что хотел дяденька? – спрашивает она ни с того ни с сего. – Он хотел забрать Вилле и Валле?

Ян оцепенел:

– Какой дяденька?

Мира вынимает палец из носа:

– Дяденька… который здесь был.

– Никакого дяденьки здесь не было.

– Был-был, – уверенно заявляет Мира. – Я его сама видела. Когда было темно.

– Ты хочешь сказать, ночью?

Она кивает и показывает на ножной конец своей кроватки:

– Он стоял вон там.

Ян пытается собраться с мыслями.

– Тебе приснилось, – говорит он наконец. – Этот дяденька тебе приснился.

– Не-а!

– Да, Мира. Ты же спишь иногда, и тебе снится то, чего на самом деле нет… например, тебе же снится иногда, что ты играешь в прятки, а на самом деле лежишь и спишь в своей кроватке?

Она задумывается. Такая мысль ей в голову не приходила. Подумав, она кивает.

Слава богу, убедил. Кто бы теперь убедил его самого. Посторонний в детской спальне!

– Ну вот и хорошо. Боюсь, мы мешаем Вилле и Валле спать.

Они выходят из спальни. Мира скачет впереди на одной ножке и, похоже, уже забыла ночное приключение.

Но Ян-то не забыл. Он возвращается в воспитательскую, но там уже никого нет. Только Андреас у мойки споласкивает свою чашку из-под кофе.

– Закончили?

– Ну.

– И к чему пришли?

– Да так… ни к чему. Дверь надо запирать. И самим запирать, и за другими следить, чтобы не забывали.

– Мудрое решение.

Ян слышит хлопок наружной двери и бросает взгляд в окно.

Ханна. Идет быстрым шагом по двору, на ходу застегивая куртку. Ночная смена закончена.

Ну нет. Он быстро натягивает сапоги и догоняет ее у калитки:

– Ханна?

Она останавливается и смотрит на него, как на незнакомого:

– Я иду домой. Что случилось?

Ян оглядывается – во дворе никого нет. Но все равно надо быть осторожным.

– Мире снятся кошмары.

– Вот как?

Голос совершенно безразличный. Ни капли тепла. Ян понижает голос:

– Ей приснился дяденька.

– Она и раньше сны рассказывала, это…

– Дяденька сегодня ночью стоял в детской спальне, у ее кроватки.

Она по-прежнему смотрит на него без всякого выражения. Он переходит на шепот:

– Ханна… ты впустила кого-то через шлюз?

Она не выдерживает и опускает глаза:

– Ничего страшного. Это друг.

– Друг? Твой друг?

Она не отвечает, смотрит на часы:

– Сейчас подойдет мой автобус.

Он вздыхает и идет ее провожать.

– Ханна, мы должны…

– Я не могу и не хочу сейчас об этом говорить, – прерывает его Ханна. – Ты должен мне верить… все спокойно. Мы знаем, что делаем.

– Мы? Кто мы, Ханна?

Ханна не отвечает, открывает калитку и с шумом захлопывает ее за собой. Ян стоит неподвижно и смотрит ей вслед. Ему приходит в голову старая и не особенно смешная история.

«Что это за дама, с которой я тебя видел вчера?» – «Никакая это не дама. Это моя жена».

Так же мог бы и он ответить на вопрос Миры.

А что хотел дяденька?

Никакой это не дяденька, Мира. Это Иван Рёссель.

По дороге домой Ян принимает решение: больше никаких вылазок в Санкта-Психо. Ни в подвал, ни в комнату свиданий. Хватит. Слова Марии-Луизы произвели на него впечатление.

Он был почти уверен, что закрыл за собой дверь. Скорее всего, Ханна – но это, в конце концов, неважно. Ей тоже пора кончать с ночными посещениями.

Не пора кончать, а надо кончать. Немедленно.

Он открывает дверь и останавливается.

На коврике лежит большое письмо. Но это, понятно, не ему. Он всего лишь почтальон. На конверте две жирных буквы: S. Р.

Вздохнув, Ян перешагивает конверт. Не хочет до него даже дотрагиваться. Но не может же этот чертов конверт вечно валяться в прихожей! Он поднимает его… Раз уж поднял, можно с тем же успехом и распечатать.

Тридцать шесть писем, маленьких и больших. Ян садится за кухонный стол и перебирает конверты. Ни одного письма Марии Бланкер. Зато одиннадцать штук одному адресату. Ивану Рёсселю.

Многовато у него эпистолярных друзей.

И что они от него хотят?

Ян сомневается, но недолго – вспоминает Ханну и открытую подвальную дверь. Наугад берет одно из писем Рёсселю. Обычный белый конверт, без обратного адреса. И запечатан довольно небрежно.

Достает из ящика филейный нож и поддевает клапан. Клейкая полоска легко подается. Письмо открыто.

Чтение чужих писем. Перлюстрация. Слово неприятное, даже постыдное, но он все равно засовывает в конверт два пальца и достает тонкие листки, исписанные аккуратным мелким почерком.

Мой любимый Иван, это опять Карин. Карин из Хедемуры, если ты помнишь. В предыдущем письме я забыла рассказать тебе о своих собаках. У меня две – такса и терьер. Сэмми и Вилли, они очень дружат, а я дружу с ними, и мне очень нравится с ними гулять.

Иногда так приятно помечтать, потому что я все время в стрессе, потому что в жизни надо так много всего сделать. И так много ответственности! Постоянные счета, по которым надо платить, работа, которую надо выполнять, и ни одного дня, когда я была бы совсем свободна.

Но с Сэмми и Вилли надо гулять, и я гуляю с ними каждый день.

И все время думаю о тебе, Иван. Жар моей любви ярким огнем взлетает в небо и, как шаровая молния, летит прямо к тебе, в твою палату, в твое сердце. Во мне так много любви и нежности, Иван. Я читала о тебе все.

Я знаю, что мы все, те, кто живет по другую сторону тюремной стены, могли бы легко оказаться и по ту сторону И я все время думаю – как же нам перешагнуть все стены, которыми мы себя окружаем? Но ты даешь мне свободу, и я так тоскую по тебе, так хочу с тобой увидеться…

И еще три страницы – все тем же убористым почерком. Длинные объяснения в любви к Ивану Рёсселю, красочные мечты об их предстоящей совместной жизни. И даже фото приложено: улыбающаяся женщина с двумя небольшими собачками.