Спящий во тьме - Джеффри Барлоу Страница 5

– Мне все равно, как она с нею носится, – возразила мисс Хонивуд, нажимая на рукоятку насоса и выпуская струю темной жидкости.

– Но я ж просто хотел посмотреть внутрь, на портреты глянуть. Это личное дело, сами понимаете. – Говоривший подчеркнул эту мысль, приложив ладонь к груди. – Я решил, она уснула. Подумал, что гляну на картинки, покуда она дремлет у огня. Я и понятия не имел, что она проснется и подымет шум!

– Говорю вам, Джек, мне это безразлично. Совершенно очевидно, что вам нельзя доверять, и нечего ходить вокруг да около. Бедная старушка от страха одной ногой в могиле; ей почудилось, что ее грабят. Грабят – и где? В моем почтенном заведении! Бедная старушка, у нее ничего-то в мире не осталось, кроме поблекших воспоминаний и крохотной безделушки, от которой, – здесь хозяйка «Пеликана» бросила на собеседника многозначительный взгляд, – посторонним лучше держать руки подальше.

– Как-то раз мне почти удалось разглядеть, что там, пока она любовалась на портретики – ну, как это у нее водится, – храбро продолжал Рябой. – Я стоял у ней за спиной, вон там; и мне показалось, я узнал лицо того парня. Я ее бог знает сколько раз просил: «Салли, могу я глянуть в этот ваш маленький медальончик, всего лишь на минутку?» А она всегда отвечала мне: «Нет, сэр» – как и всем остальным, и замыкалась, будто моллюск. Мне только надо было проверить, узнаю ли я это лицо, вот и все. Я же повторяю, это личное дело, сами понимаете!

– Меня не интересуют ваши личные дела, как вы их называете, так что и не приставайте ко мне с ними, – отвечала мисс Хонивуд. – Человека судят по поступкам. Ваш поступок говорит сам за себя. Так тому и быть. Разговор окончен.

– Мисс Молл, если бы вы взглянули на вещи с моей точки зрения…

– Меня не интересует ваша точка зрения, Джек, вот так себе на носу и зарубите. Что ясно, то ясно. Есть только белое и черное, для меня серых тонов не существует. Я не из тех сероцветных соглашателей, которые скользят по жизни, чуть что жертвуя принципами. Лично я компромиссов не признаю. Я человек черно-белый. Разговор окон…

– Но мисс Молл…

Было известно, что в крайней досаде мисс Хонивуд имела привычку выражать свое неодобрение, притрагиваясь вытянутыми пальцами обеих рук с обеих сторон к оправе очков и направляя стекла на того, кто вызвал ее недовольство, что подразумевало, будто в любой момент из ее глаз могут вырваться желтые молнии, дабы отправить обидчика на тот свет.

– Разговор, – повторила раздосадованная мисс Молл, энергично поправляя очки и нацеливая стекла на собеседника, – окончен.

Доведя до собеседника свою мысль без применения сильнодействующих средств, мисс Хонивуд вернулась к обязанностям за стойкой. Рябой, осознав тщетность дальнейших уговоров, пожал плечами, поднес к губам кружку и смешался с толпой.

В уютном закутке сбоку от огромного очага, между стеной и декоративной ширмой, стоял стол. Стена была обшита тяжелыми панелями темного дуба и оклеена обоями в узкую красно-золотую полоску. На уровне глаз полоски убегали под раму картины, на которой изображалась с поворотом в три четверти корова на лугу, увековеченная художником в момент пережевывания жвачки; сей трогательный портрет явственно был предназначен служить здоровой буколической приправой к трапезам.

Нынче вечером этот уютный уголок занимали двое уже немолодых джентльменов: один с мягкой темно-русой бородкой, кареглазый и в вишневом жилете, второй – академического вида, бодрый и чисто выбритый, с седоватой шевелюрой, коротко подстриженной и стоящей торчком наподобие щетины на щетке. Удобно расположившись в мягких креслах, поднося ко рту то трубку, то стаканы, эти двое ученых мужей коротали вечер за чтением последних известий; путеводными звездами в научных изысканиях им служили огонь в очаге и водруженные на стол свечи.

Одна из свечей почти догорела, и джентльмен со щетинистой шевелюрой аккуратно потушил огарок большим и указательным пальцем. Затем он извлек из кармана коробок спичек, зажег новую свечу и, задув спичку, бросил огарок в огонь. Его компаньон, не обращая внимания на деятельность соседа, продолжал водить взглядом по колонкам, то и дело вынимая изо рта трубку, чтобы поковырять в зубах серебряной зубочисткой.

Мимо пролетел мальчик-прислуга. Джентльмен академического вида поднял руку, пытаясь привлечь его внимание, но результата это действие не возымело. Мгновением позже мальчик пронесся обратно, уже из кухни, однако и вторая попытка оказалась безуспешной. Третья – тоже. Будучи не в силах достичь цели обычным путем, джентльмен академического вида воззвал к своему сидящему напротив собрату. Увы, укрытый за газетой как за неприступной стеной, тот остался глух к призывам компаньона.

Так случилось, что за этой маленькой пантомимой наблюдала со своего места за стойкой мисс Хонивуд. Передав бразды правления пивным краном кому-то из подчиненных, сия высокая и угловатая дама направила свои стопы прямо в уголок у очага и осведомилась о нуждах академического вида джентльмена. На его замечание, что занятой мальчик-слуга носится туда-сюда «как на пожаре», мисс Хонивуд выразила надежду, что джентльмен не имел в виду пожар у нее в доме, но также добавила, что сравнение она уяснила.

В следующую же секунду из кухни вырвался белый смерч.

– И где это вы пропадаете, Джордж Гусик? – вопросила мисс Молл, ловко ухватив за ухо пролетавшего мимо мальчугана. Несмотря на весьма профессионального вида фартук и закатанные до локтя рукава рубахи, жертва – хлопающая огромными ушами, со страдальческим выражением лица – напоминала школьника, которому устроила реприманд его туго накрахмаленная классная наставница.

– Больно, мисс!

– Профессор просит чай и все к нему полагающееся, Джордж Гусик, – нараспев произнесла мисс Хонивуд, складывая руки на груди и выпрямляясь в полный рост. – Или не видишь, что он зовет тебя? Ну так что же ты застыл на месте, Джордж? Принеси джентльменам чай и все прочее. И побыстрее!

Понуждаемый этим кротким укором – а также, вероятно, болью, которую причиняли костлявые пальцы, ущемившие его ухо, – мальчик исчез на кухне.

В немногих словах принеся извинения профессору, хозяйка «Пеликана» возвратилась на свое место за стойкой. Профессор снова взглянул на коллегу, сидящего напротив, и обнаружил, что тот, по-прежнему поглощенный газетой, явно не заметил разыгравшейся сценки.

Вернувшийся через несколько минут с чайными принадлежностями усердный мистер Гусик едва не был сбит с ног странной фигурой, которая, ударяясь обо всех встречных, прокладывала себе путь.

Это был костлявый субъект неопределенного возраста с пропылившейся бородой, одетый в неопрятные лохмотья, с нечистой кожей и маленькими, похожими на орехи глазками – как у лесного зверька, непривычного к свету. Его мышиного цвета волосы от природы вились самым фантастическим образом и распределялись по черепу так густо, что смахивали на руно; благодаря этому эффекту, равно как и слабым глазам, подвижному рту и выступающему вперед носу, голова субъекта до странности напоминала овечью. Подобно губам и языку, тело его также находилось в непрестанном движении: длинные руки извивались и подергивались самым неестественным образом.