Спящий во тьме - Джеффри Барлоу Страница 6

– Поберегись! Поберегись, говорю! – заорал мальчишка в белом, проворно уворачиваясь, чтобы не пролить ни капли горячей воды, – и помчался дальше, прямиком к угловому столику.

– Сам пошел вон! – парировал странный субъект, суетливо размахивая руками в воздухе. Тихо хихикая себе под нос, он возвел глаза к потолку и весьма изящным движением расправил и отряхнул свой оборванный старый плащ. А затем проворно засеменил в дальний угол комнаты, где коренастый коротышка в клетчатом жилете медитировал над креветками и огромной оловянной кружкой с грогом. На столе перед посетителем сжался странный безволосый зверек, какая-то разновидность грызуна; сторонний наблюдатель с легкостью принял бы его за смятую шляпу.

Овцеголов – ибо среди прочих прозвищ расхлябанного субъекта было и такое – с нескрываемой радостью протянул сидящему грязную руку. Джентльмен в клетчатом жилете крепко ее пожал.

– Чарльз, да это, никак, вы? – воскликнул мистер Хокем. – Как поживаете, старина? Где были, что видели? Что поделывали столько времени? Уж уделите минутку-другую старому другу, сударь!

– Минутку-другую, – эхом откликнулся странный субъект, энергично закивав. – Минутку-другую. Есть у Чарли минутка-другая. – С этими словами он извлек из-под лохмотьев огромные серебряные часы, висящие на темной ленте, и с хитрющим видом вручил их погонщику мастодонтов.

Мистер Хокем вслух подивился величине часов и отменной полировке, а также похвалил их антикварный вид и витиеватые инициалы, выгравированные на крышке. Слова его дышали чистосердечной радостью и энтузиазмом – щадя чувства Овцеголова, свои подозрения касательно принадлежности часов и того способа, которым помянутая «луковица» могла попасть в руки обнищавшего мистера Чарльза Эрхарта, он оставил на потом.

Сверкающее сокровище вновь перешло из рук в руки. С видом не менее хитрым Овцеголов поднес часы к уху, словно пытаясь определить, стоят они или идут. А затем запрокинул голову и разразился диким хохотом.

– Да, часы – штучка что надо, – объявил мистер Хокем, отхлебывая грог. – Замечательная вещь, Чарльз, просто замечательная. Не иначе как по наследству вам досталась; я ведь не ошибся, нет?

Ответом ему был очередной взрыв безумного смеха; о смысле его оставалось только гадать.

– Вы за эти часики держитесь, Чарльз, – посоветовал мистер Хокем. – Храните свое добро, как зеницу ока. Никому их не доверяйте, ни единой живой душе. В конце концов, Чарльз, в целом мире никому до вас дела нет, кроме вас самих, и никуда-то от этого не деться.

– Э, Чарли знает что к чему, – откликнулся Овцеголов и, по обыкновению дернувшись раз-другой, уселся на табурет рядом с другом.

– Вы, Чарльз, человек честный. Я всегда это говорил, сами знаете. Вот, хлебните-ка малость, сударь. – И, подкрепляя слова делом, мистер Хокем плеснул грога в чистую кружку и пододвинул ее приятелю.

Нимало не колеблясь, Овцеголов осушил ее одним глотком, ухмыляясь от уха до уха. Похожие на орехи глазки мигнули – напиток оказался не из слабых.

Мистер Хокем, от души рассмеявшись, добродушно похлопал собеседника по спине.

– Мой племянник Бластер все спрашивает, куда вы подевались, Чарльз, да что поделываете. Сами знаете, давненько вы к нам в гости не заглядывали. Сейчас у нас визитеров – раз-два и обчелся; пассажиры-то все к каретам переметнулись, а вскорости обратно кинутся, принимая в рассуждение ну хоть котов, и парня вроде вас нам очень недостает. Там ведь в некотором роде одиноко, на вырубках-то, зато живешь недурно и дело того стоит, уж я в этом убедился. Так вот, о чем бишь я… Мой племянник Бластер сказал мне – а он клянется памятью своей дорогой покойной матушки, что все это чистая правда, – когда он с первым светом выходит из дому задать животным корма, а они обступают его, как это у них водится, чудится ему, будто они спрашивают: «Где же Чарльз? Где же Чарльз? Бластер, ты Чарльза не видел?» Вы себе такое представляете? Я – да. Я, сударь, Бластеру верю, я ведь всю свою жизнь животинами занимаюсь и ни на минуту не усомнюсь: говорит он чистую правду и ничего, кроме правды. Так вот, чтобы нам уж не тревожиться, не будете ли вы так любезны объяснить свое отсутствие, сударь? – Последние слова мистер Хокем проговорил с напускной строгостью, одергивая и расправляя клетчатый жилет.

– Чарли, он очень-очень занят, мистер Хэтч, – с достоинством отозвался Овцеголов, сопровождая слова глубоким, исполненным жалости к себе вздохом и тихонько почмокивая губами и языком.

– Занят? Чем же занят, а, Чарльз?

– Очень занят.

– Да, но чем?

– Очень занят. Очень-очень занят. Нынче Чарли ох как некогда. Чарли пока ничего больше не скажет. Вы только Бластеру про Чарли не говорите. Не говорите Бластеру, как Чарли занят. Бластеру незачем знать.

Не успел мистер Хокем выяснить, что тот имеет в виду, как невнятный гул пронзил голос мисс Хонивуд, тут же подчинив себе внимание посетителей. Не терпящим возражений тоном мисс Молл изрекла:

– Повторю еще раз, дорогие друзья: мистера Роберта Найтингейла я в своем заведении видеть не желаю. Если кто-либо из вас однажды обнаружит мистера Роберта Найтингейла в этом доме – или на подступах к этому дому, – надеюсь, вы поставите его в известность, что в «Пеликане» ему не рады.

В зале заволновались. Прошла минута, может, все две. Наконец некий усатый субъект, стоявший в толпе, неохотно стянул с головы мягкую фетровую шляпу, открывшись тем самым для всеобщего обозрения. Это был дюжий, угрюмый головорез, неряшливый и явно не в ладах с личной гигиеной.

– Мистер Роберт Найтингейл, – возвестила мисс Хонивуд, устремляя пронзительный взгляд на объект своего неодобрения. – Я вижу, Боб, вы здесь. Не рассчитывайте, что вам удастся спрятаться среди достойных людей. В моем заведении вы – нежеланный гость. И вы об этом отлично знаете, верно, Боб?

– Уж больно вы со мной суровы, мисс Молл, больно уж суровы, – проворчал здоровяк, изображая почтительность, однако в его словах отчетливо слышалась нотка сарказма.

– Вы, Боб, отлично знаете, с какой стати я с вами сурова. Вы знаете, почему в моем заведении вы – нежеланный гость. Все честные люди здесь, в «Пеликане», знают, что вы такое натворили и почему вам здесь не рады. Для меня существует только черное и белое, Боб, извольте запомнить. А вот серый цвет я не жалую. Так что идите-ка восвояси, – заключила мисс Молл, воинственно складывая руки на груди и словно готовясь защищать свои владения до последнего, – ибо здесь вам не место.

– С другими вы, как со мной, небось, не обходитесь, – отозвался Боб Найтингейл, недобро сощурившись. – Со мной вы обходитесь иначе, мисс. Дурно вы со мной обходитесь. Так, как если бы я был одним из этих преступных элементов. Так я вам скажу, мисс Нахалка, – внезапно вспылил он, – я не из таковских, нет! Не бывал я среди них и не буду. – Мистер Найтингейл украдкой окинул хитрым взглядом толпу, проверяя, произвело ли эффект на собравшихся это возмутительное заявление.

Мисс Нахалка, иначе Хонивуд, поправила очки самым что ни на есть грозным образом.