Знак убийцы - Люк Фиве Страница 5

Профессор Флорю сел за свой письменный стол, заваленный папками, достал из старенького портфеля, который уже держался только на веревочках, термос и налил себе чашку кофе.

— Милая Леопольдина, нужно четко понимать: у меня нет ответов на все. Придет день, когда кто-нибудь застанет меня врасплох. Я знаю это.

— Помилуйте, профессор, это невозможно.

— Я не непогрешим. Осталось еще столько всего непознанного… Вот не далее как вчера рабочие, что перетаскивают вещи на шестом этаже, нашли в углу чемодан и папки с какими-то документами. И знаете, что самое интересное? Этот чемодан был нам прислан более шестидесяти лет назад, и его так и не открыли! Представляете себе? Кто-то сунул его в угол, а потом о нем забыли… Вы не находите, Леопольдина, что это небрежение?

Его собеседница посмотрела на него и улыбнулась:

— И правда, это мне кое-кого напоминает…

— Без иронии, прошу вас… Я всегда нахожу свои дела…

— И что сделали с этим чемоданом?

Профессор Флорю беспомощно повел руками:

— Не знаю. Документы передали Валери, секретарше отдела ботаники. Вы понимаете, что я хочу сказать? Ее кабинет в отделе минералогии.

Леопольдина подумала о том, какая неразбериха творится в делах и службах. В «Мюзеуме» считалось логичным предмет, обнаруженный в галерее ботаники, отправить в соседнее здание, закрепив его по каким-то тайным административным предписаниям, которые претендуют на то, что они разумны, все же за отделом ботаники.

— Это та Валери, что обосновалась в «Науке о Земле»?

— Да. В конце концов, временно… что же касается чемодана… ничего не знаю…

Леопольдина нахмурилась:

— Как это возможно? Вы же прекрасно знаете, что нельзя отделять экспонаты от документов, которые им сопутствуют! Вы сами мне это втолковывали!

— Ноя ничего не могу здесь поделать! — воскликнул старик. — Рабочие спешили, а я был занят другим… Вам остается только поинтересоваться у нового главного хранителя коллекций, мсье Кирхера. Возможно, он что-нибудь объяснит вам. Не могу же я все делать в этом доме!

Леопольдину растрогало ворчание профессора Флорю, и она чмокнула его в щеку.

— Не сердитесь. В конце концов, если этот чемодан прождал шестьдесят лет, он может подождать еще несколько дней. Не переживайте, я его отыщу.

— Знаете, Леопольдина, здесь столько всего теряется… Недавно я спорил с Мюлле, ученым из лаборатории минералогии. Они обратили внимание на то, что не хватает…

Леопольдина прервала его, пока он не пустился в свои жалобные причитания.

— Профессор, пора за работу. Вас ждет королева Англии!..

И так как лифт долго не приходил, она побежала по лестнице. Ее ждала куча дел.

Погруженный в созерцание гигантского кедра Жюссьё, [5]старого двухсотпятидесятилетнего дерева, в тени которого отдыхали гуляющие, Питер Осмонд едва не столкнулся с бегуньей.

— Эй! Смотреть надо перед…

Молодая женщина не замедлила бега, даже не сказала ни единого слова извинения. Эти француженки определенно… бесцеремонны!

Но ведь известно: ничто не поколеблет хорошего настроения американца. И он направился к главному административному зданию, где находился кабинет директора «Мюзеума», его старого учителя Мишеля Делма. Сколько времени прошло! Больше двадцати лет! Мишель Делма, всемирно известный геолог, читал лекции в Гарварде, когда Питер был еще студентом. Он поддержал Питера в его исследовательских работах и именно он, несколько лет спустя, добился для совсем молодого профессора Осмонда командировки для работы в «Мюзеуме». Восемнадцать месяцев, проведенные в Париже, навсегда остались в памяти палеонтолога. Париж и сладость жизни…

Директор «Мюзеума» с распростертыми объятиями встретил его на крыльце и долго пожимал ему руки.

— Питер! Я счастлив, так счастлив, что ты сумел выбраться!

Осмонда в этом невысоком мужчине, таком утонченном, таком… exquis, [6]как говорят французы, всегда завораживала страстность и умение покорять. Назначение на должность главы Национального музея естественной истории было признанием его замечательных заслуг.

— Поклониться тебе, мой дорогой учитель, — это самое главное…

— О, ты мне льстишь… Здесь есть кое-что куда более важное, чем такой старый хрыч, как я!

Волосы мэтра поседели, талия округлилась, но Питер нашел, что он все тот же мужчина с изящными жестами и позами, с живым и игривым взглядом, с безукоризненной бабочкой и в отутюженном костюме. Дорогой Мишель Делма был дорогим во всех смыслах этого слова.

Осмонд посмотрел на ухоженные руки директора.

— Ну как, ты все еще не женат?

— Ученость — требовательная дама, Питер, но никогда не знаешь… — ответил директор, от души рассмеявшись.

Мишель Делма никогда не скрывал своих сексуальных предпочтений, ставших больше объектом шуток, чем причиной стеснения между ними.

— А ты, Питер? Как поживают твои жена и сын?

Осмонд с фатальным видом развел руками:

— Мы расстались… Возможно, на время, не знаю…

— О, сожалею…

— Наука — дама требовательная.

Директор «Мюзеума» тихонько хлопнул его по плечу и пригласил пройти в свой кабинет. Мужчина скромного вида в черном костюме, что уже сидел там, поднялся, когда вошел американец.

— Питер, я рад представить тебе отца Марчелло Маньяни, выдающегося специалиста по звездным траекториям. Именно он участвовал в европейских программах космических исследований. Это отец Маньяни рассчитал орбиты вращения спутников, запущенных в последние годы по программе «Ариан». Министерство с полным основанием сочло, что его помощь и его знания принесут огромную пользу в нашей работе.

Питер Осмонд застыл и улыбка сошла с его лица при виде римско-католического воротничка и маленького крестика, пристегнутого на отвороте пиджака священника. Отец Маньяни тем не менее протянул ему руку:

— Это для меня большая честь, профессор Осмонд. Я ярый поклонник вашего труда.

— Сомневаюсь, что мы занимаемся одним и тем же, — процедил сквозь зубы американец, не приняв его руку.

— Напротив, напротив! — воскликнул директор. — Будущее в научных исследованиях принадлежит тем, кто ведет диалог.

— Что касается меня, — высокомерно ответил Осмонд, — то я интересуюсь исключительно материальными результатами. А недуховными выводами.