Демон ревности - Галина Владимировна Романова Страница 5

— Черт, — выругалась Ирина и прикусила нижнюю губу, которая чуть подрагивала. — Кира, где ты, детка?

Он прислушался. Откуда-то из недр квартиры доносилась горестное сопение.

— Идем, — потянул он Ирину за рукав, кивнув в сторону дверного проема. — Она там.

Швырнули пакеты у двери, стащили обувь, сняли верхнюю одежду и пошли на Киркино сопение.

— Оба-на! — всплеснула руками Ирина и шлепнула себя по худым бедрам. — Это как называется, детка?

Кира сидела в углу гостиной на полу, подтянув к подбородку колени. Перед ней в радиусе метра был рассыпан какой-то мусор. Они не сразу сообразили, что это изорванные в клочья фотографии. Ее семейные фотографии.

— Кира, здравствуй, — поздоровался он и шагнул вперед Ирины. — Я приберу тут?

И принялся широкой ладонью, как совком, сгребать в кучку останки семейных снимков.

— Виталик? — Кира подняла голову, удивленно моргнула раз-другой. Лицо опухшее, красное, слезы на глазах. — Ты как тут? Ир, ты что, его из дома вызвала? Но зачем? Не надо было.

— Заткнись, Степанова, — вяло приказала Ирка, усаживаясь в широченное кресло как на трон. — Никого я ниоткуда не выдергивала. Твой звонок застал нас на самом интересном месте.

— В смысле? Где? — Кира переводила непонимающий взгляд с подруги на Виталика.

— В постели, детка. В постели, — почти весело фыркнула Ирка.

Она решила во что бы то ни стало отвлечь подругу от ее беды, поэтому готова была выболтать про себя все-все, хотя никогда этого прежде не делала. Никогда не называла имен и фамилий своих любовников. Кира не спрашивала, она и не называла. Но раз уж Виталик увязался с ней, раз уж такие дела, то пускай подруга начнет ее осуждать, что ли. Все же лучше, чем корчиться от боли.

— Ты с ним спишь? — прошипела Кира и замерла с открытым ртом, наблюдая, как Виталик, собрав клочья фотографий в кучу, начинает лепить из нее огромный комок. — Ты спишь со своим подчиненным???

— А почему нет? — Ира беспечно дернула плечами, закинула ногу на ногу, шевельнула аккуратными пальчиками. — Он хорош, Кира. Он неподражаемо хорош. Это лучшее, что со мной…

— Ничего, что я здесь? — прокашлялся Виталик, комкая фото семейного счастья Киры в бумажный шар.

— А тебя никто не звал, — огрызнулась Ирина беззлобно. — Раз навязался, будешь слушать. Еще и не то услышишь, это я тебе обещаю!

С великим трудом им удалось вытащить Киру из ее угла. Они пошли в кухню, принялись готовить ужин, запивая аромат запекающейся рыбы вином. Кира почти не закусывала и быстро пьянела. И несла бог знает что. Виталик и представить не мог, что она способна на такую ненависть. У нее аж зубы скрипели, когда она произносила по буквам имя своей соперницы. И взгляд становился стеклянным, когда она грозилась прервать безоблачное счастье мужа и коварной разлучницы.

— А нехай, пускай живут, Кир, — пьяно хихикала Ирина, ковыряясь вилкой в салате, который приготовил Виталик. — Они тебе нужны?

— Убью! Я все равно ее убью, Ир! — шипела пьяная Кира, без конца роняя вилку и нож на пол. — Или его, или ее!

— Лучше уж его! Мотив налицо — он сделал тебе больно, — Ирина гладила подругу по спутавшимся волосам.

— Они оба! И она! Она сделала больно! Не будь ее…

— Была бы другая. Поверь мне, детка, была бы.

Кира отключилась через час. Виталик отнес ее в гостевую комнату. В спальню Ирина не велела.

— Когда проснется одна, ей станет очень плохо, — проговорила она со вздохом, застилая гостевой диванчик. — Завтра выходной, она проснется одна в супружеской постели. Пусть лучше здесь. Господи, не наделала бы глупостей!

Они прибрали в кухне, вымыли посуду. Захлопнули входную дверь. Пока ждали лифт, Ира вдруг сказала:

— Знаешь, а классик был неправ, утверждая, что все несчастные семьи несчастливы по-своему. Неправ!

— Почему?

К стыду своему, Виталик не помнил имя этого классика. И даже не понял, о чем речь. Не потому, что был тупым, а потому, что читал другие книги. А еще потому, что у него в жизни были другие приоритеты. В конце концов, у него у самого была когда-то несчастливая семья, и ему казалось, что другого такого несчастья в мире быть не может. Может, и прав был неизвестный ему классик, утверждая, что каждый несчастен по-своему.

— Потому что несчастливая семья — это всегда боль, всегда одиночество, всегда пустота, — продолжила Ирина, входя в кабину лифта.

— Согласен, — кивнул он после паузы, тут же вспомнив о себе. И глуховатым голосом закончил: — Это всегда боль. Всегда одиночество.

Зачем ему вообще был нужен отпуск? Да еще в конце ноября? Чем он мог заняться, интересно, в такое благодатное, по словам руководства, время? Позагорать на берегу местного водоема, порыбачить там же? Обалдеть как заманчиво.

— Сейчас тебе, Макаров, самое время для отдыха в такую лягушачью погоду, — убеждал его зам по кадрам, скупо улыбаясь. — В такую погоду даже уровень преступности снижается по статистике. Разве не так? Ты согласен?

Он в ответ молчал. Он согласен не был. Потому что ноябрь хорошим временем для отдыха не считал. И преступникам без разницы, когда гадить, в какое время года. Но возражать не стал: кто он такой, чтобы оспаривать решение руководства? Рядовой майор рядового отдела внутренних дел. Да и плюсик один крохотный имелся в сдвинутом на месяцы отпускном графике — он сможет новогоднюю ночь дома провести. Возникал только вопрос, с кем? И вопрос был серьезным, поскольку он больше трех лет жил один после развода. Знакомых было много, но…

Но две из них имели семьи и, соответственно, мужей. И значит, в новогоднюю ночь будут с семьями. А еще две знакомые отчаянно хотели отволочь его в ЗАГС. И если он пригласит кого-то из них к себе встретить Новый год, то и та, и другая тут же сочтут это хорошим предзнаменованием и потом целый год станут требовать кольца и предложения.

Он категорически не согласен!

Ладно, больше месяца впереди, определится с выбором.

Макаров со вздохом оглядел гомонящих посетителей торгово-развлекательного центра.

Народу-то, народу! Гул как в улье. Неужели всем что-то непременно надо купить? Много ведь и просто праздношатающихся. Он, едва переступив порог, с дюжину насчитал. И машинально отнес их к списку потенциальных правонарушителей. Здесь вообще, если внимательнее присмотреться, две трети были его клиентами. Кто по чужим сумкам и кошелькам глазами стрелял, кто откровенно хамил продавцам, кто задирался с посетителями. Двое повздорили из-за освободившегося места в кафе быстрого питания. Не оскорбляли друг друга, нет, но недружелюбно косились. Это Макарову не нравилось. Он считал, что с неприязни о-о-очень многое может начаться.

Заметив вывеску отдела мужских костюмов, он со вздохом направился туда.