Тайна, приносящая смерть - Галина Владимировна Романова Страница 5

Маша старалась говорить тихим нежным голосом, как всю свою жизнь только с дочерью и разговаривала. Но в груди заныло, запекло.

Ну почему она с ней так? Почему?! Она что, должна в свои тридцать семь лет похоронить себя заживо в своем коровнике? Месить до конца дней своих резиновыми сапогами грязь осенью и весной, зимой сопли морозить, пробираясь сквозь сугробы на работу. Этого она хочет для матери?

– Я говорила тебе, давай уедем в город, – напомнила дочь, выслушав от матери ее жалобы. – Бабушка когда еще звала. И сейчас не поздно. Квартиру она мне подписала. Она ждет.

– Кто ждет? – уставилась на нее потемневшими глазами Маша.

Она вдруг с раздражением поняла, что все ее уговоры тщетны. Дочь никогда не примет ее влюбленности. Никогда не порадуется за нее. Может, завидует? Может, она сама влюбилась в этого человека, а матери нервы мотает? А что?! Почему нет?! Сердце ее, Сашки, свободно, и уже давно свободно. Кто-то позванивает ей, но, кажется, это все несерьезно. Возраст как раз тот самый для любви. Новый знакомый пару раз заходил когда, очень вежливо и интересно говорил с ней, они даже улыбались друг другу.

Может, вот она, причина-то?!

– Кто ждет нас, Саша?

– Не кто, а что, – поправила терпеливо дочка. – Квартира в центре города нас ждет, ма. Хорошая, просторная квартира.

– Рухлядь! Была я в той квартире! – вспылила Маша.

Всякое напоминание о царском жесте бывшей свекрови всегда выводило ее из себя, всегда заставляло не забывать, что был, был у нее когда-то в мужьях ее сын. Помер потом бесславно, правда. Но мать-то его одинокая осталась. И звала их к себе, настойчиво звала.

Маша гордо отказалась.

Свекровь привечала Сашу, забирала на каникулы к себе. Пыталась даже в городскую школу пристроить. Маша воспротивилась. Потом свекровь тяжело заболела, за ней требовался уход. Маша не поехала. Саше тоже не позволила. И та тайком, как могла, сбегала время от времени проведать бабушку.

Ухаживали до самой ее смерти за пожилой женщиной чужие люди.

А квартиру она – вишь, какая благородная – все равно оставила Саше. Этим потом не раз кололи глаза соседки. Этим не раз укоряла сама себя и Маша, но время вспять не повернуть. Оттого и неприятны были любые напоминания о таком щедром подарке.

– И ничего не рухлядь. Три комнаты! Целых три огромные комнаты!

– Пол сгнил. Отопление все менять. Двери в щелях. Стены, потолки потрескались. Там ремонта на сотни тысяч. Они у нас есть? – Маша без устали загибала пальцы.

– Можно просто прибрать там и пожить пока так. – Саша надула губы, потеребила ворох материнского тряпья. – А тут у тебя какое будущее с этим?! Что ты вообще о нем знаешь? Кто он? Откуда? Что у него в душе?

– В душе! – фыркнула Маша невесело. – Я с твоим папашей вон сколько лет прожила и то не разобралась, что в его душе! Что за струны такие чужие бабы трогают, что он мимо родного дома всякий раз шастает! Душа! Ты о высоких-то материях меньше бы думала и мечтала. А вот... Вот продать ту квартиру вполне можно и на эти деньги будущее тебе сделать.

– Нет! – Саша резко соскочила с кровати. – Об этом даже не думай. Это он тебя надоумил, да? Твой хахаль?

– Не смей его так называть! – Маша повысила голос, что случалось за их жизнь раза два, наверное, не больше. – Он приличный человек, который... Который собрался сделать мне предложение.

– Ух ты! – Саша насмешливо скривила рот, а синие глазищи вдруг наполнились слезами. Того гляди, заревет. – Это он тебя так предупредил, да? Мария Николаевна, ждите, ждите, скоро, совсем скоро я сделаю вам предложение.

– Дурочка ты, Санька.

Маша вытянула из груды одежды за рукав розовую водолазку. Прикинула так и так, решила, что под ее новую белую юбку и к ее светлым волосам будет как раз кстати. Отложила ее в сторону. Глянула на дочь с обидой:

– Мне, может, сам господь такого человека посылает, Сашенька. За все мои страдания и ревность многолетнюю, такого вот милого и порядочного. А предложение он мне уже сегодня сделает.

– Чего это вдруг? Откуда такая уверенность? – Саша отвернулась и пошла к себе.

– Потому что он просил, чтобы я осталась сегодня у него до утра, – выпалила ей в спину Маша и тут же с облегчением выдохнула.

Ну, наконец-то сказала, что боялась выговорить. Наконец-то нашла в себе силы. Все не знала, как подступиться к дочери, как сообщить ей, что не придет на ночь домой. Ну не отпрашиваться же было у нее, в самом деле.

– И ты останешься?!

Узкая спина дочери вытянулась в струну, плечи развернулись, голова откинулась назад. Девочка замерла на пороге ее спальни и стояла так, не поворачиваясь, долго. Молчание ее было утомительным для Марии. Знала, что ничего доброго дочь ей не скажет. Это снова долгие разговоры, а то и слезы.

Все! Надоело! Она не хочет ничего этого, устала! Она просто хочет быть счастливой, и все. Разве это не понятно? А убеждать кого-то в чем-то она замаялась за свою жизнь.

Маша со вздохом глянула на часы. Время поджимало. Надо было собираться. Заставлять ждать себя она не любила. Тем более заставлять себя ждать такого человека! И огорчать его не хотелось. И выпендриваться лишний раз было не резон, спрос на него в их селе о-го-го какой был.

– И ты останешься у него на ночь?! – снова повторила Саша, все так же стоя к матери спиной.

– Да, я останусь. И давай закончим на этом.

– Давай закончим! – вдруг резко взвизгнула Сашка и повернулась.

Господи! Такими страшными ее синие глазищи не были никогда. Такими Маша их вообще ни разу за неполных семнадцать дочериных лет не видела. Ненависть, гнев, брезгливость, что-то еще нечитаемое и очень опасное таилось теперь в них. Аж поежилась, до того взгляд дочери был ужасен.

– Что? – Маша попыталась улыбкой вернуть прежний хрупкий мир. – Что смотришь?

– А ничего! – Крепко стиснутый кулачок дочери с силой ударил в притолоку. – Останешься с этим хлыстом на ночь, так и знай...

– Что? Что я должна знать, Саша? – Она теперь уж без стеснения глянула на часы и взглядом указала дочери на дверь.

– Меня у тебя больше нет, поняла?! Нет у тебя больше дочери! А у дочери нет больше матери. Все!!!

Она резко повернулась и выбежала из материной спальни. Потом громыхнула дверь ее комнаты, через пару минут входная дверь, а потом ржавым скрипом взвизгнула калитка.

Умчалась куда-то.

Маша встала с кровати, подошла к окошку. Сашки уже и след простыл. Нигде на улице не видно. В три прыжка куда-то удрала. А чего бесится-то? Чего? Ревнует мать к незнакомому дяденьке? Или, наоборот, дяденьку ревнует к матери? Так то ее право. А Маша вот оставляет за собой право быть счастливой. Пусть даже и такой ценой.

Дочь на нее надулась, подумаешь! У кого в семье такого не бывает? Если не бывает, значит, это не семья. Бог с ними, с ссорами. Ей сегодня нужно выглядеть красиво. Быть соблазнительной и нежной. Да, розовая водолазка как раз кстати будет. Ее цвет.