Входят трое убийц - Франк Хеллер Страница 50

Трепка пробормотал какой-то иронический комплимент и закурил новую сигару.

— Вообще-то говоря, дорогой Трепка, — продолжал Люченс, — я не поклонник беспочвенных теорий. Я сказал себе, что есть только одна возможность доказать или опровергнуть мою теорию, а именно порыться в архивах Ниццы и Ментоны. Франция очень тщательно следит за судьбой своих детей и гостей, и при некоторой удаче я мог рассчитывать, что сумею обнаружить следы семьи Ванлоо в прошлом. Я лишен счастливой возможности предоставить берлинской фирме свободу действий, чтобы она добыла интересующие меня сведения, — спокойно, спокойно, дорогой друг! Так вот, я изучил официальные документы сначала в архиве департамента в Ницце, потом в ратуше Ментоны, и результат превзошел мои ожидания. Оказалось, что проследить историю семьи Ванлоо очень легко. Но не расскажет ли нам теперь Трепка, какие сведения удалось собрать ему? Я думаю, они успешно дополнят мои находки.

Директор банка не сделал попытки объяснить, что подтолкнуло его начать разыскания, и его коллеги, проявив такт, не стали настаивать на этом вопросе.

— Первым делом я пошел к одному местному адвокату, с которым мне доводилось вести дела. От него я узнал, как составлено завещание семьи Ванлоо. Оказалось, что рано скончавшийся отец молодых братьев Ванлоо перед смертью распорядился, чтобы всем семейным состоянием пожизненно распоряжалась их бабушка. Это давало некоторые основания теориям, которые так опрометчиво строили Эбб и Люченс… Но для верности я решил выяснить, каково это состояние. Поскольку адвокат не хотел или не мог дать мне эти сведения, я обратился к известной берлинской фирме. Оказалось, что состояние очень велико. Как правило, выяснить, откуда берет начало крупное состояние, труда не составляет. Я попросил фирму собрать сведения. В результате оказалось, что состояние возникло словно бы из ничего в середине двадцатых годов девятнадцатого века. Больше фирме Шюттельмарка ничего узнать не удалось. Сразу после того как я получил эти сведения, начались странные события, свидетелями которых мы как раз оказались… и которые в какой-то мере подтверждают справедливость — гм — предположений Эбба и Люченса.

— В какой-то мере! — сверкая глазами, воскликнул поэт.

Доцент его прервал:

— Мои разыскания, — сказал он, — привели меня почти к тому самому отрезку времени, на каком остановилась фирма Шюттельмарка, то есть к двадцатым годам девятнадцатого века. В начале этого десятилетия в Монако состоялось бракосочетание некоего Хуана Ванлоо с мадемуазель Луизой Манжиапан. Отец мадемуазель Луизы был монакским банкиром. Невеста, по представлениям того времени, была уже не первой молодости — ей исполнилось двадцать девять. Банкирский дом Манжиапан, судя по всему, не принадлежал к числу крупных банковских фирм. Владелец его был корсиканцем. То, что уроженцу бедного гористого острова удалось взлететь так высоко и стать банкиром, достойно уважения, но при этом несколько удивляет.

У четы Ванлоо-Манжиапан родились два сына. Благодаря своему основателю семья получила английское подданство и жила попеременно то в Англии, то на вилле, которую банкир построил в окрестностях Ментоны, в то время входившей в княжество Монако, — на вилле Лонгвуд. Старик жил долго, до 1876 года, так что наша хозяйка в раннем детстве могла его видеть. Оба сына умерли в молодом возрасте, но все-таки успели обзавестись семьями. Семьи были малочисленны, и члены их не оказались долгожителями. Дед по отцу Артура, Аллана и Мартина женился на собственной кузине, нашей хозяйке. В этой семейной ветви, кроме нее, был еще только ее брат, которого она, по-видимому, очень любила; юный Джон, похожий на поэта, — именно его потомок. Муж нашей хозяйки умер в довольно молодом возрасте в 1911 году. У них был единственный сын, хилый от рождения, который, хотя и успел жениться и обзавестись тремя сыновьями, Артуром, Алланом и Мартином, умер совсем молодым, через несколько лет после кончины отца. С этих пор старая миссис Ванлоо единолично властвовала на вилле, где она впоследствии поселила и потомка своего брата, юного Джона.

Все представители последних поколений семьи Ванлоо удивительно рано умирали. А теперь я попрошу вас вспомнить, как Эбб рассказал нам, что он услышал наутро после смерти Артура. Оказывается, старая миссис Ванлоо за несколько лет до этого попросила доктора обследовать ее внуков, чтобы узнать, каково состояние их здоровья. Меня с самого начала это поразило, хотя, конечно, такую просьбу можно объяснить беспокойством бабушки о внуках. А после смерти Артура доктор Дюрок констатировал, что у покойного был не только больной желудок и пониженная кислотность, но и слабое сердце. Те же симптомы констатировали у скончавшегося Аллана. Плохое сердце предрасполагает к ранней смерти, это знаем мы все. Так что же, смерть внуков была естественным следствием этого предрасположения или, выражаясь вульгарно, им в этом деле помогли?

Вот какой вопрос я задал себе, как только узнал результаты первого вскрытия. После чего на вилле произошло покушение, а за ним опять загадочная смерть. Покушение номер два существенно отличалось от первого и третьего случая, потому что были найдены явные следы определенного яда, который можно без рецепта приобрести почти в каждой французской аптеке. В двух других случаях вообще никаких следов яда не обнаружили. Но в парке мы с Эббом нашли клочки обертки от какого-то медицинского препарата, их кто-то постарался припрятать. Проделав вычисления на основе законов ботаники, я установил, что этот препарат должен был быть отправлен фирмой где-то между восемнадцатым февраля и шестым марта. — Банкир явно хотел посмеяться над этим точным указанием времени, но удержался, а Люченс тем временем продолжал: — Я послал письмо в фирму, спросив, посылали ли в это время в Ментону пакет и что в нем было. Сегодня я получил ответ, который подтвердил кое-какие соображения, возникшие у меня с тех пор, как я побывал в комнате, где лежало тело Аллана Ванлоо. У меня от природы очень острое обоняние, а в комнате покойного мне почудился слабый запах карболки. Занимаясь своей наукой, я среди всего прочего изучал также и бальзамирование. Один из простейших его способов осуществляется с помощью карболовой кислоты. Обучил меня этим сведениям мой старый университетский товарищ, выдающийся химик, теперь уже профессор. Я припомнил, что во время нашей совместной работы он как-то пошутил насчет того, что назвал убийством окольным путем. Подробности я запамятовал. Но поскольку наш друг Трепка позволил себе потратиться на длинные телефонные разговоры с Берлином, я счел себя вправе поговорить с моим другом из Швеции. И то, что он мне поведал, принимая во внимание нынешние обстоятельства, чрезвычайно меня поразило.

Соединение глюкозы с фенолом, или, иначе говоря, с карболовой кислотой, образует бетафенолглюкозид. Это бесцветный без запаха порошок, легко растворяющийся в воде. Бетафенолглюкозид проходит через органы пищеварения, почти не изменяясь, и его умеренные дозы не могут отравить человека, в особенности того, у кого пониженная кислотность. Но если пациент в это время случайно съест порцию сырого миндаля, из бетафенолглюкозида выделяется энзим, называемый эмульзином, и под воздействием этого эмульзина глюкозид распадается на две составные части: глюкозу и карболовую кислоту. Последствия острого отравления карболовой кислотой — дурнота, обильное потоотделение, головокружение, затрудненное дыхание и сердечный спазм… Поскольку фенолглюкозид имеет горький вкус, его надо смешать с какой-нибудь острой пищей — например, предложил мой авторитетный друг, с салатом из паприки, с пикулями или буйабесом. Если сидящая за столом компания проглотит вместе с такой пищей глюкозид и один из участников трапезы съест после этого миндальную массу, отравится только он один, причем, если до вскрытия пройдет несколько часов, доказать факт отравления будет очень трудно. На след преступления может навести запах карболки — именно он навел на след меня. Но если производящий вскрытие врач лишен обоняния, но не признаётся в этом, дело осложняется. Я позволил себе еще один экстравагантный поступок. Я преподнес доктору Дюроку тщательно обернутый бумагой букет искусственных цветов, и он сказал, что они изумительно пахнут!