Дело об избиении младенцев - Михаил Карчик Страница 50

Громовой несколько раз звонили в редакцию, объясняя, что следующее ее появление в «Живеночке» будет опасным для жизни. Юля тактично посылала их в юридическую службу газеты, а там — еще дальше, в федеральный суд. Правда, журналистка в приют больше не ходила, зато смогла поговорить с двумя десятилетними мальчишками, которых Колька-шофер посылал продавать гуманитарные куртки. При этом детям было приказано в случае поимки объяснить в милиции, что одежду они украли из приюта.

К этому времени депутат Законодательного собрания Лапшов, друг детей и приюта «Живеночек», попал в «Кресты» из-за любви к мультфильмам. Любовь заключалась в том, что Лапшов выбирал во дворе приглянувшихся малышей и заманивал в квартиру — мультики посмотреть. Однако кроме мультиков он демонстрировал детям и собственный член, грязный, волосатый, очень неэстетичный. Одна девочка «смотрела мультфильмы» у него до утра. Родители, вошедшие в квартиру с милицией, застали сеанс в разгаре. Лапшов ждал суда, а «Живеночек» лишился ценного покровителя в представительной власти.

Степанида Васильевна понимала, что новые статьи Громовой могут привести к серьезным неприятностям. И она решила принять превентивные меры, насколько позволял ее интеллект.

* * *

«Кто же это мог сделать? — Размышляла Юля. — Бандиты, нанятые риэлтерской фирмой «Перун»? Я ведь помешала этой конторе отнять квартиру у бабы-алкоголички. Баба-то черт с ней, а вот дочери-пятикласснице эта квартира скоро пригодится. А может… Нет, маньяки действуют по одиночке. Ну, значит, точно нертовские дела».

Размышление — было единственным занятием, доступным в данный момент Юле, да и то, давалось оно с трудом. У девушки были связаны руки, рот заткнут какой-то промасленной дрянью, а сама она перекатывалась по полу быстро мчавшийся машины среди мешков и коробок. Нападение было настолько неожиданным, что Юля не успела даже крикнуть. Ее схватили с двух сторон, зажали рот, выбив сигарету, и швырнули в кузов. Судя по низкому потолку и тому, что ноги почти упиралась в стену, а рядом с головой была другая стенка, она находилась в небольшом фургончике.

«Дура! Потерпела бы еще без сигареты минут пять, может, Алексей и подъехал бы. Клянусь, если все кончится благополучно, брошу курить. Ой, нет, не надо, не смогу. Клянусь, не курить целый месяц. А выдержу ли»? Юля задумалась над тем, сколько выдержит она без табака, и в этот машина остановилась. Послышался скрип дверцы и топот ног — приехали. Потом фургончик открыли. Какой-то коренастый мужичонок схватил ее за воротник и вытащил из кузова.

Машина стояла в полутемном дворике, освещенным единственным фонарем и светом, падавшим из окна двухэтажного здания. Двор окружал стандартный детсадовский заборчик, который нарастили на полметра досками, выкрашенными под медь. Совсем недавно Юля видела подобное уродство. И, похоже, она уже вспомнила что это за место. Журналистка повернула голову, взглянув на дверь, ведущую в дом. На вывеске, украшавшей главный вход, был изображен маленький розовощекий мальчик в крестьянской одежде — таких в сказках любит жарить Баба-Яга. Над мальчиком виднелась надпись, сделанная большими буквами: Детский приют «Живеночек». Больше во дворе ничего интересного не было, впрочем, в любом случае, Юля ничего не смогла бы увидеть, так как ее втолкнули в дом.

Хозяева «Живеночка» экономили не на коммунальных услугах, а на расходах по обслуживанию сантехники. Из жаркой и влажной прихожей Юлю потащили по очень холодному коридору, который опять сменился паровым облаком, и снова повеяло холодом, почти морозом. Отовсюду доносились обрывки запахов: тянуло подгоревшим супом, машинным маслом и просто гнилью. Пару раз перед Юлей мелькали мелкие тени: это любопытные дети, выглянув наружу, тотчас прятались за дверьми. Откуда-то донеслось мычание. Видимо там находился теленок, во влажные губы которого должны были время от времени тыкаться воспитанники «Живеночка». Впрочем, журналистка старалась не приглядываться, не принюхиваться и не прислушиваться. Ей приходилось соблюдать скорость, навязанную похитителями, иначе ее просто поволокли бы по полу.

Путешествие окончилось в подвале. Спотыкаясь и матерясь похитители наконец нашли выключатель. После этого они Юля смогла рассмотреть их, а они — Юлю. Завхоза — Степаниду Васильевну журналистка узнала сразу. Такие женщины, весом в 130 килограмм запоминались надолго. Невысокий паренек в черной кепке и с маленькими усиками видимо был шофером Гошей. Толстый мужчина в дубленке нараспашку — или воспитателем дядей Петей или электриком Сергеем Николаевичем. Скорее, последнее, дядей Петей должен был быть третий субъект. Питомцы «Живеночка» успевшие поговорить с Юлей во время единственного визита, сообщили ей три основные приметы воспитателя: лысина, резиновый жгут, постоянно носимый им на поясе и татуировка на среднем пальце правой руки. Татуировку дети видели только в тот момент, когда пальцы дяди Пети были сжаты в кулак.

Если Юля только разглядывала сотрудников «Живеночка», то они были заняты делом. Толкая друг друга и интенсивно ругаясь, похитители привязали пленницу к толстой трубе. «Надеюсь, не канализационная, — подумала Юля, — они же здесь все прохудившиеся».

Привязав журналистку, приютский персонал отошел к двери и начал о чем-то ожесточенно спорить. Степанида Васильевна явно сердилась на своих подчиненных. До Юли доносились отдельные слова. «На х… ее привезли? — Так, просто ехали, увидели. Ты же сама просила с ней поговорить. — Дубина, поговорить можно было с ней и за городом. Что теперь-то делать будем»? Потом вся банда направилась к Юле.

— Доигралась стерва. — Икнул дядя Петя, поднимая подбородок журналистки. Юля могла бы дотянуться и кусить его, но девушку передернуло от одной этой мысли. Пальцы дяди Пети пахли табаком, кильками и, похоже, даже экскрементами.

— Спокойно дура, — дядя Петя неправильно истолковал гримасу на лице журналистки, — спокойно дура, это пока еще пальчик.

Вокруг послышался всеобщий хохот.

— 126 статья УК, — сказала Юля. До десяти лет лишения свободы. Прекращение преступных действий избавляет от наказания.

— Это тебе, шмакодявка, не пресс-конференция! — Рявкнула Степанида Васильевна. — Хватит про статьи болтать, скажи лучше, зачем ты на нас третий месяц наезжаешь? Все нас любят и уважают, одна ты такая с… выискалась. Знаешь же, наше учреждение — дипломат федерального конкурса «Родная семья»!

— Не дипломат, а дипломант. Степанида Васильевна, я просто удивляюсь. Вы же газеты иногда читаете. По крайней мере те, в которых о вас пишут. И должны понимать: так бесконечно продолжаться не может. После первой встречи я поняла — к вашей совести взывать бесполезно. Но есть одно этическое понятие, переходящее в юридическое: чистосердечное раскаяние. Это касается не только моего похищения, но и воровства гуманитарной помощи.

Юлю спасло от серьезной травмы только то, что при слове «воровство» завхоз и дядя Вася ударили ее одновременно, точнее, попытались ударить. В результате резиновый жгут воспитателя оплел руку Степаниды Васильевны, уже опускавшийся на юлину щеку. Завхоз взвизгнула и выругалась, ее толстый кулак украсила широкая полоса. «Бедные дети, — подумала Юля, — Эти сволочи обращаются с ними так же каждый день».