Биография Шерлока Холмса - Ник Реннисон Страница 51

Какова бы ни была причина, он все чаще и чаще обращался к наркотикам. Как Холмс впервые столкнулся с искусственными стимуляторами, неизвестно. По всей вероятности, он начал принимать их студентом или в период оборвавшейся карьеры актера.

Англия XIX века не видела ничего предосудительного в употреблении наркотиков. Опиум свободно продавался в аптеках. Сотни тысяч, а возможно, и миллионы людей принимали его как болеутоляющее или как успокоительное.

Гладстон употреблял лауданум, спиртовую настойку опиума, чтобы успокоить нервы перед важными выступлениями в Палате общин. Прибегал к лаудануму и Диккенс. А его друг Уилки Коллинз настолько привык к этому снадобью, что в годы, предшествовавшие смерти, принимал дозы, способные свалить двенадцать не столь закаленных наркоманов [88].

Даже младенцам давали микстуры, включающие опиум и носящие вполне безобидные, обыденные названия, вроде «Настойки Годфри» и «Успокаивающего сиропа мамаши Бейли».

Не меньшее распространение получил кокаин.

Озабоченность Уотсона наркотической зависимостью Холмса свидетельствует, что доктор в своих воззрениях опережал расхожие представления медиков своего времени. В 1880–1890-х годах мало кто из врачей порицал наркоманию с такой же решительностью. Многие вполне искренне считали кокаин полезным препаратом, помогающим при различных недомоганиях – от депрессии до импотенции.

Самый знаменитый из таких врачей, знакомый Холмса и Дойла по Вене, Зигмунд Фрейд на протяжении многих лет был пылким сторонником чудодейственных свойств кокаина, который принимал сам и рекомендовал всем знакомым, включая своего отца и невесту Марту Бернейс.

«Я принимаю его регулярно в очень малых дозах от депрессии и несварения желудка, и с поразительнейшим успехом», – писал он Марте в 1884 году.

Лишь когда один из друзей Фрейда, Эрнст Флейшл фон Марксов, принимавший наркотик регулярно, чтобы смягчить последствия хронического недуга, попал в явную кокаиновую зависимость (ему чудилось, что стоит отказаться от наркотика, как по всему телу начинают ползать белые змеи), Фрейд усомнился, такое ли уж это «волшебное средство».

Тем не менее многие терапевты продолжали считать прием кокаина вполне безопасным, и долгое время он продавался совершенно легально.

В 1886 году в Америке фармацевт Джон Пембертон пустил в продажу новый безалкогольный напиток, одним из ингредиентов которого являлись листья коки. Это была кока-кола.

Возможно, Уотсон, которому большую душевную травму нанесли неизлечимый алкоголизм старшего брата, а затем его смерть в 1888 году, легче других мог распознать признаки надвигающейся наркотической зависимости.

Заставляя Холмса заботиться о своем здоровье, Уотсон взвалил на себя непосильную задачу. Как он сам отмечает в «Дьяволовой ноге», «это ни в коей степени не интересовало» Холмса, который выкуривал чудовищные количества табака. Трубка или сигареты всегда были под рукой у сыщика.

Знаменитые комнаты на Бейкер-стрит, вероятно, насквозь пропитались табачным духом, ведь в воздухе там постоянно висели клубы дыма.

Как мы узнаем из рассказа «Палец инженера», за Холмсом водилась привычка, характерная для наркоманов, заново использовать остатки табака, скуренного вчера. Трубка, которую он обычно выкуривал до завтрака, набивалась «всякими остатками всех табаков – они с особой тщательностью собирались и сушились на каминной доске». Напрасно Уотсон убеждает Холмса подумать о здоровье. В «Дьяволовой ноге» Холмс упоминает «отравление табаком, который вы так часто и так справедливо порицали». Однако нет никаких указаний на то, что сыщик воспринял это порицание всерьез.

К весне 1895 года осторожное попечение Уотсона вкупе с железной конституцией Холмса привело к тому, что здоровье сыщика значительно улучшилось. Облегчение, которое испытал при этом Уотсон, еще сквозит в сделанном почти десять лет спустя замечании: «Никогда я не видел моего друга в таком расцвете духовных и физических сил, как в 1895 году» («Черный Питер»). Этот год отмечен несколькими делами, сохраненными Уотсоном для потомства.

История убийства Алоисио Гарсии и паутины, сплетенной мстителями вокруг сверженного диктатора дона Хуана Мурильо, прозванного Тигром из Сан-Педро, подробно изложена в рассказе «В Сиреневой сторожке» [89].

Случай с «Тремя студентами» приводит Холмса и Уотсона в один из «знаменитых университетских городов», где неприятный инцидент с ответами на билеты поставил под угрозу срыва экзамен на престижную стипендию Фортескью.

Дело «Одинокой велосипедистки» Вайолет Смит ставит Холмса перед загадкой преследователя, который сопровождает девушку на пустынных проселках Суррея.

Все эти частные расследования лишь малая доля тех «сотен» криминальных происшествий, в раскрытии которых, по признанию Уотсона, Холмс играл видную роль в годы между «воскресением из мертвых» и кончиной королевы Виктории.

О делах государственной важности Уотсон, как мы уже привыкли, говорит очень немногое. Единственное исключение составляет случай с кражей чертежей подводной лодки Брюса-Партингтона и убийством злополучного Артура Кадогена Уэста, хотя Уотсон роняет намеки о еще более высокопоставленных клиентах.

Лишь второй раз покинув Англию после трехлетнего отсутствия, Холмс побывал в Риме по настоятельной просьбе папы римского, чтобы расследовать внезапную смерть кардинала Тоски.

Лев XIII был избран преемником Пия IX в 1878 году и оставался верховным понтификом до своей смерти четверть столетия спустя. У него уже были возможности высоко оценить удивительные таланты Холмса (в 1880-х годах сыщик расследовал исчезновение камей эпохи Кватроченто из собрания Ватикана).

И когда при обстоятельствах, заставляющих подозревать нечестную игру, умер один из кардиналов, папа, не задумываясь, обратился к тому, кто мог разобраться в случившемся быстро и деликатно.

Уотсон, мимоходом упоминая это дело, был столь же деликатен. Кардинал Тоска [90] – одно из выдуманных имен, которые доктор дает в своих записках реальным лицам. За ним скрывается Луиджи Руффо-Сцилла, происходивший из семьи сицилийских аристократов и священнослужителей. В конце марта 1895 года он внезапно заболел и умер в Риме. Определенно молодой для кардинала (на момент смерти ему было всего пятьдесят с небольшим лет), Руффо-Сцилла нажил себе врагов в курии, и опасные слухи, что он был отравлен, вскоре поползли по коридорам Ватиканского дворца.