Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - Татьяна Шарпарь Страница 51

– Сеньора, вы очень похожи на свою сестру, – сказал он, целуя Наталье руку. – Вы позволите, я хочу спеть колыбельную этой маленькой сеньорите. Разрешите, я возьму ее с собой?

Наталья растерянно посмотрела на Алексея:

– Можно, Алеша?

– Можно, только на сцене. Никуда не уводить. Переводчица перевела.

– Конечно-конечно, я приведу маленькую фею в собственные руки ее… мамы.

Все заметили, что паузу он сделал намеренно.

– Полина, ты сейчас будешь выступать на сцене с эти мужчиной. Он будет петь тебе колыбельную песню, а ты будешь слушать. Ты согласна? – спросил девочку Алексей.

– Да, а вы не уйдете?

– Мы будем на тебя смотреть и радоваться. – А хлопать вы будете? – Да, обязательно.

– Тогда хорошо, – и она сунула свою ладошку в раскрытую руку итальянца.

Наталье стало не по себе. Вот сейчас украдет дочку, эх!

– Не бойся, – сказал Алексей, – все под контролем. Во всех кулисах наши люди, все предупреждены.

Они и не заметили, что перешли на ты.

А на сцене поставили стул, на него сел певец, взял на колени Полину и начал петь. Он пел а капелла, оркестр молчал. В зале было очень тихо. Кажется, все поняли, что это колыбельная. Полина сидела прямо и серьезно, но видимо, ей было неудобно так сидеть, и она обняла певца за шею. Наталья уже слышала эту песню. Ее пела Ольга еще совсем маленькой Полине. Это была незамысловатая история про то, что все ложатся спать и приглашают малыша в колыбельку. Лисенок укрывает его своим хвостиком, мишка кладет ему лапу под головку, птичка щебечет, а мышонок пищит: «Спи, малыш, завтра будет хорошее утро, а сейчас уже ночь готовится рассказывать тебе сказки». Как только он это запел, Наталья закрыла глаза. Вот Ольга наклоняется над кроваткой Полины, поправляет одеяльце, смотрит на девочку с такой любовью, какая бывает только у матерей. Вот она стоит перед зеркалом и оглядывает располневшую фигуру. Вот она пробует голос. Вот она…

Затих последний звук, колыбельная закончена. Зрительный зал разразился аплодисментами. Певец встал, поставил Полину перед собой и поклонился. Полина тоже поклонилась. Аплодисменты вспыхнули снова. И тут Наталья вспомнила, как его зовут. Конечно же, это Витторио Пирелли – знаменитый тенор, ученик самого Паваротти. Она встала, чтобы встретить Полину, и получилось, что она аплодирует стоя. Вслед за ней встал весь зал. Витторио смутился, что-то сказал Полине, причем слышалось явное «ma bella bambina», пожал руку Алексею и пошел на свое место. Его глаза подозрительно блестели. Слезы? Однако как он собой владеет! Допел до конца, голос не дрогнул, только потом расчувствовался.

Опять вышел главный режиссер Большого театра и объявил, что сейчас на сцене от имени итальянского правительства выступит Посол Италии в России сеньор Пауло Джимилетти. Третий мужчина вышел на сцену и по-русски прочел решение жюри международного конкурса вокалистов о присуждении синьоре Ольге Трубецкой Золотой Лиры и признания ее голоса голосом десятилетия. Это был триумф! Сеньор пригласил на сцену самого близкого родственника синьоры Трубецкой.

– Иди, Наташ, – сказал Анатолий, – идите с Полиной.

Наталья двинулась к середине сцены, но потом вернулась, взяла за руку Полину, и они подошли к микрофону вдвоем. Публика в зрительном зале встала. Посол, обращаясь уже только к ней, сказал, что всегда знал, что у Ольги Трубецкой – дворянские корни, но не знал, что ее сестра унаследовала не только красоту своих родителей, но и аристократизм. Потом он погладил Полину по волосам и передал ей Золотую Лиру. Это была небольшая фигурка, выполненная из какого-то (неужели, золото?) металла, изображавшая лиру в обрамлении цветов на подставке. Подошла красивая женщина и подарила Наталье букет. «Моя жена», – сказал посланник. Наталья понимала, что надо благодарить. Она подошла к микрофону. Что сказать? Просто поблагодарить и уйти? Великолепный вечер никогда больше не повторится, а она скажет что-то формальное? Почему ее не предупредили? Она бы подготовилась. Вдруг слова нашлись.

– Моя сестра Ольга была для меня больше, чем сестра, – сказала она негромко, – она была моей подругой, советчицей, родным человеком. Никто и никогда не сможет ее заменить. Они никогда не уйдет из моей памяти и из памяти членов моей семьи. Но и вы, я надеюсь, будете ее тоже помнить.

Она остановилась, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Полина держала ее за руку, и это придавало сил.

– Я благодарна администрации Большого театра за этот великолепный вечер, который позволил нам еще раз вспомнить Ольгу, ее голос. У меня такое чувство, что она сейчас рядом, потому что ее голос живет, и она сама живет в этих стенах, в наших сердцах. Я благодарю итальянскую делегацию за эту высокую награду. Думаю, Ольга была бы довольна. И я благодарю публику, для которой жила и творила Ольга Трубецкая.

Наталья осторожно поклонилась, и они с Полиной пошли на место. Боковым зрением она видела, как Витторио Пирелли вытирает глаза большим белым платком.

Иван смотрел на Наталью во все глаза. Умная красивая женщина. Когда она подошла к микрофону и заговорила, он испугался. Вдруг у нее не получится, или вдруг она заплачет? Не выдержит и заплачет? Пока она сидела перед зрительным залом, он знал, что она держится из последних сил, хотя старается этого не показать. И вообще, ему было неприятно, что рядом с ней постоянно торчит Алексей. С какой стати? Он ведь не член семьи, а сидит вместе со всеми на сцене, и ни у кого это не вызывает удивления. Вон Анатолий Дмитриевич о чем-то с ним переговаривается. Наталья, между тем, говорила свободно. Речь явно подготовлена, может быть, согласована с режиссером этого спектакля. А кстати, как определить сегодняшнее мероприятие? Вечер памяти – это суть, а функционально – все-таки спектакль. Была опера, был балет, звучал голос Ольги Трубецкой. Все срежиссировано и отрепетировано замечательно. Можно ставить спектакль под названием «Ольга» или как-то похоже. Как она держится! Да, дворянские корни ни от кого не спрячешь. Удивительное благородство в осанке, повороте головы, в сдержанности движений. Публика в зале, похоже, любовалась Натальей и Полиной, которая крепко держала мать за руку. Когда итальянец пел Полине колыбельную, зал замер и, кажется, перестал дышать. В какой-то момент Ивану показалось, что мужчина поет колыбельную женщине. Да, так можно убаюкивать любимую – с бесконечной нежностью касаясь ее волос, нежной кожи, целуя и желая счастья.

Наталья закончила свою короткую речь, поклонилась залу и пошла на свое место. Занавес стал медленно закрываться, вечер памяти закончился.

Люди вставали со своих мест без обычного шума, печально, почти молча. Ландыш пыталась с ним заговорить, но он отделался какой-то пустой отговоркой. Все, теперь у него нет перед ней никаких обязательств, можно начинать новую жизнь. Вот сейчас он довезет ее до дома и начнет жить по-другому.

Занавес медленно закрылся. Итальянцы, дружелюбно улыбаясь, подошли к Наталье и предложили всей компанией поехать в какой-нибудь уютный ресторанчик, чтобы продолжить знакомство и поговорить. Алексею эта идея не понравилась. Сначала он должен был проследить за отправкой Полины с няней, а потом уйти с Натальей так же, как пришли – через служебную дверь. Машина их уже ждала. И надо было отпустить ребят, которые сегодня с утра на ногах. С другой стороны, Наталья не должна была показаться невежливой. И получалось, что не принять предложение было нельзя. Или надо объясняться с итальянцами и рассказывать им о том, что сестра Ольги Трубецкой находится под милицейской охраной как важный свидетель (кто там есть самый сильный и могущественный, сделай так, чтобы она была только свидетелем) нескольких убийств.