Кладбище - Эдриан Маккинти Страница 52

Джерри с жаром объясняет что-то остальным.

— Слушайте, слушайте!.. — взывает он и размахивает руками. — Прошу внимания, леди и джентльмены! Вот смотрите: если сдвинуть указательные пальцы как можно ближе и поднести их вплотную к лампе или к другому источнику света, можно увидеть, как лучи преломляются и возникает интерференционный узор. Попробуйте сами! Подобный фокус хорошо выходит на рассвете, на травянистых террасах Тува. Там это называется «гун гур ту».

Все начинают складывать пальцы и смотреть сквозь них на льющийся в окно солнечный свет. Тут Джерри замечает меня:

— А-а, наш мальчик, наш новый солдат — один из немногих... Садись, садись... Хорошо спал? Вот кофе, оладьи. Их испекла Соня, и это лучшее, что только существует — и в этом мире, и в грядущем.

О господи, думаю я, опять он заговорил в этом своем идиотском напыщенном стиле! Кем он себя воображает? Сидни Гринстритом в фильме «Мальтийский сокол», что ли?..

Я сажусь. Наливаю себе стакан апельсинового сока.

— А ведь верно, Джерри! Я вижу в щель между пальцами тонкие черные линии. Как ты много знаешь! — говорит Трахнутый, но будь я проклят, если попадусь на удочку и стану расспрашивать, о чем они говорили до моего прихода.

Я кладу на тарелку бельгийские вафли, чуть не демонстративно игнорируя оладьи.

— Хорошо спалось, Шон? — спрашивает Соня.

— Спал отлично, спасибо. Кажется, я не спал так еще ни разу с тех пор, как приехал в Америку, — честно отвечаю я.

— Я очень рада. Мы поместили тебя в прежнюю комнату Джеми. Там, кстати, и балкон есть...

— Спасибо. Комната действительно замечательная, к тому же с балкона можно любоваться восходом солнца, — соглашаюсь я.

— Сегодня был не очень красивый восход. Туман его немножко испортил, но ты еще увидишь настоящую красоту осенью, когда улягутся летние ветра, а солнце сместится немного севернее, — вмешивается Джерри.

— Буду с нетерпением ждать осени, — отвечаю я, беру сосиски и придвигаю поближе кувшин с кленовым сиропом. Трахнутый и Шеймас затевают чисто технический разговор, касающийся устройства автомобилей, а Джерри, сразу заскучав, тянется к стопке газет.

— Не стесняйся, возьми сегодняшнюю газетку, — предлагает он. — Тебе какую? Мы получаем «Глоб», «Таймc» и «Джорнэл».

— Спасибо, не надо, — говорю я. — Терпеть не могу узнавать дурные новости на пустой желудок.

— Очень разумно с твоей стороны, — важно кивает он.

Я улыбаюсь Соне, вот уже некоторое время наблюдающей за мной со странным выражением на лице, и приступаю к еде, которую запиваю то кофе, то апельсиновым соком. Завтрак мне очень нравится, и я ненадолго забываю обо всем. Потом я снова перехватываю странный Сонин взгляд.

— Шон, — смущенно начинает она, — вчера вечером на пляже я не могла не заметить... И сегодня утром тоже. Прости, мне бы не хотелось быть бестактной, но твоя нога...

— Ах это!..

— Да. Ты потерял ногу во время беспорядков в Белфасте? — спрашивает она сочувственно.

Прежде чем ответить, я несколько мгновений роюсь в памяти, пытаясь вспомнить все, что мне известно о Соне Маккаган. Ей сорок. Преподает политику или историю в университете Нью-Гемпшира. Придерживается левых взглядов типа: «Во всем виноваты плохие белые парни, которые давно умерли». Такие, как она, клеймили «Черных пантер» и вешали на стены плакаты с портретом Че. Точно не помню, но ее отец то ли генерал, то ли адмирал, то ли председатель совета директоров «Форда». В общем, тот еще прыщ на ровном месте. Даже не знаю, как ей представляется ситуация в Ольстере; вероятно, она думает, что тамошняя система чем-то сродни южноафриканскому апартеиду или оголтелому расизму вроде того, что процветал когда-то в американских южных штатах. Мне хочется сказать, что ступню мне оторвало британской пластиковой пулей, но я уже наврал Кит про дорожную аварию, поэтому говорю:

— Нет, я потерял ногу еще в детстве — упал с мотоцикла. Самое обидное, что сам был виноват — слишком быстро ехал.

— Бедный, как я тебе сочувствую!.. — говорит она и улыбается так ласково, что я сразу перестаю на нее злиться.

— Я уже привык, — говорю я, — и почти не переживаю.

— Это хорошо, — отвечает Соня. — И я рада, что это произошло не во время беспорядков, потому что в противном случае сейчас тебя сжигал бы огонь ненависти! — говорит она со страстью, и ее аристократический выговор становится заметнее. Одного ее произношения достаточно, чтобы узнать ее прошлое. Закрытый частный пансион, старейший колледж «Семь сестер», собственная яхта в Ньюпорте, может быть, долбаная Сорбонна, поскольку в ее речи присутствует чуть заметный иностранный акцент. Даже странно, как он до сих пор у нее сохранился. Мне-то кажется, что после года общения с Трахнутым Соня должна была бы браниться как сержант, курить как паровоз, носить только зеленое, грубовато подшучивать над теми, кто ниже ее по положению, и клясться на каждом углу, что настоящий кофе по-ирландски — единственное средство от простуды, расстройства желудка и других болезней.

— Нет, просто я неудачно упал с мотоцикла, — еще раз повторяю я. — А что это у тебя за интересный иностранный акцент? Откуда он?

Соня с довольным видом улыбается, но прежде чем она успевает ответить, в разговор вмешивается Джерри.

— Шон, послушай... — бормочет он, с любопытством косясь на меня.

— Что?

— А можно взглянуть на твою ногу?

Не особенно задумываясь над тем, как это будет воспринято, я задираю ногу прямо на стол.

Джерри с уважением рассматривает протез.

— Но ведь с такой штукой нельзя, наверное, ни быстро бегать, ни поднимать тяжести, — озабоченно говорит Трахнутый.

— Можно, — говорю я и, не обращая больше на Трахнутого внимания, снова поворачиваюсь к Соне.

— А в Ирландии ты когда-нибудь была? — спрашиваю я.

— Нет, мы только собираемся туда поехать, однако я все равно сочувствую борьбе ирландского народа и готова сделать все, что только будет в моих силах, чтобы помочь ирландцам поскорее изгнать из своей страны алчных иностранных империалистов...

«О боже, — думаю я, предвидя небольшую лекцию. — Кажется, влип...»

Предчувствие меня не обмануло.

— Да, Шон, я воспринимаю оккупацию твоей родины как личную трагедию. Это и есть трагедия! С тех пор как Елизавета Кровавая впервые послала в Ирландию войска, минуло уже четыреста лет, наполненных угнетением и террором...

Джерри, разумеется, не может допустить, чтобы его жена сделала столь серьезную методологическую ошибку, и спешит принять участие в разговоре.

— Ты, Шон, наверняка знаешь, что британцы пришли на нашу землю с графом Пемброкским по прозвищу Крепкий Лук еще в двенадцатом веке, так что на самом деле оккупация продолжается уже восемьсот лет, — говорит он.