Гренадилловая шкатулка - Джанет Глисон Страница 53

От возбуждения у меня свело внутренности. Я перевернул следующую страницу и увидел чертежи, объясняющие работу потайного механизма. На них были подробно обозначены каждый паз, каждое соединение. Теперь я видел, что средний участок крыши представляет собой скользящую панель, которая сдвигается с места при нажатии на крошечный уголок облицовки. За ней открывалась еще одна подвижная панель, крепившаяся под прямым углом к первой. Ниже находилась полость, где хранился ключ. Замок тоже был спрятан — таился под колонной, которая сдвигалась при опускании противоположной стенки. При этом одна стена храма откидывалась на петлях, открывая доступ к нише и ее содержимому. Механизм был простой, но надежный — несколько видоизмененный вариант затворов, используемых в секретерах и шкафчиках с потайными отделениями. И, как мне самому пришлось убедиться, если не знать точно, где и в какой последовательности нажимать, открыть шкатулку было невозможно.

Я отложил тетрадь. От волнения у меня участился пульс. Теперь, когда я раскрыл тайну шкатулки, мне не терпелось на практике применить свои знания. Увы! Где предмет моих исследований? Где загадочная шкатулка, которую доверил мне Фоули? Я смачно выругался. Я же вернул ее Фоули в нашу последнюю встречу, когда мы стояли на мосту, признавшись, что не сумел разобраться с замком. Я уже два дня не имел вестей от Фоули; возможно, он возвратился в Кембридж. Я в отчаянии воззвал к Богу, моля его, чтобы Фоули все еще оставался в Лондоне. Я даже хотел, не откладывая, поехать к нему домой и попытаться разбудить его, но отказался от этой мысли. Бой часов в холле возвестил, что еще нет и четырех утра. Если я разбужу Фоули в такую рань, вряд ли он пожелает принять меня.

Взвинченный, возбужденный, я заставил себя закрыть глаза, хотя был уверен, что не засну. Но, как ни странно, я больше не чувствовал прежней нервозности и почти сразу же забылся крепким глубоким сном. Проснулся, когда часы отбивали семь ударов. Брезжил рассвет, мороз украсил окно моей комнаты инеем, облака разогнало.

Я соскочил с кровати, проломил тонкую корочку льда в умывальной раковине и смыл с себя мускусный запах Фанни. Вместе с темнотой, казалось, улетучились и мучительное гудение в голове, и боль в лодыжке; сознание было удивительно ясным. Я надушился розовой водой и быстро натянул на себя свежее белье, коричневые панталоны и серый сюртук, даже не удосужившись критически рассмотреть в зеркале свое нескладное отражение — так я был рад, что тревоги, не дававшие мне покоя всю ночь, исчезли вместе с неприятными последствиями моего вечернего разгула.

Причина столь чудесного выздоровления была очевидна. Я полагал, что у меня в руках ключ к разгадке обстоятельств смерти Партриджа и Монтфорта. Вне сомнения, твердил я себе, едва шкатулка будет открыта, покров тайны, окутывающий эти события, приподнимется.

Исполненный оптимизма, я вышел из дому, оставив у ночного горшка ворох грязной одежды. По дороге к Фоули я заскочил в мастерскую, решив, что нужно отпроситься у Чиппендейла на утро — на час-два, не больше, я был в том абсолютно уверен, — под тем предлогом, что мне необходимо навестить Фоули, дабы уточнить кое-какие размеры для эскиза. Мне было немного стыдно, что я собираюсь обмануть своего хозяина, но, честно говоря, эти переживания были редкими снежинками в сравнении с метелью негодования, не утихавшей в моей душе с тех самых пор, как я узнал про его лицемерие. Письмо Партриджа открыло мне, сколь жестоко обошелся с ним Чиппендейл, и в моем представлении наш хозяин теперь был не вправе рассчитывать на преданность своих подчиненных. С тех пор как я прочитал послание друга, я все время пытался совместить внешнюю благообразность Чиппендейла с открывшейся мне истинной природой его натуры. Я отшатнулся от хозяина, в моем сердце навсегда угасли всякие добрые чувства к нему, хотя, не скрою, во мне по-прежнему теплилось детское желание верить ему, как прежде.

Чиппендейл отреагировал на мою просьбу точно так, как я и ожидал. Для него было важно, чтобы я оставался в добрых отношениях с Фоули, и потому он с готовностью принял мои отговорки. Таким образом, около восьми часов утра, съев на завтрак хлеб с сыром и выпив кружку портера, я, с благословения хозяина, отправился на Сент-Джеймс-сквер и вскоре уже стучался в дверь особняка Фоули.

Когда слуга провел меня к нему, Фоули еще был в ночной сорочке. Перед ним стояло фарфоровое блюдо с булочками, джемом и тминным пирожным.

— Хопсон, — сказал он, протягивая мне чашку кофе и вновь откидываясь в кресле, — вы прямо-таки читаете мои мысли. Я как раз сегодня собирался вас навестить.

— Лорд Фоули, прошу прощения за неурочное вторжение, но я был уверен, что вы пожелаете первым услышать то, что я имею сообщить.

Фоули резко выпрямился и сдвинул свои кустистые брови.

— Значит, есть новости? Так выкладывайте скорей.

— Позвольте сначала кое-что уточнить, — сказал я, заставляя себя говорить размеренно, чтобы сдержать волнение. — Шкатулка из красного дерева все еще в этом доме?

— Внизу в гостиной. Если нужно, ее немедленно принесут. А что?

— Мне кажется, милорд, я знаю, как ее открыть. Фоули со стуком опустил нож на фарфоровый поднос.

— Бог мой, Хопсон, что же вы сразу не сказали?

Он щелкнул пальцами и приказал слуге принести шкатулку, потом повернулся ко мне и потребовал, чтобы я ввел его в курс дела. Мне, разумеется, не терпелось поделиться с ним своим открытием. Я вытащил тетрадку Партриджа, раскрыл ее, положил перед ним и в Нескольких словах объяснил значение эскизов. Он просмотрел их, внимательно изучая каждый набросок, листая страницы, как это делал ночью я сам. Он все еще разглядывал чертежи, когда в комнату вернулся слуга, неся шкатулку на серебряном подносе. Фоули поднял голову от тетради, схватил шкатулку с подноса и передал мне.

— Вот, Хопсон! — вскричал он. — Посмотрим, что у вас получится.

Дрожащей рукой я взял шкатулку, поставил ее на стол и рядом положил тетрадь. Шкатулка была такой, какой я ее помнил — изысканная вещица филигранной работы, меньше моего кулака. Сверяясь с чертежами, я стал нажимать на отдельные элементы, сдвигать и опускать скользящие перегородки. Достав ключ, я переместил колонну, и, в соответствии с эскизом, перед нами появилась замочная скважина. Я вставил в отверстие ключ и повернул его. Тихий щелчок, замок поддался, и шкатулка открылась.

Фоули обошел столик и теперь стоял возле меня. Словно забредя случайно в темную пещеру, мы напряженно всматривались в очертания теней в углублении. Полость была столь крохотная, что нам приходилось щуриться, дабы увидеть спрятанное в ней сокровище.

— Что это? — спросил Фоули, склоняясь надо мной в нетерпении. — Там есть что-нибудь? Ничего не вижу…

— Есть, — отозвался я, хмуря брови. — Что-то там лежит, но вряд ли это даст ответы на наши вопросы.

— Черт побери! — вскричал Фоули, в волнении отшвыривая стул. — Что это значит? Покажите!

Большим и указательным пальцами я вытащил из шкатулки ее содержимое и осторожно опустил в его раскрытую ладонь.