Белые тени - Иван Дорба Страница 54

Когда ее каблучки застучали по каменным ступенькам лестницы, он подошел к кассе. Среди разбросанных бумаг лежал большой денежный пакет. Денег оказалось много. Завернув пакет в носовой платок («отпечатки пальцев и все такое прочее мне ни к чему»), он спустился на нижний этаж и спрятал пакет в отдушину в дамской уборной.

Теперь оставалось дождаться есаула Скачкова, который надеялся взять табакерку у Хованского. Нельзя упускать из виду и Павского, который тоже где-то ждет есаула. Для того чтобы дойти до станции и вернуться, есаулу нужен по меньшей мере час. Таким образом, у Берендса есть время. То, что не удалось Ирен, может быть, удастся ему, старому волку? И он направился к комнате Хованского. Но каково было его удивление, когда он увидел, что Хованский в пижаме выходит из своей комнаты и направляется в сторону уборной. «Значит, капитан не пошел на электростанцию ночевать и кружным путем вернулся сюда? А если табакерка у Хованского? Что делать?»

Берендс устал. Несмотря на нервный подъем, ему хотелось спать. Нужно было незаметно выйти во двор и занять удобную для наблюдения позицию. Когда он подходил к лестнице, кто-то поднимался по ступеням. Это был Павский. Его лицо сияло, губы что-то шептали. «Черт побери! Табакерку взял Павский! Ушел он первым, услыхал шифр «Дина», а ключ ему, видимо, раздобыла Грация. Значит, касса отворялась нынче ночью дважды, и второй ключ находился у полковника. Павский пунктуален. По закону конспирации он должен вернуть незаметно ключ в директорский сейф. После всей этой истории Грация сама навряд ли на это отважится. Тут мы, Иван Иванович, с вами и встретимся! Фокус-покус-препарандус — и тайна табакерки раскрыта!»

Людвигу Оскаровичу не пришлось печатать фотографию «У директорского сейфа», хотя она и получилась бы преотличная, пальчики оближешь!

Смирилась с судьбой Ирен Жабоклицкая и отныне уже не Скачкова, а, видимо, фон Берендс. Пути в Варшаву, по крайней мере, на ближайшее время ей заказаны, английская Интеллидженс сервис вряд ли погладит ее по головке за провал операции. Одна надежда у Ирен на Людвига Оскаровича, а немецкий барон вскоре недвусмысленно дал ей понять, что если она положится на него, то он сделает из нее настоящего человека. Он нашел Ирен в ее комнате и весело сказал:

— Что касается всех ваших пустяковых переживаний, то они как раз и помогут вам, Хелен (называл ее на немецкий манер «Хелен»), выйти из рамок мещанского мирка, в котором до сих пор вы пребывали!..

Закончил он с ней краткий разговор требованием заявить полиции, что Скачков убил генерала с целью ограбления, а деньги спрятал в дамской уборной в отдушине. Что оставалось ей делать?

Смерть Кучерова погасила у Хованского радость удавшейся операции. Алексей чувствовал за собой вину в гибели генерала. «Я не имел права оставлять его одного». За гробом Петра Михайловича Алексей шел под руку с генералом Гатуа. «И все-таки надо оставаться в Билече, чтобы как-то спасать оболваненные психологической муштрой молодые, полуискалеченные души хотя бы немногих кадет, чтобы матерые волки не сделали их нашими лютыми врагами, — думал он. — С их помощью, может быть, удастся делать еще полезное для родины». Ему предстояла большая, кропотливая работа.

1

В 1929 году кадетский корпус был переведен из Билечи в небольшой городок Горажде, и Алексей остался не у дел. Но уезжал он со спокойной совестью. За три года ему удалось сколотить крепкое ядро и заставить многих кадет посмотреть действительности в глаза. Медленно, исподволь у некоторых началась переоценка ценностей. Одни, усомнившись в правильности пути, на который их толкали, безвольно отошли в сторону и занялись устройством личной жизни; другие принялись прокладывать собственные пути, искать свою правду; третьи — у третьих пробудилось желание поближе узнать родину; четвертые... пятые... Всех ждала за стенами корпуса новая жизнь. Каждому предстояло избрать в ней свой путь.

Алексей уехал в Белград, и Абросимович вскоре устроил его в английскую фирму электроприборов Сименса.

— Покажи себя, сумей понравиться директору, и он назначит тебя своим помощником по технической части, будешь ездить по стране и за границу. Нам это нужно дозарез! Связь — первое дело для разведчика, — говорил Абросимович.

Он же снял для него небольшую, но удобную квартиру недалеко от службы. Дом был старый и напоминал скорее башню, втиснутую между двумя огромными зданиями. На каждом этаже этой башни было по две квартиры. Одна выходила на улицу, другая во двор.

Алексей с удовольствием осмотрел две большие комнаты, кухню, ванную и чулан. Не видя запасного выхода, он недоуменно посмотрел на Абросимовича.

— А это маленький сюрприз! — посмеиваясь, сказал Иван Абросимович. — И распахнул в чулане дверцы шкафа. — Смотри!

Алексей ничего, кроме бутылок и банок на полках, не увидел.

— Вот, гляди, берешься за эту ручку и тянешь к себе. — Абросимович потянул за ручку. Все три полки отошли в сторону.

— Потайная дверь? Как здорово!

— Как в средневековом замке. Не хватает только привидений. Белой дамы... впрочем, об этом ты уж сам позаботься, — хохотнул Абросимович и, отворив маленькую дверцу, подтолкнул Алексея в проем. — Иди, не бойся!

Протиснувшись, он очутился на нависшем над самой крышей соседнего дома крохотном железном балкончике, уставленном цветочными горшками. С него можно было спрыгнуть на крышу, пройти мимо дымовых труб и спуститься на соседнюю улочку.

— В этой квартире, рассказывал хозяин, лет сто тому назад скрывались контрабандисты. Тут ведь до Дуная рукой подать. Так с тех пор все и осталось. Что, понравился мой сюрприз?

— Мечтать только о таком можно! Кто знает, может быть, когда-нибудь и выручит!

Алексей не ошибся — «сюрприз» спустя десять с лишним лет выручал не его одного!

Царила сытая, пьяная осень урожайного предательствами, чреватого последствиями 1938 года. Европа справляла тризну по очередной жертве нацизма — Чехословакии. «Мир спасен, подписано Мюнхенское соглашение. Да здравствует Чемберлен и его зонтик!» — кричали буржуазные газеты. Впрочем, торг западных держав с Германией, на каких условиях она бросит свой военный потенциал на Восток, длился уже годы. Еще со времен Рапальского договора и пресловутого плана Гофмана. Генерала Гофмана, идейного и духовного предтечи гитлеровских генералов. Свидетеля разгрома японцами русской армии в Маньчжурии и армии Самсонова и Ренненкампфа под Танненбергом. Гофмана, возглавлявшего немецкую делегацию на переговорах в Брест-Литовске.

«План Гофмана» увлек в Германии могучих рурских баронов из коронованных особ; во Франции — маршала Фоша, Бриана, Мильерана, Вейгана; в Англии — нефтяного короля «Роял Датч Шелл» сэра Генри Детердинга. Увлек немало и шавок-подвывал вроде редактора малоизвестной захудалой газетенки «Фолькишер беобахтер» Альфреда Розенберга, уроженца Таллина, начавшего свою карьеру агентом РОВСа.