Наместница Ра - Филипп Ванденберг Страница 57

Они вышли во время Перет, когда посевы уже закончились и на скотных рынках крупные землевладельцы и богатые крестьяне искали рабочую силу на теплое время года. Там всегда стояла сутолока, люди во все горло торговались, заключали сделки, нанимали и нанимались, из уст в уста передавали новости и слухи, то открыто, то тишком. И естественно, странствующие пастухи судачили в основном об исчезнувшем наследном царевиче и обещанную за него награду.

В столице нома священных сикоморов плодородные земли по обеим сторонам Великой реки простирались дальше, чем где бы то ни было, поэтому спрос на пастухов тут был больше и они стекались сюда со всех концов царства. На шестой день пути, когда запасов почти не осталось, Ании сказал, что, если они не хотят голодать, им придется хотя бы на несколько дней наняться на работу. Тутмос согласился.

И вот они сидели в пыли, выставляя себя напоказ подобно торговцам не особо ходовым товаром. Вонь от сотен телят, овец и коз перехватывала дыхание. Высоко стоящее солнце дубило кожу. Ании искоса поглядывал на Тутмоса, которому приходилось переносить такое унижение, но мальчик только улыбался ему. Конечно, до сей поры юный фараон жил в окружении хроник своих предков, мудрых свитков и священных писаний, а не посреди скота, однако наследный принц ничуть не стыдился предлагать себя на поденную работу. Наоборот, он даже испытывал гордость, что живет одной жизнью с беднейшими из бедных. Золотой амулет с картушем его имени был зашит им в складки схенти, но он все равно боялся, что кто-нибудь в номе сикоморов узнает его, поэтому и сидел, опустив голову на сложенные руки, чтобы не встречаться взглядом с крестьянами и пастухами.

— Не бойся. — Ании положил руку мальчику на плечо. — Здесь тебе ничего не грозит. Ни один человек этих местах не знает, как выглядит сын фараона Тутмоса, да живет он вечно. Фивы ведь далеко.

Тутмос согласно кивнул.

И тут к ним подошел важный человек, в руках он держал посох, удостоверяющий статус деревенского старосты, а голову его облегал видный кожаный шлем, слуга шел за ним следом.

— Как твое имя? — спросил староста, ткнув в старика посохом.

— Отец назвал меня Ании, как звали и его самого.

— А этого? — Староста указал на Тутмоса.

— И его зовут Ании, как и меня, его отца.

— Вы ищете работу?

— Да, господин, на несколько недель, пока не придет время работать на нашем собственном поле у излучины Великой реки.

— Умеешь обходиться с рогатым скотом, старик?

— Да, господин.

— А сын твой может пасти коз?

— Да, господин, — опередил Ании с ответом Тутмоса.

— Хорошо. Получите справедливую плату. Мой слуга отведет вас в деревню.

Ании и Тутмос потрусили за слугой к берегу, где их ждала барка для переправы.

Подобно гнезду ибиса лежало владение деревенского старосты в изумрудной зелени плодородных земель. Около дома господина выстроились в ряд невзрачные хижины для слуг и работников, что являлось признаком благосостояния хозяина. Сопровождающий провел пастуха с его «сыном» к месту их ночлега. В предрассветные сумерки им уже предстояло выгонять стада на пастбища.

Ании и Тутмос с жадностью съели лепешки, которые им предложили, ибо были очень голодны. Вечером у костра старик давал юному фараону наставления, как держать себя с другими пастухами. К концу следующего дня они договорились снова сойтись у костра и обсудить дальнейший план.

Их негромкое перешептывание тонуло в шуме и гаме остальных работников. Казалось, грубоватых пастухов интересовало одно: высокая награда, которую Величайший из великих назначил тому, кто найдет юного фараона и его друга Амсета. Подумать только, еда и питье с царского стола до конца жизни!

Услышав имя друга, Тутмос расплакался, ибо с новой силой загоревал об Амсете, нашедшем свою смерть в водах Нила.

— Эй, по дому скучаешь, да? — обратился к нему один из пастухов и дружески толкнул мальчика в бок.

Тутмос поспешно отер слезы, Ании же кивнул сотоварищу.

— В первый раз, понимаешь ли, так далеко от дома! Тутмос долго лежал на циновке, не смыкая глаз. Но не гомон пастухов мешал ему заснуть, а тяжкие думы. По учению жрецов, посвящавших его в мудрость жизни, Амсет был обречен на вечное забвение, ибо не умастили его Сах семью священными маслами, оберегающими от тления, и теперь тело его съедят красные рыбы Нила. И никто не отверзнет ему уста крюком айна, а его Ка и Ба никогда не соединятся с богами в обители вечного блаженства…

С этими печальными мыслями Тутмос наконец заснул, и снилось ему, что крокодил бога Сухоса поймал Амсета своей зубастой пастью и вынес на белый песок отмели, а богини Исида и Нефтида нашли мертвое тело. Одна коснулась анкхом, «ключом жизни», его уст, а другая намазала елеем его грудь, и тогда сломанные кости срослись, а истерзанная плоть воссоединилась — и Амсет был спасен от тьмы и забвения. Умиротворение вернулось в сердце Тутмоса, и он забылся подобно богу луны Хонсу, когда по утрам тот уходит на покой.

Пробудился он от сотнеголового мычания и блеяния голодных животных, от гогота, кряканья и хлопанья крыльев. Ании положил руку ему на плечо и громко, чтобы слышали все, позвал:

— Вставай, сын мой, Ра Хорахте зажег новый день, работа ждет нас!

Главный надсмотрщик хлевов, такой же важный, как хозяин, определил Тутмосу стадо коз в два с половиной десятка голов и отвел ему пастбище на берегу Великой реки, отмеченное красно-зелеными колышками. Когда тень от них вырастет до их двойной длины, должен он будет пригнать коз обратно, где в хлевах будут ждать дояры. На долю Ании с его стадом рогатого скота выпал участок в близлежащей горной долине.

Тутмос сидел на лугу, и взгляд его уносился через темную зелень долины к светло-зеленым водам Нила. Как могла спокойная гладь реки обернуться диким зверем? Как мог животворящий многогрудый Хапи, бог Нила, уничтожить юную жизнь? И миллионов лет не хватит, чтобы забылось это.

Послушный тому, что было ему велено, Тутмос не давал козам разбредаться, а когда пришел час, погнал свое стадо к дому деревенского старосты. Уже издали заприметил он одиноко бредущую женщину с хворостиной в руке, которая гнала перед собой одного-единственного гуся. В каждом поместье был такой священный гусь, любимец бога Амона, который, как утверждалось в поверьях, приносит в дом счастье и удачу. Обычно за священным гусем ходил раб или сын раба.

Пастушка направлялась в сторону птичника того же старосты. Тутмос окликнул ее, мол, пусть обождет, вместе идти веселее. Но, заслышав окрик Тутмоса, женщина бросилась бежать, все чаще подхлестывая гуся, будто боялась встречи с козопасом.

— Эй, постой! — крикнул пораженный Тутмос. — Эй, пастушка, не убегай!

Но та мчалась не разбирая дороги, и тогда Тутмос, кинувшись вслед за беглянкой, быстро нагнал ее.

— Почему ты испугалась меня? — спросил он, положив руку на плечо женщины.