Заговор Важных - Жан д'Айон Страница 57

Посреди ночи герцог де Бофор уговорил Анну Австрийскую вернуться к себе в покои, а сам занял ее место. С этого часа молодой человек ночевал на коврике на полу. У ног своего короля.

Ловкий маневр или подлинная привязанность к дяде? Наверное, и то и другое. Герцог не покидал Людовика XIII и не соглашался, чтобы его даже на время подменял кто-нибудь из монахов.

Впрочем, когда ум короля начинал работать с прежней остротой, Людовик предпочитал видеть у своей постели монахов, нежели Франсуа де Бофора. Но кто считался с мнением умирающего? Так сын Вандома добился от короля — практически против воли его величества — помилования для своего отца, по-прежнему находившегося в изгнании. Затем последовали другие вымученные прощения, и все они были выгодны Вандомам — как, например, возвращение в Париж епископа Бовэ и бывшего канцлера Шатонефа.

После смерти короля правление переходило в руки маленького дофина. И очевидно, тот, кто станет опекуном дофина, станет править Францией во время регентства. Конде хотел видеть на этом месте Принца, брата короля. В сопровождении многочисленного вооруженного отряда оба, Конде и Принц, отправились в Сен-Жермен, где обосновалась королевская семья.

Но Бофор опередил их. Командуя полками французской и швейцарской гвардии, он живо расставил своих солдат вокруг замка, дав понять конкурентам, кто является хозяином положения. Королева забеспокоилась и в свою очередь вызвала полк собственной охраны.

Вокруг умирающего стремительно создавались и распадались союзы знатных семейств. Опасаясь, что власть во Франции перейдет к побочной ветви, Конде, Анна Австрийская и Гастон Орлеанский заключили секретный союз.

Но договариваться они не умели, ибо, боясь поступиться собственной выгодой, никто не хотел действовать в интересах другого. Слабовольный Гастон довольствовался должностью королевского наместника, а скряга Конде заботился прежде всего о деньгах, которые он мог получить в случае, если ситуация сложится в его пользу. Поэтому королева оставалась в одиночестве, несмотря на то, что Бофор клялся ей в любви и даже в верности.

Анна Австрийская понимала, что вскоре она может потерять власть, детей и, возможно, даже жизнь. И она сблизилась с Мазарини, единственным незаинтересованным лицом в этой ситуации. По крайней мере, на первый взгляд. Кардинал не преминул коварно заметить, что ежели бы уверения Бофора в пылкой любви были искренними, он бы не проводил каждый вечер у любовницы, могучей герцогини де Монбазон. Анна ничего не сказала, но приняла это к сведению.

Агония короля казалась бесконечной, и все нервничали.

Наконец, после очередного спазма исхудавший до состояния скелета Людовик XIII выплюнул клубок красных червей и умер 14 мая 1643 года. Вскрытие показало: огромные черви практически съели его изнутри.

Едва король скончался, Бофор, который, как мы уже говорили, спал возле его кровати, удалил всех придворных и остался наедине с Анной Австрийской. Гастон Орлеанский и Конде сочли его поведение оскорбительным, но не могли ничего сделать, ибо в замке под командой сына Вандома разместились пять сотен вооруженных дворян.

На следующий день после смерти короля молодой герцог де Бофор в сопровождении французских и швейцарских гвардейцев, а также мушкетеров доставил королеву вместе с детьми в Париж.

Глядя на королевский кортеж, возглавляемый Бофором, каждый должен был понять, кто теперь хозяин страны.

Прибытие юного Людовика XIV в Париж вызвало великое народное ликование. Королева-мать чувствовала себя счастливой: наконец-то ее одарили французы! Но главное, торжествовал Франсуа де Бофор: ведь это он организовал сей парад и командовал им!

Парад? Нет, скорее спектакль, ибо въезд короля в Париж служил увертюрой к смене политической власти, и именно это хотел продемонстрировать парижанам Бофор. Ибо теперь он, герцог де Бофор, соблазнительный, молодой, ослепительный, станет руководить страной!

Старым, тертым Конде и Принцу отвели место в середине кортежа — как рядовым участникам торжества или, еще хуже, как обращенным в рабство вождям побежденных народов, которых в Древнем Риме водили за колесницей полководца-триумфатора. Оставшиеся не у дел принцы олицетворяли пережитки прошлого, утратившего право на существование. По забитым народом улицам кортеж двигался до Лувра несколько часов. Царствование нового короля начиналось в атмосфере всеобщего ликования. Людовику Богоданному было пять лет, а его брату герцогу Анжуйскому — два года. Парижане приветствовали их рукоплесканиями и на всем пути их следования с энтузиазмом кричали: «Да здравствует король! Да здравствует королева! Да здравствует Бофор!»

Регентша казалась счастливой, как никогда.

Ее радость, однако, не была безоблачной: она знала, как справедливо напишет в дальнейшем кардинал де Рец, что «ее любили скорее за ее несчастья, нежели за ее заслуги».

Возвращение в Париж превратилось в театральное действо. А в понедельник, восемнадцатого мая, начали происходить вещи серьезные.

Утром в большой палате Дворца правосудия на острове Сите собрался на заседание парижский парламент. Пришли все: принцы, герцоги, пэры, маршалы и офицеры. Все ли? Разумеется, нет. Отсутствовал кардинал Мазарини. По слухам, сицилиец паковал чемоданы перед возвращением в Италию. Действительно, министр сообщил, что едет на родину повидаться с больной матушкой и получить из рук Папы кардинальскую шляпу, хотя, как известно, ему никогда даже в голову не приходило добиваться ее в Риме.

Напомним, парламент не являлся палатой избранных депутатов, хотя нередко представлял себя частью Генеральных штатов, [57]члены его покупали свои должности за большие деньги и передавали их по наследству.

Тем не менее парламентарии постепенно присвоили себе право регистрировать решения короля. А решение, не зарегистрированное, то есть не внесенное в специальный регистр, всеми провинциальными парламентами, не считалось законным и не имело силы. Король, однако, имел возможность преодолеть дурное настроение своих магистратов, лично явившись в парижский парламент, и занять свое место в специальном кресле, именуемом ложем правосудия.

Решение, принятое на ложе правосудия, подлежало исполнению.

Постепенно магистраты пожаловали себе еще одно право: ремонстрацию. [58]

Однако в последнее время ремонстрации стали столь часты, что два года назад Людовик XIII, восседая на ложе правосудия, запретил их.

В понедельник, 18 мая 1643 года, заседание ложа правосудия собрало вместе представителей всех парламентских институтов, а именно восьми судебных палат: Большой палаты, двух кассационных и пяти следственных палат, Большого совета, Счетной палаты и Высшего податного суда.