Экипаж. Команда - Андрей Константинов Страница 58

– Блядь! – зашипел сотрудник.

– Вот этого при мне не надо! – хлопнул по столу следователь.

– Не надо избивать невиновного или не надо членовредительством заниматься? – поинтересовался обрадованный произошедшим Камыш.

– Все! – заорал опер и врезал сильнейший подзатыльник Камышу.

– Да угомонись ты! – заорал на него следователь.

– Ребята, вы когда Ана поймаете, может, тогда и поорете друг на друга? – вставил Камыш. – А то ты сейчас вторую лапу отобьешь – чем тогда допрашивать будешь? – это он уже посоветовал оперативнику.

Воцарилась тишина… А через пару часов Камыша выгнали. Чем только не грозили: мать честная! Как только не называли! Ну и отметелили, конечно, это уж сам бог велел.

Через пару дней Ташкент нашел Камыша.

– Рахмат, Камыш, – поблагодарил он и протянул Жене одеколон в красивой дорогой упаковке. Камыш ожидал чего угодно, но только не этого. Ему казалось, что в такой ситуации Ташкент, как минимум, должен был сказать ему: «… всегда обращайся… ты для меня теперь всегда прав… в любую минуту…». От неожиданности Камыш молча взял презент и покрутил его в руках.

– Мы в расчете? – подытожил Ташкент. Камышу стало так стыдно за Ташкента, что он покраснел сам.

– Обижаешь, – невнятно пробурчал Камыш и, оставив парфюм на стойке бара, широкими шагами вышел на улицу. Дойдя до угла Невского и Садовой, он остановился и сплюнул: «Вот ведь сука! Сдать бы тебя, да мусора знакомого нет!». Сплюнул на всю жизнь…

С тех пор прошло уже больше десяти лет, однако обида не прошла. А теперь к былой обиде добавился еще и «знакомый мусор». Может, и правда, подобное к подобному тянется?…

Камыш бесцельно протянул руку к книжной полке, выудил одну наугад и на первой попавшейся на глаза странице прочел:

…Надеждой некогда опять

В пиру лицейском очутиться,

Всех остальных еще обнять

И новых жертв уж не страшиться. [64]

Женя мгновенно перефразировал:

…Нет, мне не климатит опять

В лицейской зале очутиться,

Себя заместо падлы сдать

И пары ребер вновь лишиться.

Собственный вариант ему понравился больше. Камыш невольно улыбнулся, и его настроение немного улучшилось.

… При выходе наблюдаемого филер должен держать себя спокойно, не теряться, не срываться с места. Если наблюдаемый еще не видел наблюдающего за ним филера, то последнему лучше укрыться, но если наблюдаемый заметил, то лучше остаться, не изменяя положения, и трогаться лишь тогда, когда наблюдаемый далеко отойдет или завернет за угол…

из Инструкции по организации филерского наблюдения

С тех пор, как процесс искусства фотосъемки немыслимо упростился и фактически свелся лишь к нажиманию на соответствующую кнопочку, человечество обожает шататься по планете и запечатлевать на «Кодаки» и «Коники» окружающий мир. При этом из всего столь многогранного окружающего мира его в первую очередь интересуют образы себе подобных, а в наипервейшую – себя подобного и любимого.

Человечество обожает собственные фотокопии анфас и в профиль, в окружении друзей, знакомых, малознакомых и совсем незнакомых лиц, а также на фоне красочных пейзажей и праздничных столов, уставленных яствами и бутылками. Человечество любит позировать, успевая в неуловимый промежуток времени между нажатием кнопочки и морганием вспышки собраться и принять правильный, подобающий ситуации вид, отпечаток которого в дальнейшем не стыдно будет оставить потомству. Одним словом, любит приобщиться к фотоискусству, искренне считая себя объектом, достойным запечатления и увековечивания.

Единственно, чего не любит человечество, это когда его снимают внезапно. Еще сильнее его раздражает съемка скрытой камерой. И уж совсем полное отвращение вызывает такая же фотосъемка, инициированная представителями всяческих силовых структур. Впрочем, подобного рода структуры, дабы не влиять на психику и без того издерганного бытом человечества, стараются не афишировать своего увлечения этим видом творчества и не выставляют на всеобщее обозрение свои любительские фотоработы. Тем более что последние, в большинстве своем, никакой художественной ценности не представляют. Поэтому человечество продолжает жить спокойной жизнью, будучи уверенным в своей полной фотогеничной безопасности, и, случайно услышав из ближайших кустов либо стоящего автотранспорта всхлипы щелкающего затвора, не принимает их на свой счет…

Так размышлял Нестеров, наматывая круги вокруг Спасо-Преображенского собора и выписывая направо и налево квитанции граждан, пришедших проводить в последний путь безвременно почившего от неумеренного пристрастия к кокаину Витьку Стоху (в миру – Стольников Виктор Илларионович). Тем же самым в данную минуту занималась и Полина Ольховская – единственное отличие заключалось в том, что она обходила собор не по, а против часовой стрелки. Кроме того, на голове у Полины был подобающий случаю черный платочек. Валера Тихоход и Лямин коротали время в машине, зачаленной на Короленко. Первый сторожил оперативное авто, а второй не был допущен к деликатной работе по весьма банальной причине – рылом не вышел. Действительно, глядя на долговязого, щупленького, белобрысого паренька, едва ли можно было поверить, что он имеет какое-либо отношение к братве либо является давним почитателем таланта покойного. На сына Витьки Стохи, пускай даже и от морганатического брака, он также не тянул. Так что нишкни, пацан, – здесь серьезные люди тоскуют..

Нестеров не любил работу на подобных массовых мероприятиях. И не потому, что при столь плотном контакте с потенциальными клиентами риск расшибона несколько возрастал (при том, что сами братки уже давно смирились с тем, что их скорбные физиономии на похоронах запечатлевают все кому ни лень – от эфэсбэшников до журналистов), просто по-человечески неприятно было смотреть на всю эту клоунаду: большинство присутствующих покойному при жизни готовы были глотку перегрызть, но как только человек помер, всё – слезы, сопли, спи спокойно, дорогой товарищ. Бригадир вспомнил, как в прошлом году присутствовал на похоронах Кости-Могилы. Отпевание тогда происходило в лавре, и хотя хор певчих был потрясающе красив, настроиться на возвышенный лад мешали периодически раздававшиеся трели мобильников. Даже здесь дело было превыше всего; Нестеров невольно усмехнулся, вспомнив группу неумело и невпопад, однако зело старательно крестившихся молодых «качков». Тогда старший из них, заметив, что многие из присутствующих стоят с зажженными свечами, протиснулся к выходу, купил у испуганной бабульки охапку свечей оптом и важно раздал своим. Свечи зажигали, естественно, от «Зиппо». И то ладно – хоть не от хабариков…

Бригадир в очередной раз поравнялся с Ольховской, скосил глаза на часы, а затем мечтательно запрокинул голову, что в переводе на общепонятный означало «Сейчас на кладбище поедут, там пусть Пасечник со своим экипажем пасется – а у нас все, шабаш, время вышло». Полина поняла Нестерова правильно, чуть заметно улыбнулась, а бригадир не без удовольствия отметил, что с ролью «грузчицы» она уже вполне освоилась и для новичка держится весьма и весьма уверенно.