Противоядие от алчности - Кэролайн Роу Страница 58

— Это очень вкусно, если правильно приготовить, — холодно произнесла Ракель. — Вам стоит попробовать. Особенно с имбирем.

— Тут кто-нибудь есть?

— Как видите, офицер, — сказала Ракель. — Пожалуйста, вы можете войти и посмотреть.

— Нет, госпожа. Мне не нравится эта теснота. Кроме того, человек, которого я ищу, довольно высок и не покидает постели. Он тяжело ранен.

— Эта комната слишком мала, в ней вряд ли поместится раненый.

— Как скажете, госпожа. — Он поклонился и спустился во двор.

Исаак, Джошуа и его сосед, серебряных дел мастер, увлеченно беседуя, медленно подходили к дому, когда их заметил оставленный у ворот стражник. Опередив их, он проскользнул во двор, незамеченный никем, кроме Юсуфа. Мальчика не интересовали ни политические, ни торговые дела, которые были предметом их беседы, и он немного отстал, но стражника он все-таки заметил.

Юсуф догнал беседующих и коснулся руки Исаака.

— Там солдаты, господин, — прошептал он.

— Тогда спрячься где-нибудь. А будут неприятности, извести епископа.

Когда беседующие мужчины вошли во двор, стражник смутно почувствовал, что он что-то упустил. Но трое мужчин были во дворе, а остальное его не касалось. Он закрыл ворота и позвал остальных.

Юсуф с улицы наблюдал за арестом. Через несколько минут он уже был во дворце и рассказывал о произошедшем епископу, так что отряд, который арестовал мужчин, не успел даже выйти за пределы еврейского квартала.

— Спасибо, Юсуф, — сказал Беренгер. — Пойдем и посмотрим, что там устроил благородный дон Санчо. Ты уверен, что это его солдаты?

— Совершенно уверен, ваше преосвященство, — сказал Юсуф. — Они упомянули архиепископа, когда арестовывали моего хозяина и двух его спутников.

Секретарь сказал, что архиепископа нет. Какими ни были бы обстоятельства, но попасть к архиепископу может далеко не каждый желающий. Понятно, что у епископа Жироны очень важное дело, но, однако, сейчас архиепископ не может его принять. Бледный от гнева Беренгер вышел из дворца. Юсуф едва поспевал вслед за епископом, а за ним торопливо следовали Бернат, Франсес и помощник секретаря архиепископа. Беренгер сбежал по лестнице и быстрым шагом направился к воротам еврейского квартала, где лицом к лицу столкнулся со стражниками, ведущими арестованных.

Они остановились.

— Куда вы уводите моего личного лекаря? — произнес епископ голосом, который мог бы остановить бунт.

— В тюрьму архиепископа, — ответил командир стражников, оглянувшись в поисках поддержки.

— Вы не имеете права, — сказал Беренгер.

— Ваше преосвященство, у меня приказ архиепископа, — отчаянно добавил он, не зная, что ему делать, если епископ решит освободить своего лекаря прямо на улице.

— Ваше преосвященство, — произнес голос за спиной Беренгера, — уверен, что архиепископ будет рад обсудить этот вопрос, как только освободится.

— И когда это случится?

— Очень скоро.

Вокруг начали собираться зеваки, увидев епископа, собиравшегося сразиться со стражей архиепископа.

— Они отправляют епископа в тюрьму, — произнес чей-то голос.

— Это невозможно. В тюрьму епископа может отправить только папа римский, — сказал другой. — Это недопустимо.

— Много ты понимаешь!

— Моя сестра работает в кухне над дворцом, она-то знает, — сказала женщина. — Это евреев тащат в тюрьму.

— За что?

— За то, что они евреи.

— Епископ пытался обратить их в истинную веру, — сказал другой голос.

— Пропустите меня. Мне ничего не видно, — сказал третий, и целый хор голосов повторил его слова, пододвигаясь все ближе и ближе.

Лицо командира стражников покрылось пунцовыми пятнами. Он стоял напротив Беренгера, понимая, что его власть постепенно ослабевает.

К этому времени Франсес и Бернат локтями проложили себе дорогу в толпе.

— В толпе назревают опасные настроения, ваше преосвященство, — прошептал Бернат. — Нам всем грозит опасность. Особенно евреям. Лучше, если мы вернемся во дворец.

Беренгер огляделся и согласился.

— Ну что ж, господа, — сказал он ясным голосом, — давайте пойдем во дворец. Все вместе. Добрые люди, дайте нам пройти, прошу вас. — Но тон, которым он произнес эти слова, был тоном человека, который знает, что все, что он попросит, будет выполнено. И как по волшебству толпа начала редеть, словно снег под жарким солнцем.

— Я останусь с вами, пока не поговорю с его преосвященством, благородным доном Санчо, — громко произнес Беренгер.

Дверь в кабинет открылась, и Беренгер вошел.

— Ваше преосвященство, — обратился он, — дон Санчо. Я надеялся поговорить об этом в более удобное время, но события этого утра вынуждают меня действовать.

На лице архиепископа вспыхнуло удивление.

— Действовать?

— Его Величество весьма обеспокоен недавними событиями, взволновавшими евреев города. Произведенный сегодня утром арест — ошибочный арест — местных торговца и серебряных дел мастера, людей достойных и с прекрасной репутацией, а также моего личного лекаря, только усугубит положение.

— Какими недавними событиями обеспокоен Его Величество, дон Беренгер? — осторожно спросил дои Санчо.

— Нападение на евреев и уничтожение их собственности. Полагаю, что казначей Его Величества написал вам об этом и объяснил ситуацию лучше, чем я. Но так как теперь это коснулось моего лекаря, то я со всем уважением напоминаю вашему преосвященству что, если против Исаака, лекаря из Жироны, или Джошуа, торговца из Таррагоны, подан иск, то в этом случае единственный, кто имеет право решать, — главный судебный пристав.

— Обычно, да, — сказал архиепископ. — Но…

— Как вам известно, дон Санчо, все евреи проходят по ведомству королевского казначейства, — решительно продолжал Беренгер. — Они — собственность Короны. Любое дело, в котором они замешаны, должно рассматриваться чиновником короля. И при любом раскладе в этом деле не следует арестовывать Исаака, так как он находится под властью епархии, и в его отношении я уступлю свои права только главному судебному приставу. А сейчас, когда Его Величество готовится к войне — при щедрой помощи евреев Таррагоны, как вы помните, — нет сомнений в том, что его сильно беспокоит их благополучие.

— Это ужасное недоразумение, дон Беренгер, — быстро произнес архиепископ. — Сегодня утром я подписал только один приказ об аресте — это приказ об аресте христианина, который был обвинен в ереси и связанных с этим грехах. Насколько я помню, один из соседей поклялся, что он видел этого еретика в городе и знает, где он скрывается. Никто не говорил мне об аресте евреев. — Он позвонил в колокольчик, стоявший у него на столе, и через мгновение через маленькую дверь, расположенную слева от него, вошел секретарь. — Где евреи, которые были арестованы сегодня? — холодно спросил он.