Поцелуй отложенной смерти - Дарья Кожевникова Страница 6

Мужчина изучил его и спросил:

– Если эта вещь потребуется следствию, вы готовы будете предоставить ее?

– Да, конечно. Честно говоря, я так и не считаю ее своей, и была бы рада вернуть ее Устинье Павловне при первой же возможности, но только так, чтобы ее не обидеть.

– Тогда я дам вам пока такой совет: не храните этот подарок у себя дома. Сдайте в какой-нибудь банк, по примеру прежней хозяйки. И старайтесь никому не говорить о том, что у вас есть. Я не специалист, но и на первый взгляд видно: за такие серьги, за одни только серьги, кто-то может оказаться способен убить.

– Опять мы к этому возвращаемся, – Лиза захлопнула коробочку. – Да зачем тогда такие вещи вообще нужны? Из-за которых рискуешь жизнью? А впрочем… Устинья Павловна не любила племянника и как-то заикнулась мне, что всю коллекцию завещала внуку. Но он ее точно не мог отравить, он же в тюрьме до сих пор. И выйти должен только где-то через год. Так что об убийцах-наследниках можно речь не вести. Только о похитителях.

– Я все это уточню, – следователь закончил строчить протокол, одним глотком допил уже остывшие остатки кофе, протянул планшет Лизе. – Вот, подпишитесь здесь. Только вначале прочтите. Это ваши показания.

Лиза пробежала взглядом по расплывающимся перед глазами строчкам, расписалась под ними. Потом вспомнила еще одну деталь:

– У Устиньи Павловны дома хранился фотокаталог ее коллекции. В нем что-то около двадцати уникальных экспонатов, и его она мне тоже показывала. Всего один раз – я не большой любитель таких безделушек, так что должного восторга не проявила, за что больше не удостаивалась такой чести. – Лиза не сдержала улыбки, вспомнив свои споры с пожилой женщиной о подлинной и относительной ценности тех или иных вещей, теплыми зимними вечерами, за чаем у электрокамина. Потом тяжело вздохнула, осознавая, что ничего этого больше не будет. – Вы найдете его в книжном шкафу, справа, на третьей полке.

– За эту информацию тоже спасибо. Больше вы ничего не хотите мне сообщить?

– Пока нет. Может, позже еще что-нибудь вспомню? Вы бы оставили мне свой номер телефона.

– Да, конечно. Вот, – следователь вырвал из блокнота листочек с номером.

На том они и расстались. Следователь ушел продолжать работать. А Лиза снова вышла на балкон, чувствуя, что в ближайшую пару часов ей точно уже не уснуть, какой бы уставшей она ни пришла после смены.

Вот так бывает: еще позавчера ты общался с человеком и прощался с ним, думая, что совсем ненадолго, а потом выясняется, что больше ты уже никогда его не увидишь! И пусть Лиза по роду своей деятельности уже сталкивалась с такими случаями не раз и не два, но чужие люди – они и есть чужие, а вот Устинья Павловна успела стать для нее своей.

В немалой степени эта яркая, умная и интересная женщина сумела заменить Лизе родителей, живущих почти за пять тысяч верст от нее. Расстояние, на которое много не наездишься. С ними, конечно, еще можно было по скайпу поговорить, но все равно это было не то что живое общение с глазу на глаз, особенно учитывая разницу в часовых поясах. Поэтому Лизе и были так дороги неторопливые и интересные беседы с Устиньей Павловной, в процессе которых можно было и узнать что-нибудь интересное, и хороший совет получить. И вот теперь ничего этого уже не будет! Никогда!

Глядя на катящее свои волны озеро, Лиза шмыгнула носом, потом утерла глаза. Разреветься бы сейчас, отчаянно, в голос, как в детстве, чтобы выплеснуть все за раз! Но постоянно сдерживать свои эмоции уже настолько вошло у нее в привычку, что вот теперь и дать бы себе волю, да уже не получалось, никак.

«Взрослые метаморфозы», как называла это Устинья Павловна.

Лиза снова шмыгнула носом. И еще раз, вспомнив надпись на коробочке с серьгами: «Лизоньке от Устиньи Павловны в День рождения! Теплого тебе семейного очага и большого женского счастья!»

Эта женщина, доживавшая свой век наедине со старой собачкой, понимала Лизу, как никто другой! Этому, наверное, способствовало еще и то, что именно с ней Лиза была всего откровеннее. Не боясь сплетен и подводных камней, в ответ на ее вопросы выкладывала ей о своей жизни все как на духу. А если чего-то и недоговаривала, то лишь потому, что незачем было разжевывать прописные истины этому мудрому человеку.

Мудрость… Устинья Павловна утверждала, что человек приобретает это качество лишь где-то ближе к пятидесяти. Лиза же была уверена, что первый шаг по этой лестнице она сделала еще в двадцать семь, когда отказалась от свадьбы, уйдя буквально из-под венца.

Устинья Павловна качала головой и просила не путать мудрость с обычным жизненным опытом. Но тут Лиза не была готова с ней согласиться. На что ее пожилая собеседница отвечала, что она просто пока толкует это понятие как-то не так, и что это осознание тоже придет к ней только с годами. Ну а пока надо пользоваться тем, что есть, как бы оно ни называлось, и просто жить, преодолевая пороги судьбы. Одним из которых когда-то стала Лизина свадьба. Точнее, ее отмена. После которой Лиза усвоила одну простую истину: если хочешь хорошо узнать человека, с которым ты собираешься жить, вовсе не нужно съедать с ним пуд соли. Достаточно лишь раз просто взглянуть на него во время мальчишника. И тогда все станет на свои места, и ты узришь его истинное лицо, каким бы оно тебе ни виделось до этого.

После Лиза не раз с горечью спрашивала себя: зачем, знакомясь, люди обычно стараются казаться не тем, что они есть? Зачем пытаются выглядеть лучше? Ведь ни один не сможет носить эту маску долго. А когда сорвет ее с себя, все равно ведь все пойдет прахом. Так стоит ли тратить время на этот спектакль и врастать другому человеку в самую душу? Чтобы тебя потом вырывали оттуда, превращая ее в кровавую кашу…

Лиза помотала головой, словно пытаясь вытряхнуть оттуда тягостные воспоминания. О том, как она, по звонку тайного доброжелателя, приехала в тот ресторан, в котором накануне свадьбы расслаблялся с друзьями ее жених. И о том, что она там увидела и услышала.

Конечно, может, он просто куражился, когда кричал собутыльникам, что единственной может быть лишь та баба, которую в данный момент… Может, и тех двух девиц он обжимал просто по пьяной глупости. Но Лиза ни того, ни другого простить ему не смогла. И не была согласна с Устиньей Павловной, сказавшей как-то, что мудрый человек, скорее всего, просто никуда бы не поехал, тогда бы и нечего было прощать, и что отношения строятся годами, так что, возможно, все бы у Лизы еще наладилось, решись она все-таки на семейную жизнь.

Не была согласна, потому что была уверена: нет, не наладилось бы, если уже с самого начала ее несостоявшийся муж позволял себе такие выходки и высказывания. Ведь в лучшую-то сторону меняться всегда сложнее, чем идти на поводу у своих пороков. Для того, чтобы стать лучше, нужно работать над собой и решаться на какие-то жертвы. А был ли вообще на это способен тот человек, которого Лиза увидела в ресторане? Или все повторялось бы снова и снова, особенно после того, как у них появился бы ребенок? Он бы гулял, а она бы сидела дома. Как Вера, одна из ее соседок по подъезду, оставшаяся в одиночестве с малышом на руках. Нелегкая доля! Лиза знала об этом не понаслышке, потому что Веруня, под давлением жизненных обстоятельств, неоднократно просила ее посидеть со своим младенцем. С довольно капризным, надо сказать. Но и у Лизы ребенок вряд ли был бы спокойнее, учитывая, в каких условиях бы им приходилось жить и сколько нервов вытрепывал бы ей Никитушка своими загулами!