Поцелуй отложенной смерти - Дарья Кожевникова Страница 7

– Да провались ты! – в сердцах выдохнула Лиза.

И в самом деле, ударилась в воспоминания, когда и без них хватает неприятностей! Точнее, даже горя.

Когда-то та же Устинья Павловна сказала ей: «Все в жизни можно исправить, непоправима одна только смерть».

С этим Лиза тоже не полностью готова была согласиться.

Вот, например, с Никитой, с бывшим своим женихом, она тоже ничего уже не могла исправить, хоть и были оба живы-здоровы. Или просто не захотела? Он пытался просить у нее прощения, с пьяной неуклюжестью, в тот же вечер, но Лиза его даже слушать не стала. В итоге под утро, поняв, что свадьбе все равно теперь не бывать, он был уже мертвецки пьян. А потом, с большого бодуна, рассорился с Лизой, и вся их великая любовь пошла прахом. И личная жизнь у обоих с тех пор оставляла желать лучшего. Он за прошедшее время уже успел и скоропостижно жениться, и развестись, оставив жену с ребенком. То есть сейчас опять жил один, но при случайных встречах с Лизой не упускал возможности неизменно ее подколоть на тему ее собственного одиночества. А Лиза с тех пор просто разуверилась в мужчинах, больше не позволяя себе сколько-нибудь серьезно увлекаться еще кем-нибудь.

Так было ли возможно все это когда-то исправить? Наверное, все-таки нет. Но можно было хотя бы попытаться, стоило лишь все друг другу простить и очень этого захотеть.

А вот Устинью Павловну уже не воскресить никакими желаниями и усилиями, и даже попыток не может быть, ни одной. Так что, возможно, в главном она была права…

Тут слезы все-таки хлынули у Лизы из глаз, заставив ее убежать с балкона, где ее могли услышать соседи, упасть на диван и уткнуться в подушку.

Умер чужой вроде бы человек, просто знакомая пожилая женщина… Но как же Лизе будет ее не хватать!

Похороны Устиньи Павловны были скромными, хотя Лиза знала, что у женщины были накоплены «похоронные» деньги. Но то ли племянник, который взял на себя их организацию, уже знал о завещании не в его пользу, то ли просто не пылал к своей тетке любовью, но расстараться не пожелал.

Недорогой гроб, небольшая горстка людей на кладбище, а после – скоротечные поминки в скромном кафе.

Лиза зашла туда, лишь соблюдая приличия. И очень быстро ушла, потому что перезрелый ловелас-племянничек начал проявлять к ней интерес и даже пытался ее удержать, предлагая после поминок заскочить вдвоем в более приличное заведение.

Лиза едва удержалась от того, чтобы устроить скандал и рассказать ему, что как раз в более приличном заведении ему стоило поминать свою тетку, а не присваивать ее деньги, устраивая этот фарс. После чего решила проводить Устинью Павловну в меру своего понимания и возможностей: поехала в церковь, дождалась, когда освободится батюшка, и попросила его отслужить панихиду. А потом еще съездила в приют для бездомных собак и от имени женщины, которая всегда была неравнодушна к животным, отвезла туда гостинцев. И только после этого, чувствуя, что на душе стало легче, поехала домой.

Когда она вышла из автобуса на своей остановке, уже смеркалось. Но Лиза особо не торопилась: завтра у нее все равно еще был выходной. Поэтому она пошла к своему дому не кратчайшей, прямой дорогой через парк, а той, что была подлиннее, изгибаясь по нему подковой.

Этот маршрут в полной мере позволял послушать тихий плеск волн о пляжную насыпь и шелест молодой листвы и ощутить нежный аромат цветущих кустарников.

Как-то раз Лизе довелось побывать на севере, у родителей, в начале мая, и она была в шоке от местной весны. Та вела себя как захватчик, до последней минуты отсиживающийся в укрытии, а потом выскакивающий в стремительном набеге… и вот его уже нет! Оглянуться не успеешь, как конец зимы уже обернулся летом!

У них здесь, к счастью, все было не так. Здесь весна начиналась рано и шагала степенно, давая возможность радоваться каждому новому дню: вот сегодня одни листики распустились, завтра – другие, а третьи – вообще через неделю, в результате чего постепенно густеющему парку долго удавалось сохранять свою юную нежность. И цветы зацветали не оптом, словно боясь опоздать, а каждый в свой срок, неторопливо раскрывая бутоны… и до роз еще точно дело не доходило! А именно они сейчас и явились Лизе на глаза. Правда, в букете.

– Смоляков, опять ты? – недовольно спросила Лиза, проследив от букета через протянутую руку и до кустов, за которыми пряталось все остальное тело цветоносца.

– Привет, Лизонька! – он вышел на тротуар, улыбаясь во все свои тридцать два крупных белых зуба под задорной щеточкой усов. – А я тебя вначале ждал на главной дорожке. Потом смотрю – в обход пошла. Ну и решил тебя здесь подкараулить.

– И зачем? Ты считаешь, что вы мне на работе еще не надоели, всей вашей массой?

– Масса – это когда много, а я тут один. И потом, уже выписался, так что больше не вхожу в контингент твоих пациентов.

– Пациентами для меня остаются пожизненно, – Лиза с досадой оглядела мужчину.

Хотела пройтись в тишине, но теперь это вряд ли удастся. И, что самое печальное, этот тип одним своим появлением уже вывел ее из равновесия.

Недавно, когда он лежал у них в отделении с аппендицитом, у Лизы не раз возникало огромное желание вообще запустить в него чем-нибудь потяжелее. За его развязность, за его идиотские шуточки про «медицинскую секс-индустрию». Лизу это бесило до невозможности! И какой только кретин мог навязать ее профессии этот стереотип?!

Одно про него можно было точно сказать: сам он в настоящей больнице никогда не работал. Потому что, особенно после «гениальных» реформ Минздрава, если у медперсонала в стационарах и были, так сказать, тесные сексуальные отношения, то только с самой работой. После которых никаких других уже даром было не надо – дай бог только смену отстоять да домой доползти.

– Смоляков, и какая только зараза вообще тебе мой адрес дала?

– Если бы! Самому пришлось вызнавать. Иначе и телефончиком бы твоим разжиться сумел, чтобы узнавать, когда вообще ты бываешь дома.

– Для тебя – никогда. Так что убирай свой букет, он тебе в другом месте сегодня еще пригодится.

– Это в каком именно? Ты меня уже много куда посылала.

– На этот раз сам пойдешь. Не мне тебе рассказывать, где девочку можно снять. Точно лишь могу сказать, что только не здесь.

– Лиза-Лизонька, да у меня и в мыслях такого не было! Я ж к тебе от чистого сердца!

– Смоляков, чтобы отчистить твой кусок миокарда, его нужно дня три кипятить. Минимум! Причем желательно в щелоке.

– Жестокая ты девушка, Лиза.

– Я не жестокая, я злопамятная. И не забыла еще, сколько нервов ты мне вытрепал на работе. Так что сделай милость, не продолжай меня терроризировать в мирное время. А то теперь послать ведь могу уже и открытым текстом.

– Можно подумать, ты этого уже не делала.