Готическая коллекция - Татьяна Степанова Страница 6

Возле одного из таких домов, размером чуть побольше остальных и под новой крышей, Мещерский остановил машину. Палисадника тут не было, зато позади к дому лепился просторный ангар. Слева имелась еще и одноэтажная пристройка-флигель. А рядом с ней был раскинут полосатый летний навес с рекламой пива «Балтика». Под навесом стояли пластмассовые столики и стулья. Дверь пристройки украшала кованая, украшенная хитрыми чугунными завитушками вывеска "Кафе-бар «Пан Спортсмен».

Столики под навесом были пусты, зато со стороны ангара слышались оживленные голоса. На стук хлопнувшей двери автомобиля из окон второго этажа шустро выглянула черноволосая молодая женщина. Помахала Мещерскому, крикнув: «Сейчас, сейчас, спускаюсь!» Те, кто был в ангаре, видимо, тоже услышали, что кто-то приехал, и двинулись навстречу. Так поначалу показалось Кравченко, однако это было не совсем так.

— Не беспокойтесь, Григорий Петрович, все сделаю. Да это не машина, это симфония для скрипки с оркестром. С такой ходовой еще ездить и ездить. Вы только насчет резины узнайте, нужно достать как и на том «Хорьхе», помните? И насчет краски не забудьте, — донесся оживленный голос Ильи Медовникова, которого проще было именовать, с легкой руки Мещерского, емким прозвищем Базис.

— Краску достанут и доставят, я уже договорился, — ответил Базису низкий солидный мужской голос.

Мещерский с помощью Кравченко начал извлекать из машины бесчувственного Дергачева. Футболка Линка, скрывавшая его наготу, в результате снова оказалась на земле, Кравченко снова начал ругаться. И умолк лишь тогда, когда из ангара появился Базис со своими спутниками. Причем при виде одного из них голое пьяное тело снова быстро засунули в машину на заднее сиденье — от греха, чтобы не пришлось краснеть и извиняться.

Катя созерцала сапфировый горизонт и злилась.

Мало того, что ее выжили из машины и заставили топать пешком, так еще и отнеслись ко всему этому наплевательски! Когда она сказала, что пойдет через пляж, у нее и в мыслях не было, что она действительно это сделает. Но Драгоценный В.А. даже ухом не повел!

Да, в какое-то мгновение у нее действительно возникло острое неприятие этого абсурда, инстинктивное желание побыть одной на природе. Но не до такой же степени, господи, чтобы стоять вот так одной-одинешенькой в совершенно незнакомом месте, на пустом морском берегу! Ведь, заявляя о своем желании идти в Морское пешком, Катя рассчитывала именно на Кравченко. За ее капризом крылась трепетная надежда — раз уж он обманом завез ее сюда, на край света, то сам бог велит им теперь держаться вместе и никогда не разлучаться. И сейчас они пойдут берегом моря вдвоем, рука об руку, пока сердобольный Мещерский доставит в поселок того пьяного сумасброда, так и не прыгнувшего с колокольни. И тем самым выполнит, в том числе и за них с Кравченко, этот самый «христианский долг».

А они с Драгоценным В.А., опять же рука об руку, плечом к плечу, тесно обнявшись, как счастливые новобрачные, будут шагать вдоль прибоя, увязая по щиколотку (как вот сейчас она, черт побери) в этом мягком песке.

А потом остановятся, полюбуются на золотистый пляж, посмотрят в глаза друг другу и… И нежный страстный поцелуй будет длиться, длиться бесконечно, пока сладко не закружится голова, не замрет сердце и…

Катя отвернулась от моря, словно оно было виновато не меньше, а то и больше Драгоценного В.А. А он…

А он даже словечка ей не сказал на прощанье. Муж объелся груш… Даже не посмотрел — запихивал на заднее сиденье голые растопыренные ноги этого дурака, Дергачев, что ли, его фамилия? Словно этот Дергачев ему отец родной, брат, сват. Игнорировал ее! Всецело делая вид, что он, муж, сам по себе, а она, жена, сама по себе. Свободу ей полную предоставил, надо же какой! Фактически бросил ее тут. Бросил свою родную жену в совершенно незнакомом, диком, безлюдном месте, на берегу этого отвратительного (пусть и искрящегося, как драгоценный камень) моря, где вся округа так и кишит какими-то психами, которые прыгают с колоколен.

Да что же это, в конце концов, такое? Как он смеет с ней так обращаться? Вообще, как они с Мещерским смеют себе такое позволить? Сюрпризы какие-то устраивать, везти ее за тридевять земель куда-то, а потом бросать, не обращать внимания, не считаться с ней?!

Катя мрачно оглядела пейзаж. Еще в самолете она слушала разглагольствования Кравченко о том, как катастрофически непостоянна погода на Балтийском побережье. Как она в один момент меняется — то солнце, то дождь, то ветер, то мертвый штиль. И вот сейчас она чувствовала, что подобные мгновенные перемены происходят и с ней. Всего четверть часа назад она испытывала умиротворение и покой, разглядывая из окна машины дорогу в Морское. А сейчас на душе ее бушевала буря.

Ну, постойте, погодите же, дайте мне только добраться до гостиницы. А там всем, всем щедро достанется на орехи. И мужу-пофигисту, обманщику несчастному, и тихоне Мещерскому за его «сюрпризы». Катя со злостью пнула ногой пук засохшей травы и зашагала по песку. От прежней жажды одиночества не осталось и следа. Катя жадно хотела к людям, к человеческому жилью.

Прошла совсем немного и увидела впереди красную машину.

В первую секунду, все еще поглощенная ураганом эмоций, она не обратила на эту машину никакого внимания., Раздражение только отчего-то прибавилось, может, от того, что авто было красное, как кровь, яркое, праздничное, дразняще-красивое и чужое. А может быть, от того, что у него была настежь распахнута дверь со стороны водителя. «Что за типы тут обитают? — подумала Катя. — Разъезжают на таких кричащих „мобилях“, да еще вот так совершенно наплевательски бросают их открытыми прямо на пляже — садись угоняй».

Но уже через мгновение досада и раздражение схлынули. Катя подошла ближе и заглянула в салон.

Это был новенький «Фольксваген-Пассат». Припарковали его в укромном месте, за грядой дюн, так что с шоссе было совершенно не видно. Припарковали и ушли, оставив открытой дверь и… Катя увидела ключи, торчавшие в замке зажигания. А на заднем сиденье была небрежно брошена алая итальянская сумочка.

Катя обогнула капот и увидела на песке возле самых колес женскую пляжную шляпку из соломки с шелковой алой лентой, обвивавшей тулью. Шляпка была смята и вдавлена в песок, словно на нее наступили каблуком.

Катя не стала ее поднимать. Оглянулась — никого.

Пляж пуст, но за этими дюнами мало что увидишь.

Возможно, тот, кто приехал на этой машине, куда-то отлучился и вот-вот вернется. Здесь так тихо, так жарко, так спокойно, что, наверное, никто и не помышляет о ворах и угонщиках. Это не Москва-матушка, где вор на воре и ничего нельзя оставить — тут же упрут. Это морской курорт, к тому же — граница с Европой. Здесь и климат, наверное, мягче, и нравы людские лучше под действием целебного морского воздуха.

Справа из-за сосен послышался рев мотора. Ощущение было такое, что какая-то машина, тянущая непосильный груз, с великим трудом штурмует крутой подъем. Карабкается, ревет, свистит, хрипит и… Мотор рявкнул, словно медведь, подавившийся костью, чихнул бензином и заглох. Послышалось громкое, яростное восклицание, потом грохот, скрежет металла и тихий шорох.