Есть, господин президент! - Лев Гурский Страница 61

Пункт первый. Есть нечто, что позволило Погодину и Старосельской быть вчера в вечернем эфире чертовски убедительными.

Пункт второй. Еще вчера днем, когда я общался с двумя пузанами, этого нечто у них не было – будь по-иному я почувствовал бы на себе. Раз этого не было раньше, значит, могло пропасть и после.

Пункт третий. От наваждения, явленного Тимой и Лерой, можно укрыться. Притом сделать это довольно просто: ты перестаешь слышать слова – и рассудок возвращается, а морок сходит на нет.

Пункт четвертый, крайне важный. Не исключено, что пузаны сами не подозревают, чем завладели, – иначе бы они вчера развернулись ого-го как. А значит, всю эту хрень можно ти-хо-неч-ко спустить на тормозах. Если как следует притвориться, будто ничего не случилось. А что, собственно, случилось, граждане? Результаты опросов ВЦИОМа? Профессионально сделанное телешоу и без фокусов может поднять участникам рейтинг. Голоса телезрителей? Трюк и подтасовка. Девушки-арбитры? Обычные дуры набитые. Сережа Журавлев? Приболел наш гений, бывает… Остались, правда, мои личные ощущения, но я про эти ощущения никому болтать не стану.

Что ж, подумал я, вот уже и не так страшно, не ужас-ужас-ужас. Обычная проблема, которая поддается оптимизации. Остался, правда, малюсенький вопрос о происхождении этого нечто. Природа явления. Генезис. Откуда взялась эта мутатень. Значит, придется еще раз, по кадрам, – и, конечно, без звука! – изучить запись передачи. В самом начале, еще до первого раунда, когда пузаны жевали свою жвачку, я увидел… Нет, будем точны и выразимся осторожнее: мне показалось что я увидел в руке у Тимы кое-что знакомое. Или, скажем деликатнее, кое-что, по некоторым причинам показавшееся мне знакомым, – к тому же сравнительно недавно…

Застрекотал телефон внутренней связи – на самом интересном месте моих логических рассуждений о природе чудесного.

– Что такое, Софья Андреевна? – спросил я у секретарши.

– Пришли Погодин с Органоном, – доложила Худякова. – Они на сегодня не записаны, но Погодин очень хочет попасть на прием.

– Хочет – примем. – Я постарался говорить непринужденным тоном. – Вы запустите ко мне обоих, но только через пять минут. Ни минутой раньше. Вы поняли? Пусть пока ждут, так и передайте.

Я торопливо бросил трубку, опасаясь, что смогу ненароком услышать голос Тимы, а это, вполне вероятно, будет для меня чревато.

Первым моим инстинктивным желанием было шмыгнуть в служебный лифт и слинять из кабинета до выяснения теперешних Тиминых возможностей. Однако я тут же устыдился этого порыва. Ну слиняю я сейчас, а толку-то? Разруливать проблему все равно мне. Попытка к бегству только отсрочит решение. А это, возможно, еще хуже. Нет уж, дамы и господа, опасность мы встретим лицом к лицу По-ковбойски. Не забывая при этом прикрывать свою жопу.

Я набрал номер мобилы телохранителя Гришина и скомандовал:

– Слушайте внимательно, оба. Если в течение десяти минут я не позвоню и не скомандую «Отбой!», вам надлежит как можно тщательней заткнуть уши – жевательной резинкой, ватой, чем найдете, – и подняться на служебном лифте в мой кабинет. Дверь я открою заранее. У меня будет сидеть Погодин, сидеть и болтать. Ваша задача – быстро сделать так, чтобы он замолчал… Ясно?

– Мочить его? – уточнил Гришин, нисколько не удивившись.

– Разрешаю, но только в самом крайнем случае, – ответил я. Тиму я жалел не больше, чем таракана Васютинского. Однако в Погодина вложено немало личного времени и сил, а своим трудом я не привык разбрасываться. К тому же тогда придется валить и Органона. – Постарайтесь уж без криминала. Просто дайте ему по башке, чтобы отрубился, или рот заклейте скотчем. Задание ясно?

– Так точно, – сказал охранник, и я разорвал связь.

После чего открыл внутреннюю дверь, выключил DVD, уселся в кресло, выложил на стол мобилу и постарался не трястись.

Софья Андреевна выполнила мою просьбу: Погодин и Органон переступили порог кабинета именно тогда, когда я велел.

– Ну?! – как можно грознее спросил я у Тимы, едва он зашел. Сейчас-то все и выяснится. Я так сильно сжал под столом кулак, что ногти впились в ладонь. Спой, сирена, не стыдись. Ну же!

– Иван Николаевич! – знакомо заныл Тима, и я тотчас же с громадным облегчением понял, что передо мной – самый обычный глупый толстый Погодин, лишенный вчерашней магнетической силы. – Прошу вас, повлияйте на провокаторов из «Любимой страны»!

Привычный лепет жирного ублюдка не вызывал у меня ни восторга, ни экстаза – дивное ощущение. Я снова контролирую себя, хо-хо! Чтобы радоваться своей нормальности, надо ненадолго сойти с ума.

– А что такое? Альпинистов у вас требуют? – благодушно поинтересовался я. – Так, может, проще поделить покойников по-братски – например, Шалина вам, а Болтаева им? Или наоборот.

– Какие там альпинисты? Хуже! – простонал Тима. – Помните, я рассказывал о новых союзниках из «Европейской партии возрождения порядка»? Мы только сняли банкетный зал, сделали предоплату, согласовали меню… И вот, значит, вчера вечером, пока мы ездили на телешоу, кто-то излупил гостей до потери сознания. Парни тут же, конечно, собрали вещички и уехали. Теперь расскажут в Европе о нашем гостеприимстве… Кому, если не Крысолову, это выгодно?

Идиотская версия о злодействах Сенечки-коалы стала последней каплей. Я окончательно и бесповоротно уверился в том, что сейчас из Тимы не выползет наружу опасная харизма. Нам обоим везет.

Набрав номер Гришина, я дал отбой. А Тиме с Органоном жестом позволил наконец сесть и по-барски обронил:

– Разберемся… Но давайте-ка сперва поговорим о телешоу.

– Вы его смотрели? Правда, здорово? – загордился Погодин. – Я был в ударе, прямо вдохновение какое-то накатило. У нас в политсовете все говорят, что я сделал бабку одной левой. И зрители, если вы заметили, все были за меня, и арбитры. Обидно, конечно, что этот Журавлев подсуживал старухе и свел к ничьей. Вы, Иван Николаевич, очень правильно вчера про него сказали – придурок. Не пойму, как таким доверяют эфир? Мы после шоу хотели с ним поговорить, но он притворился больным… Даже «скорую» к себе вызвал – только чтобы от нас удрать…

Пункт номер четыре, подумал я, стараясь, чтобы моя радость никак не просочилась наружу. Боже мой, я был прав! Он ни о чем не догадывается, совершенно. Он так себя любит, что легко поверил: все восторги им заслужены самостоятельно, без чудес.

– Да, выступили вы неплохо, – сдержанно похвалил я. – Одного я не пойму: чего вы с Лерой все жрали в прямом эфире? Это же некультурно. Другого времени у вас, что ли, не было?

– Очень вкусные попались пирожные, – застенчиво признался Погодин. – Какие-то новые, я раньше таких никогда не пробовал. Мы их в кондитерской закупили, на Шаболовке – ну той, про которую бабка рассказывала. И она там, кстати, буквально перед нами пришла, мы после нее еле-еле успели последние три штучки купить. Два я вчера съел, и одно еще осталось. Пирожные – чудо, Иван Николаевич! Я бы за такие Госпремии давал.