Дело о старинном портрете - Катерина Врублевская Страница 61

— Интересно, ходил ли Андре в театр? — Я не обратила внимания на его совет. — Может, там мы сможем найти разгадку его смерти?

— Знаешь, а это мысль. Однажды я видел его в театре «Ренессанс» — он пришел туда по просьбе Альфонса Мухи, моравского художника, чтобы помочь расписать стены. Владелица «Ренессанса» Сара Бернар заказала тому отделку стен и лож — шикарный заказ, очень выгодный. А еще Муха рисовал для нее афиши. Не видела? Потрясающий декор!

Как? Та самая Сара Бернар, перед которой склонился наш император? Она произвела фурор в Санкт-Петербурге лет двенадцать назад. Мой отец, завзятый театрал, присутствовал на ее спектакле и был в восторге.

— Разумеется, это она. Ты бы видела, что творилось в театре, когда Бернар выходила на сцену! Ей рукоплескали от ложи до райка! Она превосходно играет роль великой актрисы — самой себя, и в этом ей нет равных. Бернар — некрасивая женщина, это я тебе говорю как художник, но у нее необыкновенно живое, одухотворенное лицо, и знаешь, многие великие мира сего не устояли перед ее обаянием.

— И кто же, если не секрет?

— Например, Виктор Гюго, потом один гениальный изобретатель, я забыл его фамилию. Ее мужьями были принц из старинной династии и первый красавец Греции. А когда она сыграла Маргариту Готье, в тот год я получил десяток заказов на портреты дам с камелиями [44]. Боже, какие это были легкие деньги!

— Улисс, все это, конечно, интересно, но я хочу знать, что обозначают одинаковые пятна на рисунке и картине Андре. Вполне вероятно, что здесь зашифрован какой-то план.

— Интересная мысль, хотя, по-моему, это просто вытирание кисти о холст.

— А надписи? Посмотри же на них!

— Что надписи? Может, он всю ночь гулял, а утром решил запечатлеть свой маршрут — из бардака в театр.

— Не думаю, это не похоже на Андре. Да и сумасшедшему алхимику из клиники доктора Бланша знаком этот путь. Они что, вместе по девочкам ходили? Не верю!

— Что ж, в твоих словах есть резон, — согласился художник.

— Наконец-то… Улисс, милый, ты можешь мне помочь?

— А что надо делать?

— Прошу тебя, срисуй вот эту часть картины и сходи на Большие бульвары. У тебя глаз художника, авось отыщешь что-нибудь в том театре: потайной шкаф с картинами, или, на худой конец, сейф с бриллиантами. Не зря к тебе в пивной пристал тот человек. Наверняка он знает то, что нам пока неизвестно.

— Не нам, — отстранился Улисс. — Тебе. Я не хочу в этом участвовать. Извини, Полин, но ты должна меня понять. Андре был для меня всего лишь случайным знакомым, да и ты, в общем-то, тоже.

— Тогда зачем ты пришел ко мне?

— Мне неприятно, что я оказался втянутым в эту историю. Что я сидел два дня в тюрьме, что ко мне обращаются подозрительные личности. — Улисс встал и нервно заходил по комнате. — Почему я должен это терпеть? Только потому, что случайно оказался на берегу Сены, когда тело Андре выловили из воды?

Я решила немного подбодрить его — подошла и погладила по руке.

— Успокойся, Улисс, и постарайся понять: чем быстрее мы найдем преступника, тем лучше. Не думаю, что нам поможет французская полиция. Поэтому мы должны действовать сами, если ты не хочешь, чтобы к тебе обращались всякие подозрительные личности. Прошу тебя: сходи с этим эскизом в «Ренессанс» и попробуй отыскать то, что здесь нарисовано. В этой точке сходятся все линии — и из публичного дома, и из «Порт-Сен-Мартена». А я буду тебя ждать до поздней ночи.

Улисс сделал копию рисунков за две минуты. Потом попрощался и быстро сбежал вниз по лестнице. А я легла в постель и раскрыла томик Мопассана, купленный в магазинчике на Монмартре.

За обедом мадам де Жаликур смотрела на меня с нескрываемым любопытством. Потом не утерпела и спросила:

— Какой приятный молодой человек сегодня навестил вас. Я не успела предупредить, что к вам гость, — спешила к зеленщику. Вы на меня не в обиде?

Для хозяйки с тремя подбородками любой мужчина моложе пятидесяти считался «приятным молодым человеком». Решив ее немного позлить, я сказала чистую правду:

— Еще в какой обиде, мадам! Вы хоть проверяйте, кого впускаете! Это один из подозреваемых в убийстве моего друга. Он отсидел в Консьержери и пришел навестить меня, так как очень разозлился, что его посадили.

— Надеюсь, он не обвиняет вас, что вы умышленно засадили его в тюрьму? — спросил Засекин-Батайский, отвлекшись от чтения газеты. — Он вам не угрожал?

— Нет, просто пришел сообщить, что вышел на свободу, — ответила я.

— Если ваши гости будут вам досаждать, дорогая, вы уж не церемоньтесь с ними, — сказала Матильда Ларок. — Сразу посылайте слугу за полицией.

В ее фразе мне почудилось не «вам досаждать», а «нам».

— Вот, пожалуйста, посмотрите, что пишут, — воскликнул князь, ткнув пальцем в газету. — «В районе бульвара Монпарнас, к югу от Латинского квартала, из открытого колодезного люка, ведущего в катакомбы, выскочили две крысы ростом с новорожденного теленка и, схватив фокстерьера, принадлежавшего мсье Анри Жордану, лавочнику с перекрестка Вавен, утащили его с собой. Куда смотрит префект? Когда же местные градостроительные власти займутся наконец этими подземными туннелями?»

— Кого утащили? Лавочника? — охнула хозяйка.

— Нет, фокстерьера, — ответил Засекин-Батайский. — Тут же написано.

— А что за катакомбы такие? — спросила я.

— Это страшное место, Полин, — покачала головой Матильда, намазывая паштет на кусочек багета. — Сначала оттуда добывали камни для строительства домов, а потом, после эпидемии чумы, мэрия решила перенести под землю останки умерших. И там, где раньше были камни, сейчас черепа да берцовые кости. Немудрено, что утащили фокстерьера. И теленка смогли бы.

— Боже мой! — всплеснула руками мадам де Жаликур. — Разве можно вести за столом такие разговоры! Я вас прошу, медам и мсье…

— Говорят, что находились смельчаки, которые спускались в катакомбы. Но никто из них не вернулся оттуда, — добавил князь и тут же осекся, взглянув на хозяйку. — Ах, простите, мадам, вам неприятно. Я больше не буду.

В этот момент раздался странный звук за окном — словно утку засунули в паровозный гудок и она там крякает, умоляя выпустить ее на волю. Мадам де Жаликур встала из-за стола и отправилась посмотреть, что происходит во дворе. Вернувшись, она проговорила заплетающимся языком:

— Полин, там вас… — и рухнула в кресло.

За столом никого не осталось. А во дворе обитателей отеля «Сабин» ожидало потрясающее зрелище. На дорожке, ведущей к дому, стоял четырехколесный безлошадный экипаж, на котором гордо восседал Доминик Плювинье в кожаной куртке, крагах и кепке с клапанами. На его лице были огромные очки, а на ногах — клетчатые гетры и крепкие тупоносые башмаки. Картинка из «Вестника Всемирной выставки», да и только!