Дело о старинном портрете - Катерина Врублевская Страница 62

— Боже! Доминик, что это?! — воскликнула я. — Откуда такая красота?

— «Панар-Левассор»! Четырехколесный автомобиль с бензиновым мотором в четыре лошадиные силы! — гордо ответил он. — Я приехал за тобой, Полин. Предлагаю совершить со мной прогулку. Поедешь?

— Это самоубийство! — покачал головой Засекин-Батайский. — Не соглашайтесь, мадам Авилова, на это безумие.

— Езжайте, Полин, не слушайте князя, — подтолкнула меня Матильда Ларок. — Потом расскажете нам о своих ощущениях. Я слышала, это нечто необыкновенное! Ах, сама бы села, да никто не приглашает.

— Но она не одета, как подобает одеваться шоферам! — воскликнула мадам де Жаликур. — Как можно сесть в этот экипаж без кожаной тужурки и очков?! Это непрактично и так не ездят!

— Ерунда! — махнула рукой Матильда Ларок. — Много вы знаете, как ездят, мадам. Если женщина носит свободную одежду, она должна остерегаться механизмов, а если облегающую — то механиков. Нынешняя мода не предназначена для автомобилей, поэтому пусть едет в чем есть. Полин, не расстраивайтесь, вперед!

Надев шляпку и накидку, я вернулась к автомобилю. Доминик по-хозяйски обошел его кругом, якобы проверяя, все ли в исправности.

— Красавец! — улыбнулся он, постучав носком ботинка по ободу. — Смотри, Полин, у него передвижная ременная передача, четыре скорости, резиновые обручи на колесах. Это же гениальное творение современной инженерной мысли!

— Какова максимальная скорость передвижения? — спросил князь, протирая монокль.

— Пять с половиной лье в час [45]!

Но это же невозможно! — воскликнул Кирилл Игоревич. — Профессор медицины Альфред Дюпен утверждал, что человек не способен выдерживать скорость более семи-восьми лье в час в открытом безлошадном экипаже!

— Почему? — удивился Плювинье.

— Он не сможет вдохнуть воздух! Встречное давление будет столь велико, что дыхание остановится!

— Спасибо, мсье, — рассмеялся репортер, — я учту ваше предостережение. Искусство управления автомобилем требует жертв…

— Откуда у тебя самодвижущийся экипаж, Доминик? — спросила я, когда он подал мне руку и помог взобраться на кожаное сиденье. Ощущала я себя вполне удобно, словно сидела в открытом ландо, только было непривычно видеть перед собой не лошадиный хвост и не спину кучера, а открытое пространство.

— Это автомобиль! Так и только так надо называть это гениальное изобретение. Наша газета «Ле Пти Журналь» организует первые в мире гонки для экипажей с бензиновым, паровым или газовым мотором, а я — специальный репортер. Из всех журналистов мсье Жиффар выбрал меня одного.

— Он изобретатель этого автомобиля?

— Нет, он наш главный редактор. Ему принадлежит идея устроить гонки от Парижа до Руана. И приз вполне приличный — пять тысяч франков. Деньги пожертвовал граф де Дион. Каково? Все на высшем уровне! А экипаж мне дал Эмиль Левассор, чтобы я немного покатался. Вот я и решил заехать за тобой. Поехали?

— Мы будем участвовать в гонках? — испугалась я.

— Нет, только проверим ходовые качества аппарата перед соревнованиями.

Доминик резко дернул рычаг и ухватился за колесо перед собой. Автомобиль завибрировал, выпустил клуб черного дыма и стремглав, со скоростью быстро идущего человека, тронулся с места. Меня резко кинуло назад, на спинку сиденья, я ахнула и схватила Доминика за рукав куртки.

— Все в порядке, мы движемся! — крикнул он и принялся крутить колесо то в одну сторону, то в другую. А когда Доминик нажал грушу с раструбом, прикрепленную спереди, рядом с фонарем, я зажала уши руками — это был тот самый вой несчастной утки.

Мы поехали по улице Сент-Элетер на площадь Тертр, к базилике Сакре-Кер. Деревянные окованные колеса автомобиля хоть и были в резине, как уверял Доминик, однако сильно стучали по булыжной мостовой. Трясясь на сиденье, я стискивала зубы, чтобы не прикусить язык. Окрестные собаки лаяли нам вслед, лошади ржали и вставали на дыбы, а прохожие осеняли себя крестным знамением, шарахаясь в стороны с воплями и ругательствами.

Наконец эта пытка закончилась. Плювинье остановил автомобиль и помог мне выйти. Коленки дрожали, меня немного подташнивало, и я решила, что никогда в жизни не сяду в такой самодвижущийся экипаж, даже если вокруг не останется ни одной лошади. Пешком ходить буду. Придумали умники паровоз без рельсов! Нет у этого изобретения будущего и не может быть при такой тряске.

Мы сели на скамью, с которой открывался изумительный вид на Париж. Глядя на окружающий пейзаж, на устремившуюся к небу Эйфелеву башню, я вздохнула: меня пленяла красота этого старинного города, а я не могла ею насладиться. В мозгу засела заноза — кто убил Андрея и за что?

— Да ты в саже, Полин! Дай-ка я уберу ее. — Доминик достал батистовый платок и принялся вытирать мне лицо. — У меня, кажется, есть запасные очки. Хоть немного убережешься от грязи.

— Скажи, Доминик, что ты знаешь о театре «Ренессанс»? — спросила я, отведя в сторону его руки.

— В прошлом году театр купила великая Сара Бернар, она хочет ставить пьесы Ростана и, разумеется, играть в них главные роли. Причем она собирается воплощать как женские образы, так и мужские. А пока она репетирует, на сцене «Ренессанса» идут оперетты и буффонады. Сегодня, например, «Соломенная шляпка» Эжена Лабиша — замечательный водевиль. Может быть, сходим? Мне как сотруднику прессы положены контрамарки.

— Нет, спасибо, не хочется.

— Тогда почему ты спросила о «Ренессансе»?

— Да так. Утром прочитала афишку в газете.

— Полин. — Доминик взял меня за руку. — У меня к тебе серьезный разговор.

— Что случилось?

— Я не просто так приехал за тобой. У меня ощущение, что ты в опасности.

— В опасности я была не далее как несколько минут назад, трясясь в твоем автомобиле.

— Я говорю серьезно, Полин. Сегодня, когда я выходил из редакции, меня подстерег какой-то человек и сказал…

— «Передайте мадам Авиловой, что если она не скажет, где прячет картины из мастерской Андре, ей не поздоровится», — договорила я за него. — Верно?

— Примерно так, — удивился Доминик. — Поэтому я сразу, вместо того чтобы направиться на бульвар Майо, где собираются водители автомобилей, приехал к тебе. Я боюсь за тебя, Полин…

— Интересно, а этот человек сказал, куда я должна принести картины? Допустим, я согласилась, и что, я должна дать объявление об этом в газете?

— На этот счет он ничего не говорил. Лишь просил предупредить тебя. Возможно, он намерен еще раз встретиться со мной или сам обратится к тебе. И вообще, от всего этого у меня голова идет кругом. Ведь я же не сыщик, а простой репортер. Я описываю преступление, а не расследую его. Может, стоит обратиться в полицию? Я могу описать этого человека.