Знак убийцы - Люк Фиве Страница 61

Бодрым шагом они прошли в свежести раннего осеннего утра. Издали доносился шум машин, квартал еще был погружен в сон.

Две тени быстро скользнули вдоль белого фасада храма Клер-Вуа, двое мужчин осмотрелись: вокруг было безлюдно.

— Ну вот, пришли, — сказал отец Маньяни.

— Вы правда не хотите, чтобы я пошел с вами? — спросил Осмонд настороженно.

— Нет, меня они не знают. Поверьте, так более надежно. И потом, думаю, я более привычен к культовым местам, чем вы.

Осмонд согласно улыбнулся. Священник твердым, решительным шагом направился к входу в храм. А Осмонд поискал, где ему пристроиться, чтобы видеть весь белый фасад храма, и поднял взгляд к небу. Лишь бы солнце не помешало смотреть.

Леопольдина склонилась над планами «Мюзеума», развернутыми на середине комнаты. Дрожащим пальцем она вела по линиям подземных ходов. Это сплетение линий и завитков, казалось, было порождено поистине фантастическим умом. Прослеживать их было тем более трудно, что местами бумага была повреждена сыростью. Помогая себе сопоставлением с другими планами, еще более древними, она стала дополнять недостающие ходы с помощью карандаша. От такой сосредоточенности у нее стало темнеть в глазах, и она решила передохнуть.

Накануне в сопровождении Алекса, еще более бдительного, чем обычно, она вернулась домой. Она предложила Алексу устроить для него на диване удобное ложе, но тот решительно отказался, заявив, что будет бодрствовать всю ночь. Леопольдина для порядка запротестовала, но непримиримость молодого служителя, который своей весьма скромной фигурой загородил входную дверь, быстро заставила ее слаться. Через пять минут она уже спала как сурок. Что касается Алекса, то он счел разумным провести бессонную ночь сидя в кресле, но почти тотчас впал в объятия Морфея…

Леопольдина бросила взгляд на своего друга, который храпел как паровоз. Потом налила себе чашку кофе и, обхватив голову руками, вновь взялась за дело. Нужно было обязательно воссоздать план до встречи с Питером.

В это воскресное утро, как и во все другие, профессор Флорю вышел из метро на станции «Аустерлиц», перешел бульвар Л’Опиталь и подошел к входу в «Мюзеум» на улице Бюффон. Каково же было его удивление, когда он увидел, что вооруженные до зубов полицейские контролируют входы! За сорок семь лет ежедневного присутствия (за исключением 23 марта 1960 года, когда в связи с женитьбой он пришел на работу после полудня), у него ни разу не потребовали ни предъявить свой пропуск, ни доказывать свое отношение к «Мюзеуму»! Потрясенный, профессор Флорю развел руками перед непримиримым стражем порядка, оперся на палку, которая дрожала в его руке, открыл портфель и принялся искать этот чертов кусок пластика. Потому что было ясно: пропуск, о котором шла речь, был там. Но где? Ничего, полицейским наверняка скоро станет неловко за свое чрезмерное усердие.

В двух шагах от него профессор Эрик Годовски нервным шагом поднялся по улице Бюффон и, в свою очередь, принес себя в жертву мероприятиям службы безопасности, на что у него ушло не больше трех секунд. Представитель сил правопорядка отступил, не преминув тем не менее бросить подозрительный взгляд на этого странного типа. Но Эрика Годовски одолевали другие заботы. Он в несколько шагов миновал аллею, которая вела в его лабораторию, и закрылся в ней. Орнитолог, хотя и был убежденным атеистом, с большим уважением относился к воскресному отдыху. Его присутствие на работе в связи с этим выглядело особенно парадоксальным. Удивление еще больше возрастет, когда мы узнаем, что, перед тем как отправиться в свою лабораторию, он трижды попытался встретиться с профессором Питером Осмондом в его гостинице.

Еще кое-кто был в тот день в «Мюзеуме». Ветеринар Анни Брайтман, к примеру, все еще в шоке после смерти Норбера Бюссона, писала отчеты о работе в своем кабинете. Между двумя затяжками сигаретой она думала о судьбе коллеги. Она самоотверженно потрудилась, чтобы собрать личные вещи диссертанта в его лаборатории. Она тоже создала свои гипотезы по поводу серии смертей, которые повергли в печаль «Мюзеум». Поглощенная своими мыслями, она все же обратила внимание на то, что по зверинцу движутся какие-то тени. Так как территория была закрыта для посетителей, Анни Брайтман отнесла эти видения за счет игры дыма от сигареты в свете, падающем через занавески, и притушила окурок, выдохнув длинную струю дыма.

В полицейском комиссариате Мобер царила привычная рутинная атмосфера воскресного утра: угрюмый дежурный офицер брал показания у молодой женщины, у которой вырвали сумку, когда она выходила из ночного кафе; четверо или пятеро пьяниц спали в камерах вытрезвителя; один полицейский в форме, облокотившись на стойку в приемной, погрузился в чтение газеты. Но было и нечто неожиданное: в стороне, на скамейке, сидели Питер Осмонд и отец Маньяни.

Осмонд, положив ладони на бедра, всем своим видом выражал решимость, в то время как священник, опустив голову и скрестив руки, казалось, был погружен в молитву. Не исключено, однако, что именно первый взывал о вмешательстве к Провидению, а второй в пятидесятый раз раскручивал логическую нить событий прошедшей недели.

Американец снова взглянул на стенные часы: 11 часов 23 минуты. Их заставили томиться здесь уже более часа… Он встал, чтобы еще раз оторвать от чтения стоящего на посту полицейского, и тот снова повторил, что комиссар прибудете минуту на минуту, не надо нервничать, сегодня воскресенье. Питер Осмонд сел, вовсе не удовлетворенный ответом.

В 11 часов 45 минут появился лейтенант Вуазен, с беззаботным видом, как обычно — с неухоженной бородкой. Пожал руку дежурному полицейскому, несколько минут проговорил с ним о результатах последнего матча и только тут заметил двух сидящих на скамье мужчин.

— О, а вы что здесь делаете? — удивленно спросил он.

Питер Осмонд поднялся, горя нетерпением.

— Мы пришли встретиться с комиссаром Русселем. Нам надо сообщить ему нечто чрезвычайно важное. Мы знаем, почему совершены убийства.

Лейтенант Вуазен посмотрел на двух новоявленных детективов с подозрением, но решительное выражение их лиц заставило его достать свой мобильный телефон.

— Алло! Добрый день, комиссар. Я здесь с мсье Осмондом и отцом Маньяни и… Хорошо, в мой кабинет… До встречи. — Лейтенант Вуазен вы ключ ил телефон и улыбнулся: — Он сейчас приедет. Не желаете ли кофе?

Питер едва не выругался. Они уже прождали более полутора часов! Вот уж эти французы! Они ничего толком не могут сделать! Вечно у них одна болтовня! В Соединенных Штатах их приняли бы через пять минут!

— Пойдемте, — сказал Вуазен, — устроимся в моем кабинете.

Проходя, Осмонд бросил убийственный взгляд на дежурного полицейского, который, мусоля палец, переворачивал страницы газеты. Они поднялись по лестнице.

— Вам повезло, — весело сказал Вуазен. — Сегодня я должен был взять выходной. Но мой рапорт прибыл слишком поздно… Администрация, вы знаете…

— Это чудо, — подтвердил итальянец.