Знак убийцы - Люк Фиве Страница 60

Они снова пошли вдоль нефа, украшенного витражами.

— До сегодняшнего дня мне удавалось примирять эти два призвания… в моих глазах погружение в законы науки давало мне лишь дополнительные основания восхищаться совершенством Божественного сотворения мира. Как получилось, что Вселенная так гармонична? Планеты вращаются одна вокруг другой ровно и постоянно, без устали, и эта крошечная точка, затерявшаяся в бесконечности. Земля, где стала возможной жизнь… Как не восхищаться таким чудом? — Марчелло Маньяни покачал головой при виде водосточных труб, гримасничающих чудовищ, навсегда украсивших фасад Божьего дома. — Но если Отец послал нам Своего Сына, чтобы спасти нас, почему Он оставил в сердцах людей зло? Мы заслужили это?

Осмонд не знал, что ответить. Сцена, свидетелем которой стал его коллега, должно быть, была особенно устрашающей, чтобы повергнуть его в такое отчаяние. Однако не могло быть и речи о том, чтобы опустить руки, в то время как они, возможно, уже на пути к объяснению этой такой хладнокровной резни. Американец дол го думал, прежде чем ответить, понимая, какое впечатление может произвести на собеседника его ответ:

— Святой отец, вы знаете мои воззрения на религию… но позвольте мне рассуждать как ученому. Как и я, вы знаете, что природа действовала в результате опытов и ошибок, это убедительным образом проиллюстрировал Дарвин. Но она произвела также странные вещи. Эти странности, нарушают ли они ценность невероятной теории Дарвина? Нет. Как говорят французы: «Исключение подтверждает правило». Мы видим сейчас человеческую извращенность, только и всего. И не надо винить в этом вашего Бога.

— И это говорите мне вы, Питер?

— Нет, это говорит профессор Осмонд. И я позволю себе напомнить вам основы экспериментального метода. Если они относятся к науке, почему их нельзя отнести и к религии?

Итальянец улыбнулся. Он кивнул и потом долго смотрел на сияющий силуэт собора Парижской Богоматери.

Они пошли в «Мюзеум» по набережным Сены. Осмонд рассказал отцу Маньяни о том, чему стал свидетелем в Научном обществе.

— Теперь я уверен, что вы правы. Руайе из их клана, так же как и Матиоле. Я окончательно убедился в этом, когда во время пресс-конференции увидел еще одну представительницу его. Вы знаете Кароль Фриман?

— Руководительницу Центра религиозных исследований в Техасе? Она здесь?

— Вот именно. Когда она увидела меня, она… как это сказать…

Он развел руками. Отец Маньяни тотчас подсказал:

— Смылась.

— All right!

Отец Маньяни сосредоточенно нахмурился:

— Вот это вызывает беспокойство… но, пожалуй, и объясняет появление в Париже Тоби Паркера.

— Значит, как мы и предполагали, выставка алмазов — не единственный повод для его визита. У него в Париже еще встречи. Вы знаете «Белое верховенство»?

— Только по названию.

— Мы думаем, что Кароль Фриман их глава. Эти экстремисты выступают за восстановление западного общества в белой и христианской Америке. Они требуют обязательного религиозного образования в школе, надписи десяти заповедей в судах и мечтают снова установить расовую сегрегацию, если это потребуется, силой.

— В общем. Ку-клукс-клан.

— Но намного более опасные. «Белое верховенство» вербует своих членов среди элиты: врачей, инженеров, ученых… Они опираются на желание вернуться к традиционным ценностям, восхваляемым ультраконсервативным флангом Рейгана и Буша. Но им всегда не хватало источников финансирования. И тут возник Тоби Паркер… Он, по слухам, обеспечивает им финансовую поддержку и значительную — в средствах массовой информации.

— Но для чего встречаться в Париже? — спросил священник. — И главное, какая связь с «Мюзеумом»?

Они долго стояли у ограды Ботанического сада, где выстроились в ряд десятки автобусов телевидения с тянущимися к небу параболическими антеннами. Разговоры репортеров вполголоса выдавали лихорадочную бессонную ночь ожидания. Наши собеседники встали так, чтобы их не услышали эти чересчур любопытные наблюдатели.

Внушительные здания «Мюзеума», словно величественные театральные декорации, высились в сумраке.

— Почему Париж? — переспросил Осмонд. — Вероятно, потому, что здесь менее рискованно, чем в Соединенных Штатах… и потому, что это позволяет им утвердить превосходство американской цивилизации над «старушкой Европой».

— Они, наверное, пользуются Парижем как витриной… символической кончины? — предположил астрофизик.

И, словно во вспышке молнии, Питер вновь пережил свое блуждание по галерее палеонтологии несколько дней назад. Эти жуткие экспонаты, эти искажения природы, которые плавали в банках…

— Витрина! — вскричал Осмонд. — «Мюзеум» — витрина! Теперь я знаю, что прав!

И так как отец Маньяни не понял внезапного всплеска энтузиазма американского ученого, тот счел своим долгом объяснить ему свою теорию.

И тогда двое коллег пустились в страстный разговор, сопровождаемый энергичными жестами, иногда останавливаясь, чтобы подумать, потом снова продолжая путь, и каждый дополнял мысли, высказанные другим.

Эта сентябрьская ночь определила рождение самой невероятной из криминальных теорий, когда-либо созданных человеческим разумом.

Что касается меня, то я готов без боязни предстать перед Создателем. Но Он, готов ли Он к такому испытанию?

Уинстон Черчилль

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Мф. 5. 8

Три голубя дрались из-за крошек хлеба, которые им бросал какой-то тип в сером свитере и помятых голубых джинсах, что сидел на скамье перед церковью в Батиньоле. Около девяти часов другой мужчина в черных брюках и простом темно-синем пуловере, явно усталый, но спокойный, вышел из церкви и быстрым шагом направился к своему сообщнику, сидевшему на скамье.

— Я готов.

Питер Осмонд бросил последние куски багета птицам, которые теперь, вовсю воркуя, сбились в кучу, и повернулся к священнику. Его странно было видеть в гражданском, в одежде, которая к тому же была великовата, но он все же выглядел вполне пристойно — так сказать, освободившись от своего священнического одеяния, являл собой неплохой образец настоящего мужчины… Римский тип, смугловатый, такие нравятся женщинам. Но заботы итальянца были бесконечно далеки от подобных пустяков.

Осмонд встал, и они двинулись по улице Лежандр. Несмотря на крайнюю усталость и возбуждение от беседы и составления дальнейших планов действий, схожесть взглядов придала им энергию, о которой они даже не подозревали. Коллеги проходили всю ночь и зашли в гостиницу американца лишь для того, чтобы принять душ и переодеться — особенно Марчелло Маньяни. Там, куда они направлялись, одеяние служителя Бога было бы неподходящим. Священник попросил сделать крюк к церкви в Батиньоле, и Питеру Осмонду было трудно отказать ему в этом. Воскресенье должно быть днем истины для большинства верующих, днем милости. Небольшое чудо не было бы лишним, Питер счел небесполезным положиться и на это.