Диана, Купидон и Командор - Бьянка Питцорно Страница 61

– Да куда же мне ехать?

– Хотите, я попробую попросить синьора Туллио дать вам немного денег? – предлагала няня.

– Нет, что вы, нет! Какой стыд! С тех пор как умер мой бедный муж, я всегда сама зарабатывала себе на жизнь.

Конечно же, Галинуча передавала каждое слово обеим сестрам. Она не осмеливалась провести их в дом к швее в переулке Синего Цветка, потому что если бы об этом узнали, то ей грозило бы моментальное увольнение. Но делала все, чтобы связь между «этой несчастной» и «двумя единственными христианками» в доме Серра не прерывалась.

Диана так беспокоилась о судьбе синьоры Нинетты, что при поддержке Элизы и Приски решилась на рискованный шаг: она не только снова стала давать на прокат свою карточку, но и перестала сама водить клиентов в кино, продавая оба места и не придавая никакого значения тому, что на карточке было написано «строго персональная». Карточка давалась напрокат каждый день на все пять сеансов: двухчасовой, четырехчасовой, шестичасовой, восьмичасовой и даже на самый последний, который заканчивался почти в полночь. (Ночных клиентов ей находила Галинуча и другие служанки среди своих знакомых продавцов, механиков, каменщиков, садовников – в общем взрослых, которые могли идти спать так поздно. Цена на последний сеанс была особенно низкой, и от клиентов не было отбоя.)

Конечно, иногда случалось, что кто-то из контролеров замечал обман и намеревался устроить сцену.

Но Дзелия с ее способностью легко знакомиться с новыми людьми подружилась с ними еще с первых своих дней в городе; она знала привычки и слабости каждого из них, их святых покровителей и любимые ругательства; каждый раз интересовалась при встрече об их собаках, внучатах, их ревматизме; Дзелия готова была поспорить, что они пойдут им навстречу и закроют на все глаза. Тем более что все они были на стороне синьоры Нинетты, которая, как ни крути, являлась одной из них, их коллегой, и все они не переносили дядю Туллио, который, по их мнению, слишком бахвалился тем, какой же он идеальный администратор, тогда как был просто переросшим цыпленком, выросшем в курятнике, и позволял этим «трем ведьмам» погонять себя как дурак.

За несколько дней заработок Дианы достиг головокружительных размеров в сравнении с тем, склько она зарабатывала до этого. Но его все равно не хватало, чтобы обеспечить крышу над головой бедной синьоре Нинетте.

В это время в школе и на площади тоже случались странные вещи. Например, кто-то разрушил алтарь Кочиса под партой у Дианы. Разорвал на мелкие клочки фотографию вместе с рамочкой, растоптал цветы, смял в шарик алюминиевую бумагу и, чтобы уж совсем его доканать, вылил сверху стакан липкого вишневого сиропа.

Разъяренная Диана спрашивала у всех, чьих рук это дело, и искала виновника. Точнее, виновницу, потому что подозревала, что без Звезы Лопес дель Рио здесь не обошлось. Но никто ничего не видел, и она была слишком занята «прискорбным случаем», чтобы посвятить поискам больше времени и сил.

Класс продолжал играть в Троянскую войну, несмотря на то что холод и приближение Рождества заметно опустошили ряды греков и троянцев. Приска словно с цепи сорвалась – она бегала на пару с Элизой, провоцируя Гектора-Гая почти до неприличия. Но тот, храня в сердце полученый поцелуй, ограничивался лишь тем, что смотрел на Ахилла телячьими глазами, даже не пытаясь его поймать.

Диана, как обычно, почти сразу же попадала в плен, но теперь совсем недолго оставалась на тротуаре врага, потому что Паломбо Лоренцо тут же бросался освобождать ее. Очевидно, Паломбо вел себя так потому, что в четвертой книге «Илиады», которую они только что закончили, Менелай был ранен (причем подло, этим предателем Пандаром) и старший брат Менелая Агамемнон обращался с ним особенно заботливо.

Пятая книга рассказывала о войне, которая вспыхнула после нарушения троянцами договора о перемирии.

Война была очень кровопролитной, прямо, по словам Элизы, настоящей резней, и боги снова иногда спускались с Олимпа и мешались среди людей, ведя себя хуже некуда. Апполон, например, раскрыл троянцам слабое место греков, которое те хотели удержать в секрете: отсутствие на поле боя Ахилла. Афина помогала грекам, особенно некоему Диомеду. Но Диомед был сильным и мужественным и прекрасно справился бы и сам без чьей-либо помощи.

Ребята скучали на уроке и еле-еле продвигались вперед: ничего интересного кроме убийств, убийств и еще раз убийств. Приска после каждой строфы все больше убеждалась, что боги, вместо того чтобы быть справедливыми и идеальными, как это от них требуется, были подлыми лгунами и предателями, от которых лучше держаться подальше.

Разочаровалась Приска и во взрослых. Ей казалось невероятным, что никто еще не бросился на спасение Командора.

– Если его не вытащить оттуда как можно быстрее, то он и на самом деле свихнется, – жаловалась она. Она возмущалась предательством адвоката Денгини и не понимала, почему нельзя поручить защиту старика другому адвокату.

– На это могут пойти лишь ближайшие родственники, – повторял ей отец.

– Но если они и есть его главнейшие враги!

– Это ты так говоришь.

– Диана тоже ближайшая родственница. Почему же она не может назначить нового адвоката для своего деда?

– Потому что она несовершеннолетняя.

– Но где же тогда справедливость? Если слабые не могут защищаться…

– Не разводи, пожалуйста, демагогию. Что за привычки у этой девочки! Неужели тебе так трудно заниматься собственными делами, ухаживать за своей внешностью, чтобы не казаться уличной оборванкой, навещать иногда бабушку…

Последней надеждой для подруг был доктор Леопольдо Маффей, дядя Элизы и друг Командора. К сожалению, в эти дни кардиолог находился в отъезде. Сначала он был свидетелем на свадьбе своего друга в другом городе, потом, не заезжая домой, направился в Лоссай на медицинский конгресс. Но как только он вернется!..

Среди множества пословиц, которыми пользовался Командор для поддержки своих сумасбродных идей, была и такая: «Если тебе вдруг захочется сделать доброе дело, то ляг в постель и подожди, пока это пройдет». Дзелия страшно сердилась, когда слышала эти его слова, и кричала:

– Нельзя быть таким эгоистом! Аурелия, наша повариха в Лоссае, всегда говорила мне, что добрыми делами мы устилаем себе место в раю!

– Ага. И устилаем неприятностями свою земную жизнь, – весело ухмыльнувшись, отвечал старик.

– Неправда. Вы очень злой. И будете за это наказаны, – строгим тоном возражала девочка.

Но теперь Дзелия не так уж была уверена насчет размеров радости, которую должно бы автоматически приносить тебе собственное великодушие. С одной стороны, она была рада, что оставила Пеппо в «Оливковом саду», где он мог составлять компанию бедному узнику. Но, с другой, ей ужасно не хватало этой старой плюшевой обезьяны. Особенно по ночам, потому что Дзелия привыкла брать Пеппо с собой в постель, обнимать его, когда ей было немного страшно, доверять ему свои секреты.