Алмазная скрижаль - Арина Веста Страница 62

У больничных ворот пыхтела черная лаковая туша. На заднем сиденье вышколенно замерли охранники, похожие, как близнецы-клоны. Оба – с одинаковыми квадратными челюстями, с холодными судачьими глазами и рыжеватой свиной щетиной на плоских загривках. Черные стекла закрылись перед самым лицом Вадима, другие, пуленепробиваемые, наглухо отделили салон от Махайрода, усевшегося на водительское место. Они ехали не менее двух часов. Машина остановилась внезапно. Дверь распахнулась; вокруг теснилась кладбищенская роща. Жаркий день погас, в траве сонно жмурились одуванчики. Кирпичный дом безглазо пялился выбитыми окнами. Вероятно, когда-то это была часовня, позднее переделанная под дом. Изящные арки были вполовину заложены грубым кирпичом, срезана базилика округлой крыши.

Охранники затянули Вадиму глаза черной плотной повязкой и, крепко ухватив за локоть, повели по направлению к дому. Высокие ступени сбегали вниз, и всякий раз, когда он ступал в темноту, сердце обрывалось, как если бы под ногой разверзалась пропасть. В лицо веяло мертвым, влажным подвальным духом. Вадима втолкнули в камеру. Лязгнул засов. Вадим стянул повязку. Он был внутри стального куба с приваренной к стене койкой и маленьким подвесным столиком.

…Прошел час. Он тупо смотрел на секундную стрелку и вялое движение золотой минутной, похожей на раздвоенное жало. Казалось, что и часы тоже наблюдали за ним сквозь узкий зрачок. Со скрежетом ввалились охранники и вновь повели его по подземным коридорам. Через десять минут Вадим оказался на пороге просторной комнаты, точнее, кабинета добротно-сталинских времен.

Лампа зеленого стекла, массивный стол с суконным верхом в пятнышках выцветших чернил, малахитовое пресс-папье – все основательное, с памятью о Большом Хозяине. На стене – грубовато-изящный старинный телефон с белым выпуклым циферблатом. За столом сидел человек, явно не принадлежавший к миру допотопных мастодонтов, окружающих его – добровольного изгнанника электронной вселенной. Это был брюнет с печальными прозрачно-карими глазами тоскующего шимпанзе и крупным носом чрезвычайно сложной архитектуры. Лицо, и без того узкое, обрамляла редковатая курчавая бородка, длинные маслянисто-тяжелые локоны свободно лежали поверх узких покатых плеч. На нем были черная фетровая шляпа с широкими полями и наглухо застегнутый черный сюртук. Человечек походил на участника траурной процессии с вороными конями и плюмажами.

Он сделал знак пальцами, и потное, пыхтящее от избытка сил сопровождение удалилось. Тем же полукруглым жестом бледных рук он предложил Вадиму сесть в высокое кресло напротив. Тот лишь мотнул белокурой головой и остался стоять.

Все так же молча Гробовщик пристально смотрел в лицо Вадима, должно быть надеясь смутить пленника своим немигающим, не отражающим света взглядом. Кончики бледных пальцев были округло соединены, словно в ладонях он держал прозрачное яблоко. Глядя на эти руки, Вадим почувствовал тоску пленного зверя. Поигрывая пальцами, человек заговорил:

– Я часто вижу сон о рубиновой чаше, алые грани ее мерцают, словно в ней играет живое пламя. Это Грааль – чаша с Божественной кровью, с живой, терпкой, упоительно-сладкой кровью… – Со стороны казалось, что он упражняется в декламации или отрабатывает приемы НЛП. – Лучшая кровь, – шептал он, – это свежая кровь ребенка, потом кровь врага. Затем – священника, кровь Зверя в последнюю очередь… Но Грааль, мой Грааль, разбит, его капли рассеяны, подобно железным опилкам среди серого песка.

Гробовщик прохаживался по кабинету. Гениальный актер в черном сюртуке не ждал аплодисментов и паузу выдерживал гениально; пальцы его были готовы хрустнуть от невыразимой муки. Теперь он был виден в профиль, что набросала на мятом клочке бумаги художница Хорда.

– Я хочу, хочу быть милосердным, но кровью и ненавистью кипит земля под моими ногами. И вознесу я меч, и Камень в сердце Земли будет расколот!

Вадим стоял по-бойцовски крепко, вперед плечом.

– Бросьте ваньку валять, Яков Блуд, или не знаю, как вас там…

В зеленоватом лице Гробовщика на долю секунды мелькнули испуг и изумление, он судорожно сцепил пальцы и устремил на Вадима тяжелый, неподвижный взгляд. Видимо, Вадим грубо нарушил правила этого кабинета. Обыграл его хозяина, этого «тараканьего царя», теперь надо не дать ему опомниться.

– Яша Блуд… – усмехнулся Вадим – Блуд – это «кровь», у вас говорящая фамилия, маэстро… Поэтому «блуд на крови» – ваше любимое занятие. Вам было что-то нужно от меня, так к чему все эти танцы? Если хотите разговаривать, сейчас же приведите сюда мою девушку. Я должен увидеть ее! Вам понятно?

Блуд снова опустился в кресло, мерцая черными, переливчатыми, как антрацит, глазами, и потер ладони одна о другую, и Вадим сверхчувствием влюбленного понял, что тот не знает о Лике и пробует скрыть свое недоумение.

– Разумеется, – проговорил он, – но сначала вы выполните наше условие. Нам нужен коридор…

– Только после того, как увижусь с ней.

Блуд поморщился с досадой:

– Что вы торгуетесь, как баба на базаре? Мы отпустим вас сразу же, разве что попросим проводить по живописным местам…

– Зачем вы хотите попасть в коридор, если вас туда не приглашают?

– О, это давняя история. Вы понимаете, что это значит – быть первым?! Первородство есть превысший дар Бога. С первыми детьми родители всегда очень жестоки, и мы, духовные первенцы, близко знакомы с жестокостью мира… Но мы успели сыграть на опережение и разделить мир Мечом Разделения. Ваша раса ослабла в пороках и распрях и больше не может владеть Камнем Царств, Стелой Откровения. Отдайте нам коридор, и мы заменим вас в священном карауле у Камня.

– С какого бодуна? – медленно зверея, спросил Вадим.

– Потому что мы, именно мы – первые в глобальном лидерстве наций. Пока на пятки нам жмет желтая раса, но они скоро отстанут.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно! Мы строим новую иерархию мира, гигантскую пирамиду, но высота ступени будет зависеть от личного участия в нашем общем деле как отдельных особей, так и целых наций. Разумная селекция, отбор, соответствующее рангу воспитание… наиболее ценным в биологическом плане особям мы это гарантируем. И мы никого не отринем, все найдут свое место на ступенях гигантской пирамиды, которую воздвигнем мы… Несогласные сойдут в небытие под усыпляющий дождь.

Не скрою, нам очень нравятся ваши женщины, некоторые способны существенно улучшить породу, но мы не позволим им рожать… Ведь кровь передается от матери, а кровь – весьма упрямая вещь…

– И вы уверены, что Бог утвердит ваш людоедский порядок? – Ледяная злость наполнила Вадима.

– Какой Бог? – усмехнулся «кабальеро». – А, тот самый, старичок на облачке? Не волнуйтесь, мы снова дадим вам Бога, и все поклонившиеся ему найдут свое место на ступенях нашего Храма.

Они были одни в комнате. На размышление даны секунды: грохнуть пресс-папье в маслянистые, обсыпанные перхотью кудри витии или задушить? Вадим запоздало ощутил, как его пальцы входят в горло Блуда. Он легко оторвал от пола тельце в черном сюртуке и потряс, как тряпичную куклу. Черная шляпа колесом покатилась в угол. Подошвы заскребли по паркету. Резкий удар по голове ослепил Вадима, как вспышка магния, и выключил сознание. За портьерой прятался охранник. Он очнулся почти сразу, чувствуя ломящую тупую боль в отбитом затылке. Его снова ударили в грудь, в живот, так что он почти захлебнулся кровью.