Обман Зельба - Бернхард Шлинк Страница 65

Нэгельсбах посмотрел на меня, потом на Франца.

— Я бы ему поверил. А есть ли копии у Пешкалека и Лемке, мы поймем по их реакции на сообщение о пожаре.

Франц отправил Нэгельсбаха распорядиться об аресте Пешкалека. Блекмайер вернулся, и Франц попросил меня подождать в коридоре. Когда Нэгельсбах вернулся, мы на секунду оказались лицом к лицу перед дверью.

— Спасибо.

— Вам не за что меня благодарить. — Он вошел в комнату.

Мне были слышны их голоса. Равитц время от времени смеялся. Через двадцать минут дверь открылась, и на пороге появился Франц.

— Мы свяжемся с вами. Благодарю вас за помощь следствию.

Он попрощался со мной рукопожатием.

Я поехал в контору, дописал свой отчет Вендту и составил счет. Потом закурил и задумался, глядя на фотографию Лео, прислоненную к каменному льву.

Дома я застал Турбо. Он на меня явно дулся. Я вышел на балкон и сел на солнцепеке. Турбо тоже пришел на балкон, но, отвернувшись от меня, занялся своим туалетом.

Около восьми зазвонил телефон. Нэгельсбах сообщил мне, что завтра утром я могу забрать Лео из тюрьмы на Фаулер-Пельц. И просил принести карту. Он говорил официальным тоном, и я думал, что он сразу же попрощается. Но он медлил, а я ждал, так что возникла неловкая пауза. Наконец он прокашлялся.

— С фрау Зальгер будет очень непросто, господин Зельб. Я только хотел вас предупредить. Всего доброго.

Из гордости я не стал просить Нэгельсбаха пояснить эту мысль. Кроме того, после телерепортажа из Испании я вполне мог представить себе Лео измученной, растерянной, может, даже ожесточившейся и агрессивной.

На следующее утро я навел порядок в квартире, положил на лед калифорнийское шампанское, которым меня три года назад премировали за третье место в серфинге среди сениоров, [78]принял сначала горячий, потом холодный душ, провел около двадцати минут перед платяным шкафом, пока не остановился на костюме цвета латуни, голубой сорочке и галстуке с белыми облачками. «Тебе не кажется, что ты ведешь себя, как влюбленный гимназист?» — ехидно вопрошал мой внутренний голос на пути в Гейдельберг. Когда охранник у ворот тюрьмы доложил обо мне и я вручил холодно-неприступному Блекмайеру карту, мне по множеству причин стало вдруг не по себе.

Лео была в клетчатой рубахе, в которой я видел ее по телевизору после ареста. Но рубаху она уже выстирала, страшной усталости на лице как не бывало, а каштановые волосы, как прежде, падали мягкими густыми волнами ей на плечи. Она увидела меня, помахала мне, засмеялась и еще издалека раскрыла объятия. У меня камень упал с души. Что там еще может быть «непросто»!

— Это все твои вещи?

У нее был с собой только полиэтиленовый пакет.

— Да, все мои вещи пропали где-то, когда-то, а последние — при аресте. Твой друг-комиссар мне кое-что принес, даже туалетную воду. Смотри! — Она подошла к столу и выложила на него свои пожитки. Передвигая вещи с места на место, она словно пыталась разместить их в каком-то определенном порядке, которого еще сама не знала, — туалетная вода посредине, остальные туалетные принадлежности вокруг; но для носового платка, блокнота и шариковой ручки места не находилось.

Охранник, который за стеклянной перегородкой нажимал на кнопки, открывающие и закрывающие ворота, удивленно посмотрел в нашу сторону.

— Что вы делаете?

— Сейчас. — Она предприняла еще одну попытку. — Нет, не получается. — Она смела всё обратно в пакет. — Герд, я бы с удовольствием поехала куда-нибудь за город и погуляла бы на свежем воздухе, у тебя есть время? Хайлигенберг [79]все эти дни смотрел в окно моей камеры — как будто манил…

Мы поехали на Мёнххофплац, поднялись на Мёнхберг, а потом по серпантину к базилике Святого Михаила. Все было почти как в тот день, когда мы поднимались к замку Вегельнбург. Лео то и дело вырывалась вперед, и когда она бежала, ее волосы развевались. Мы почти не разговаривали. Она резвилась, я смотрел на нее; воспоминание о совместном путешествии в какие-то минуты было таким болезненным, как будто мы совершили его в далекой юности.

Перед «Лесным трактиром» мы сели за садовый столик под высокими старыми деревьями. Было еще только половина одиннадцатого, и мы оказались единственными посетителями.

— Ну, рассказывай!

— Что?

— Как тебе жилось, с тех пор как ты покинула меня.

— Я тебя не покидала. Разве я тебя покинула? Я пока не могу вернуть тебе четыреста франков. У меня их нет. Они были у Хельмута, и я хотела послать их тебе, но он сказал, что ты и так неплохо заработал на нас. Ты заработал на нас? Хельмут хотел на мне заработать, и его друг тоже хотел на мне заработать — это я поняла позже. Но ты… — Она, нахмурившись, водила пальцем по квадратикам клетчатой скатерти.

— Если бы я не получил этот заказ, мы бы с тобой не познакомились. А когда мы вместе ехали в Швейцарию, у меня уже не было никакого заказа и я не зарабатывал никаких денег. Как ты попала к Хельмуту из Локарно?

— Я позвонила ему, и он приехал. Потом мы проехали весь сапог — всю Италию, до самой Сицилии и обратно, до Ривьеры, а потом в Испанию. Хельмут все присматривался — где бы раздобыть денег, но так и не смог…

Рассказывая, она говорила о себе и о Лемке как о каких-то посторонних, незнакомых ей людях. На мои вопросы она отвечала скупо. Из ее несвязного рассказа я понял, что деньги, которые он привез с собой, они быстро истратили, швыряя их направо и налево, а потом ночевали в машине, обедали в ресторанах и уходили, не оплатив счета, заправлялись на бензоколонках и уезжали, не расплатившись, и воровали в супермаркетах.

— Потом Хельмут захотел, чтобы я… Нам попадались туристы и другие мужчины, которые западали на меня, и Хельмут сказал, что я могла бы быть с ними полюбезнее… Я отказалась.

— А почему ты не заказывала разговоры, оплачиваемые вызываемым абонентом? Ты ведь потому и не звонила мне больше, что у тебя не было денег?

Она рассмеялась.

— А смешно было болтать по телефону ночью, правда? Иногда тебя не было дома, но меня ведь тоже не было. — Она опять рассмеялась. — Я просила Хельмута сказать своему другу, чтобы тот передал тебе привет. Хотя знала, что он, конечно, не передаст.

Мы заказали обед. Раньше в «Лесном трактире» была славная, простая домашняя кухня. Но сегодня микроволновая печь позволяет любой захудалой харчевне в течение нескольких минут подать на стол скверный беф а-ля бургиньон.

— Да, было время, когда мы с тобой питались лучше. — Она подмигнула мне. — Помнишь отель у Муртенского озера?