Другие времена, другая жизнь - Лейф Г. В. Перссон Страница 67

Викландер уже затребовал материалы по убийству Эрикссона из стокгольмского полицейского архива, и Хольт не потребовалось много времени, чтобы понять, что они никому давно не нужны: все оставалось в том самом виде, что и в 1989 году, когда они с Ярнебрингом получили приказ прекратить следственное дело.

Десять папок формата А-4, около двух тысяч страниц. Протоколы допросов, выписки из баз данных, регистров, какие-то распечатки — множество бумажного мусора. Но нашлись также и данные, которые, как было ей известно из опыта, действительно представляют интерес, особенно по прошествии столь долгого времени: два судебно-медицинских протокола, протокол обследования места преступления, протоколы криминалистической экспертизы. Десять папок, две тысячи страниц — для дела об убийстве на удивление скромно.

Подшивки были составлены очень тщательно — явно рукою Гунсан, никто, кроме нее, на это не был бы способен. Вклад руководителя расследования Бекстрёма заключался в длиннющем списке людей, замешанных в преступлениях против гомосексуалистов. Гунсан позаботилась, чтобы все эти распечатки заняли подобающее им место.

Господи, какой мерзкий тип! — подумала Хольт, имея в виду коллегу Бекстрёма.

Она прекрасно знала, что отыскать что-то важное в папке с материалами следствия иной раз труднее, чем на месте преступления. Поэтому начала с того, что распечатала данные о Штейн, которые ей прислала Маттеи.

Если что-то искать, надо искать всерьез. Хольт вспомнила слова Ярнебринга о гардинах в квартире Эрикссона: «Мало пощупать швы, надо открутить и заглушки на штангах». Поскольку копаем материал на фру Штейн, следует узнать о ней как можно больше, тогда и найти будет проще. Предположим, выяснится, что за ней числится не только тот факт, что она в десятилетнем возрасте случайно угодила в фотоальбом Эрикссона.

А может быть, она что-то вроде Мэри Белл, [29]усмехнулась про себя Хольт.

Итак, Хелена Штейн родилась осенью 1958 года, окончила французскую гимназию весной 1976-го в неполных семнадцать лет. Поступила в Упсальский университет. Состояла в стокгольмском студенческом землячестве, изучала юриспруденцию. Окончила курс за три года вместо обычных четырех с половиной, предусмотренных учебной программой. Высшие оценки по всем предметам, за исключением двух. После этого работала в суде в Стокгольме, проходила практику в известном адвокатском бюро в Эстермальме, где и получила место помощника адвоката. Через пять лет после окончания, ей тогда было двадцать семь, стала членом Общества адвокатов — про таких молодых адвокатов Хольт никогда даже не слышала. Остановившись на этом этапе биографии Штейн, Хольт поняла, что именно она ищет. Найти нужную бумагу не заняло и пяти минут.

Это даже смешно, подумала Хольт. Если знаешь, что искать, все до идиотизма просто.

Перед ней лежали три листа, которые она сама и положила в одну из этих папок десять с лишним лет тому назад. Программа конференции САКО, имевшей место быть в Стокгольме, в Эстермальме, 30 ноября 1989 года, в тот самый день, когда Эрикссон был убит. Между десятью и половиной одиннадцатого утра адвокат Хелена Штейн рассказывала о судебном процессе, на котором представляла интересы САКО в гражданском суде Стокгольма. Это был третий доклад в утренней программе, последний перед пятнадцатиминутным перерывом. В числе слушателей был начальник бюро ЦСУ, представитель ТСО Чель Эрикссон, и она это прекрасно знала.

Хольт читала эту программу, обедая с Ярнебрингом на следующий день после убийства Эрикссона, и именно она провела несколько часов за безрезультатными поисками данных на всех участников конференции, докладчиков и организаторов. Но поскольку Хольт тогда не знала, кого ищет, Хелена Штейн оказалась для нее невидимкой.

Странное чувство, подумала Хольт, взвешивая документ на ладони. Интересно, сохранились ли мои отпечатки пальцев через десять лет?

— Ну и как дела? — В дверном проеме появилась Маттеи.

— Я ее нашла.

— Та самая конференция?

Этого не может быть, подумала Хольт.

— Да, — сказала она. — Откуда ты знаешь?

— У меня появилась идея, где надо искать, поэтому я и пришла. Я взяла биографию Эрикссона, в частности хронологию его действий в день убийства, сопоставила ее с биографией Хелены Штейн. Конференция о трудовом праве, адвокат Хелена Штейн… Если хочешь, пришлю тебе копию попаданий… Собственно, их два. Одно по трудовому праву, другое по адвокатам. Кстати, очень умная программа, сначала находишь документы, потом сопоставляешь их друг с другом.

— Охотно верю, — улыбнулась Хольт.

Лиза — это что-то невероятное, подумала она.

— Это ты ее нашла, — пожала плечами Маттеи.

В нашей конторе только это и признается, хотя ничего примитивнее не придумаешь, подумала она.

— Будем считать, что так, — сказала Хольт.

Тут-то ты и получил по носу, вспомнила она своего непосредственного начальника, Ларса Мартина Юханссона, который сейчас наверняка, развалившись на тахте, смотрит ящик и мечтает о старом добром времени, когда он был легендой и никто не решался ему возражать.

— Я имею в виду, это ты связала Штейн и Эрикссона в день убийства, — уточнила Маттеи. — Но у меня есть еще одна мысль…

— Слушаю со все возрастающим вниманием, — сказала Хольт.

Оказывается, пока Маттеи сидела и ждала, когда же соизволит появиться Юханссон, она прочитала протоколы двух допросов фру Вестергрен, соседки Эрикссона. Почему именно эти протоколы? Очень просто: перелистала одну, не самую толстую, папку и сочла их наиболее интересными.

— Допросы его приятелей — хуже не придумаешь, — заметила Маттеи. — Этот Бекстрём, мне кажется, не совсем здоров. Он все время пытается подогнать допрос под свою версию, вытянуть из них подтверждение, что Эрикссон был гомосексуалистом. Зачем ему вообще понадобилось их допрашивать? Допросил бы самого себя…

А вот фру Вестергрен сделала, если верить Маттеи, одно очень интересное наблюдение, а именно: за несколько месяцев до убийства Эрикссон стал злоупотреблять алкоголем. Она так и сказала: «злоупотреблял алкоголем».

— Я почти не пью, — сказала Маттеи, — но иногда, когда надо сбавить обороты, расслабиться, прихожу домой и наливаю рюмочку. Чтобы в голове не шумело. Мне кажется, Эрикссон стал «злоупотреблять алкоголем», потому что нервничал, боялся чего-то… И началось это осенью того года, за несколько месяцев до убийства.

— Так думали и мы с Ярнебрингом… Моего напарника звали Ярнебринг. Беда в том, что никакой причины мы так и не нашли. Подозревали какие-то экономические проблемы, однако дела у него шли лучше, чем когда бы то ни было.