Нянька для олигарха - Ирина Мельникова Страница 7

Что касается внебрачных связей генерала Карасева и его троих детей от молоденьких любовниц, эти слухи Надежду тоже не интересовали, как не интересовали скандалы, что были связаны с его именем: обвинения в коррупции, связь со спиртовой мафией, забеременевшая пятнадцатилетняя модель… Несмотря ни на что, Александр держался за Галину, видно, и впрямь любил ее. И это единственное, что заставляло Надежду относиться к нему с уважением. Что касается остального, она нисколько не сомневалась, Карасев своего не упустит, и будет брать от жизни все, пока не получит по рукам… И получил! Полгода назад его официально отправили на пенсию… Говорят, министр очень нелестно о нем отзывался, и даже не приехал на проводы…

Честно сказать, этих подробностей Надежда дочери не сообщала. Слишком грязные были подробности, не для нежных девичьих ушей. И Надежда тихо радовалась, что Бог сподобил ее вовремя расстаться с Карасевым, а все стрессы, волнения и обиды выпали на долю прокурорши. Теперь она не воспринимала развод, как наказание, а как подарок судьбы…

Но, признавшись Жене, кто ее отец, и почему она дала ей собственное отчество, она все чаще и чаще стала вспоминать другого Женю. Единственное, что она не объяснила дочери, так это происхождение ее имени. Но с того момента, еще усерднее, еще старательнее, с почти болезненным тщанием всматривалась в лица военных, если их показывали на экране, будь то Чечня, Таджикистан или зоны межнациональных конфликтов.

Один раз ей показалось, что она видит знакомое лицо. По телевидению шел репортаж из Косово, и журналист брал интервью у двух офицеров-десантников из группы российских миротворцев, но ведь Женька никогда не был десантником. Хотя в ВДВ тоже были политруки, и кому бы еще позволили дать интервью, как ни офицеру, знающему, что нужно ответить даже на самый хитрый и коварный вопрос…

Но она застала лишь конец репортажа, и потому так и не поняла, был ли худощавый подтянутый полковник с загорелым и обветренным лицом ее Женькой, или она попросту приняла желаемое за действительность…

Выключив телевизор, она достала фотографию Евгения, зажгла свечи и часа два сидела за столом, пила красное вино, смотрела на снимок, и плакала… Господи! Ей так ничего не удалось забыть! И после этого она стала вынашивать мысль непременно съездить в Белогорск, пройтись по зеленым улицам, по тем самым, по которым они бродили ночи напролет, и лишь под утро спохватывались, что ей к восьми на фабрику…

Вагон вдруг резко дернулся, пронзительно заскрежетали тормоза, Надежда едва удержалась за поручень… Кажется, кто-то на полном ходу сорвал стоп-кран? По коридору, с противоположного конца вагона бежала в свое купе проводница и отчаянно ругала пассажиров, которые повыскакивали из своих купе, толпились у окон и возбужденно галдели, строя догадки, что случилось на самом деле. Некоторые пытались высунуть голову в окно и разглядеть, что происходит в направлении движения состава.

Поезд окончательно замедлил ход. Прекратился отвратительный зубовный скрежет и лязг, зато хорошо стал слышен возбужденный говор пассажиров, и отдельные сердитые выкрики. Похоже, кто-то чуть не упал с верхней полки, а какой-то мужчина сетовал, что порезал руку, потому что в этот момент открывал бутылку пива… Проводница появилась из купе и громогласно заявила:

— Связалась со штабным вагоном. Машина застряла на переезде. Грузовик… Рванул через пути, думал успеет, а мотор, кажись, отказал.

— Жертвы, жертвы, есть? — ринулись к ней самые любопытные.

Она в недоумении пожала плечами.

— Про то начальник поезда ничего не сказал. Машинист вроде вовремя тормознул…

Проводница направилась к тамбуру, часть пассажиров, в основном, мужчины, за ней, и она грозно прикрикнула на них:

— Не смейте выходить из вагона. Никого назад не пущу, коли отстанете. Я только посмотрю и назад.

Надежда видела, как она спрыгнула на землю и, придерживая рукой пилотку, побежала вдоль состава к тепловозу.

— Смотри-ка, сколько машин у переезда скопилось, — сказал за ее спиной капитан и неожиданно положил ей руки на плечи. — Даже братки на рожон не лезут, с чего бы это?

Она не успела приказать Николаю немедленно избавить ее от своих объятий. Ее внимание привлекла группа людей, на которых как раз указывал бывший капитан первого ранга. Они толпились возле трех сверкающих джипов, которые съехали с дорожного полотна на обочину, но, судя по тому, что следующие за ними автомобили трассу не занимали, очереди своей уступать не собирались. Правда, и лезть вперед не старались. К переезду подъезжал огромный трактор, вероятно, он будет стаскивать грузовик с полотна.

Надежда некоторое время наблюдала за трактором, как он пятится задом, фырча и плюясь сизым облаком отработанных газов. Возле него суетились сотрудники ГИБДД, какие-то люди в железнодорожной форме и в оранжевых жилетах ремонтников. Самого автомобиля из окна не было видно, и Надежда вновь перевела взгляд на группу мужчин возле джипов. Это были крепкие молодые ребята в темных костюмах и светлых рубашках, с короткими, чуть длиннее, чем у бандитов, но короче, чем у нормальных граждан, стрижками и японскими рациями в руках. Смотрелись они вполне цивилизованно, и на бандитов походили не слишком, скорее, на телохранителей какого-нибудь богатея или партийного вельможи.

Но кто их знает этих богатеев и вельмож, вполне возможно, что сами они как раз из подобного спецконтингента. Обтесались, обтерлись, приоделись, глядишь и не отличишь от вполне законопослушных граждан. Правда, физиономия, как не скрывай, выдает былые пристрастия. И как тут не вспомнить старину Ламброзо с его откровенно буржуазной теорией. Но что поделаешь, если за спиной иного добропорядочного буржуа стоит пара поколений отпетых уголовников…

Надежда усмехнулась про себя. На ней, как не крути, тоже лежит печать прежних пристрастий, поэтому, видно, и привлекли ее внимание ребята с хорошо развитыми челюстями и мускулами. Оказывается, она не совсем потеряла профессиональное чутье, и не зря, наверно, всей своей закаленной боями милицейской шкурой почуяла вдруг опасность. Теперь она не отводила от этой компании взгляда, стараясь разглядеть, чем занимаются парни в темных костюмах.

Они стояли полукругом, загораживая широкими плечами и мощными торсами кого-то, явно не любителя посторонних взглядов, а, может, просто о чем-то совещались. И когда они вдруг расступились, Надежда не поверила своим глазам. В следующую секунду она уже мчалась к выходу из вагона, а еще через пару мгновений спрыгнула на усыпанную галькой насыпь…

Глубокий ров отделял железнодорожную насыпь от дороги. На дне его стояла вода, метра в полтора шириной, и это препятствие невозможно было преодолеть в прыжке. Противоположный склон рва был не менее крутым, но в отличие от насыпи — глинистым и скользким. Надежда бежала по насыпи вдоль поезда, высматривая, где можно удобнее перебраться на противоположную сторону. Одновременно она не выпускала из поля зрения трех телохранителей, которые сопровождали высокого молодого человека в белых брюках и тенниске. Они быстро шли к переезду, до которого оставалось метров сто, не больше. И тут Надежда столкнулась с проводницей. Та бежала навстречу ей от головы поезда и орала не своим голосом: